Я желал бы ответить утвердительно; но, к сожалению, различные причины заставляют меня думать, что лишь немногие отдельные лица в состоянии будут изменить свой политический символ веры. Одна из этих причин порождает все другие.
Эта существенная причина заключается в том, что ограничение правительственной власти в означенных пределах желательно только для общества промышленного типа, что оно совершенно несовместимо с военным типом и лишь отчасти отвечает стремлениям полувоенной, полупромышленной формы, характерной для современных прогрессивных наций. В каждом фазисе социальной эволюции должна существовать полная гармония между практической деятельностью и верованиями, то есть, конечно, верованиями действительными, а не номинальными. Жизнь может продолжать свое течение только благодаря согласованию мыслей и действий. Или образ действий, вызванный необходимостью, должен изменить верования так, чтобы они согласовались между собой, или же преобразование верований должно в конце концов изменить образ действий.
Из этого следует, что если охранение социальной жизни при такой сложности условий требует безусловного подчинения верховному главе и полного доверия к нему, то установится та доктрина, что подчинение и доверие не только полезны, но и обязательны. И наоборот, если при других условиях подчинение граждан правительству не необходимо для охранения национальной жизни, если, напротив, национальная жизнь крепнет и улучшается по мере того, как граждане получают большую свободу действий, в их политической доктрине совершается постепенное изменение, результатом которого являются уменьшение веры в правительственную власть, увеличение склонности относиться скептически к ее авторитету и стремление в различных случаях противодействовать правительственному вмешательству. Это изменение приводит, наконец, к утверждению доктрины ограничения.
Поэтому мы не можем надеяться, чтобы в настоящее время правительственное мнение могло значительно измениться. Но рассмотрим этот вопрос поближе.
Вполне очевидно, что успех войны зависит от доверия солдат к своему полководцу. Если они не верят в его знание, то этого почти достаточно, чтобы парализовать их усилия во время сражения, тогда как абсолютное доверие к нему заставит их выполнить свою задачу с энергией и храбростью. Если, как это случается в нормально развившемся по военному типу обществе, одно и то же лицо управляет в мирное время и командует во время войны, то доверие к его превосходству на поле сражения внушит доверие и к его способностям государственного деятеля, а общество, в большой мере тождественное с войском, охотно подчинится ему как законодателю. Даже тогда, когда гражданский глава, перестав быть военачальником, исполняет свою военную должность через своего представителя, то традиционное доверие к нему все еще сохраняет свою силу.
Точно то же и по отношению к повиновению. При совершенно одинаковых во всем остальном условиях армия недисциплинированных солдат ниже армии дисциплинированных. Те, которые поспешно и всецело повинуются начальнику, имеют более шансов на успех в битве, нежели те, которые не слушаются данных им приказаний. А то, что верно по отношению к войску, верно также и по отношению к обществу в его целом; успех на войне неизбежно зависит главным образом от воли управляющего, который набирает людей, снабжает, когда нужно, деньгами и устраивает все согласно требованиям минуты.
Отсюда, так как лучшие люди переживают сражения, характерной чертой военного типа общества является глубокая вера в правительственную власть, соединенная с привязанностью к государю, которая вызывает абсолютное повиновение во всем. Поэтому среди политических теоретиков военного общества установится доктрина, дающая формулировку необходимым идеям и чувствам и в то же время утверждающая, что законодатель, если он не божественного происхождения, то, по крайней мере, действует под внушением Бога и что абсолютное повиновение ему повелевается самим Богом.
Изменение в идеях и чувствах, которые таким образом становятся характерными для военного типа организации, может совершиться лишь там, где обстоятельства благоприятствуют развитию промышленного типа организации. Основанная на добровольной, а не на принудительной кооперации промышленная жизнь в том виде, в каком мы знаем ее теперь, приучает людей действовать самостоятельно, заставляет их уважать собственные права, уважая в то же время и права других людей, укрепляет в них сознание личных прав и побуждает их сопротивляться злоупотреблениям правительственного контроля. Но так как обстоятельства, делающие войны менее частыми, возникают лишь медленно и так как изменения темперамента, являющиеся следствием перехода от преимущественно военной жизни к жизни главным образом промышленной, могут совершаться лишь незаметным образом, то идеи и чувства только мало-помалу уступают свое место другим идеям и другим чувствам. Существуют различные причины, по которым этот переход должен совершаться постепенно. Вот некоторые из этих причин.
У первобытного и малоцивилизованного человека не имеется еще характера, необходимого для обширной добровольной кооперации. Усилия, добровольно соединяемые с усилиями других ввиду общей выгоды, требуют, если предприятие обширно, такого упорства, которым еще никто не обладает. Кроме того, там, где ожидаемые результаты отдаленны и малоизвестны, как это бывает во многих кооперациях, ради которых соединяются в наше время, там требуется сила воображения, совершенно отсутствующая у малоцивилизованных людей. С другой стороны, большие частные ассоциации, составляющиеся с целью производства в больших размерах, обширные предприятия и другие цели требуют от соединившихся рабочих иерархического подчинения, сходного с подчинением, необходимым в военной жизни. Иными словами – нельзя достигнуть развитого промышленного типа, каким он является в наше время, не пройдя через военный тип, который путем дисциплины воспитывает с течением времени упорство в усилиях, готовность действовать под руководством (уже не навязанным, а принятым по договору) и привычку организоваться для достижения больших результатов.
Следовательно, в течение долгих периодов социальной эволюции для управления всеми делами, за исключением самых простых, необходима сильная и весьма малоограниченная правительственная власть, пользующаяся всеобщим доверием и повсеместным послушанием. Этим и объясняется тот факт, что, как это показывает прошлое древних цивилизаций и нынешний Восток, великие предприятия могут осуществляться только государством и что добровольная кооперация может заменить принудительную кооперацию лишь постепенно и вызвать по справедливости соответствующее уменьшение веры в способность и авторитет правительства.
Вера эта поддерживается главным образом необходимостью сохранить способность к войне. Необходимо, чтобы правительство могло при помощи такого доверия и такого всеобщего подчинения располагать по своему усмотрению всеми силами общества сообразно с нуждами нападения и защиты – отсюда вытекает теория, обосновывающая веру и повиновение. Пока чувства и понятия людей таковы, что постоянно могут угрожать нарушениям мира, люди должны доверять авторитету правительства настолько, чтобы давать ему право принуждения, которого требуют военные предприятия, и в то же время это доверие к его авторитету неизбежно дает правительству принудительную власть и для других предприятий.
Таким образом, как мы уже говорили, основная причина, не позволяющая рассчитывать на многочисленных приверженцев изложенной нами доктрины, состоит в том, что мы в настоящее время лишь частью
