Французы искали в Ордосе по заданию Парижского института палеонтологии человека истоки европейских культур древнекаменного века. Если древний человек мигрировал в Европу из Ордоса, как уверяют некоторые археологи, он не мог миновать Гоби. Значит, можно надеяться открыть в пустыне более древние культуры каменного века. Нельсона радовала такая перспектива!
Все дальше на северо-запад уходили автомашинам экспедиции, оставляя позади одну сотню миль пути за другой. Курс — на Гобийский Алтай, к Долине озер. Там, неподалеку от нежно-голубого хребта Гурбан-Сайхнц (Три красавицы), располагалась древняя котловина знаменитого Шабарак-усу, где решено было продолжить поиски динозавров. Наступил май, и Долина озер встретила экспедицию жарой, ослепительно-ярким солнцем и беловато-голубым безоблачным небом. Впереди расстилалась низкая, почти полностью лишенная растительности пустыня, покрытая увалами, засыпанная щебенкой, мелким гравием и песком.
12 мая автомобили подъехали к котловине Шабарак-усу. Однообразный желтовато- серый фон пустыни внезапно исчез — машины стояли на краю глубокого обрыва, а внизу было раздолье неожиданно ярких и пестрых красок. Так вот они какие, знаменитые «Пылаюшие скалы» Шабарак-усу, о которых Эндрюс не один раз рассказывал Нельсону.
Ветры и солнце вскрыли по склонам причудливых долин пласты многоцветных глин, песков, осадочных и изверженных горных пород. Преобладали пурпурно-красные, черные и зеленовато-коричневые тона. Крутые обрывы, узкие ущелья, изрезанные сетью глубоких морщин-оврагов, глинистые склоны древнего берега реки или озера в сочетании с диким хаосом беспорядочно нагроможденных песчанистых глыб и полукружьями дюн создавали потрясающее впечатление. Вот она, умирающая без воды Гоби — детство нашей Земли. Такой она была, очевидно, и сотни миллионов лет назад, такой планету видели динозавры. Для полноты картины не хватало лишь воды да соответствующей растительности.
Впрочем, «вода» есть: раскаленные потоки воздуха создают удивительные миражи сверкающих на солнце голубовато-зеленых водных бассейнов и ярко-синих рек, манящих прохладой. Нельсон иногда не верил, что это обман пустыни, настолько живо выглядели озера и реки. Приблизиться к «воде» невозможно — «озера» отступают, меняют очертания и окраску, но, когда поверишь наконец, что впереди настоящее озеро, оно внезапно тает на глазах и исчезает без следа. Вот и сейчас на месте только что растаявшего в воздухе миража — безводная котловина. Есть дно озера, его берег, застыли окатанные водой и выброшенные прибоем гальки, но нет воды.
Вдали синеют громады пиков Гобийского Алтая. Горы черно-голубые, прохладные. Сквозь сиреневато-дымчатое марево, окутывающее склоны величайших гор Монголии — Их-Богдо и Бага-Богдо, проступают ярко-белые снежные пятна и полосы. Не верится, что в такую жару где-то прохладно и лежит снег. Над горами Губран-Сайхн неожиданно возникают белые нежные облака с завихренными в виде запятых краями. Точь-в-точь как на восточных миниатюрах!» — подумал Нельсон. Но живут облака недолго — незаметно Растекаются, становятся полупрозрачными и наконец бесследно исчезают.
И все же ни с чем не сравнимую, совершенно фантастическую картину представляла котловина Шабарак-усу вечером, минут за десять до захода солнца. Круглые обрывы изъеденных ветром древних песчанистых отложений полыхали ярко-красным пламенем. Казалось, вся котловина превратилась в море огня. Этот неожиданным эффект объяснялся просто: лучи заходящего солнца освещали древние красноцветные песчаники стен котлов вины и останцы, создавая совершенно реальное представление «пылающих скал».
Но это был далеко не главный сюрприз, который приберегла для путешественников котловина высохшегся озера Шабарак-усу, поистине неистощимая кладовая сокровищ. Все началось с того, что, когда наступили время обеда, к майханам возвратился из странствий по долине Шекельфорд. Неизвестно почему он направился к зарослям тамариска и затем полез к берегам гиблого соляного болотца, расположенного у дальних колони красных песчаников. Во всяком случае, можно определенно сказать, что вряд ли там располагалась самая удачная точка для фотосъемок Шабарак-усу. Но как бы то ни было, Шекельфорд возвратился в лагерь до предела нагруженный камнями и вывалил их перед входом в майхан Нельсона.
— Эти камни обработаны человеком! — взволновался Нельсон, рассматривая кусок кроваво-красной яшмы, на поверхности которого виднелись отчетливые следы сколов.
— Возможно, — небрежно буркнул Шекельфорд и пожал плечами. Он давал понять, что выполнил свою обязанность а в деталях пусть разбираются знатоку. — Да их там сотни, все не соберешь!
Нельсон подумал, что Шекельфорд разыгрывает его. Но когда на следующее утро он отправился вместе с Эндрюсом, Луксом, Берки и Моррисом к дальнему болотцу, открывшаяся картина буквально потрясла всех. За фигурными скульптурами красноцветных останцев, возвышающихся как часовые, располагались долины, выметенные ветрами до основания. На твердом и чистом песчанистом дне их сплошной массой лежали тысячи обработанных камней: отщепы, расколотые желваки, а также всевозможные орудия из желтой и красной яшмы, белого, розового и желтого халцедона, серого песчаника и темного полупрозрачного кремня.
Дно долины таинственно и призывно сверкало и переливалось в лучах утреннего солнца всеми цветами радуги. Белый, прозрачный, как стекло, халцедон, полудрагоценная кремнистая порода, явно преобладал на том участке долины. Можно было подумать, что это свежевыпавший снег, тонким слоем припорошивший песчанистое дно долины. В каких же грандиозных масштабах и как долго следовало колоть камень, чтобы накопилось такое изобилие его? Нельзя было ступить ногой на свободное от сколов пространство: подошва прикрывала десяток, а то и более отщепов.
Когда шок от неожиданного столкновения с несметными богатствами каменного века прошел и волнение несколько улеглось, все двинулись осматривать сокровища. Среди тысяч отщепов и сотен бесформенных сколов, отбросов производства, каждый старался отыскать законченное орудие: скребок, нож, наконечник стрелы, проколку, ножевидную пластинку, а также нуклеусы, с которых они скалывались. Но и среди инструментов привередливо выбирались наиболее выразительные. Все заботы и мысли отошли в сторону, окружающий мир исчез: перед глазами осталась лишь полоска земли, на которой оббитыми гранями поблескивали камни.
Занятые заразительным поиском, спутники разбрелись в разные стороны и лишь временами подходили друг к другу, чтобы по-мальчишески похвастать какой-нибудь необычной находкой. Эндрюс не узнавал Нельсона. Сутуловатая фигура этого степенного и спокойного человека, которого, кажется, ничто не могло вывести из равновесия, мелькала между ветками саксаульника. Нельсон непрерывно нагибался, подбирал то один, то другой камень. Беготне между дюнами не было видно конца, никто не находил в себе сил расстаться с увлекательным занятием.
Наступил полдень, жара и жажда стали невыносимыми, и решено было на время прервать сборы, Нельсон с неутомимостью фанатика сортировал находки. Чего только не было среди них! Крупные и грубо оббитые куски красной яшмы — едва опробованное мастерами сырье, которое они намеревались в будущем пустить в Юло. Нуклеусы, служившие для скалывания ножевидных пластин, были представлены во всех стадиях их оформления: от продолговатых галек халцедона и яшмы с одним-двумя небрежно сделанными сколами до изящно ограненных призм, цилиндров и конусов. Строго параллельные друг другу желобки, «негативы» соструганных пластин покрывали поверхности скалывания нуклеусов.
Какого поистине ювелирного совершенства и, пожалуй, предельно высокого уровня мастерства достигла техника обработки камня, во всей полноте демонстрировали многочисленные серии мелких инструментов, микролитов, изготовленных из пластинок и сколов. Изящно, с щеголеватой тонкостью и точностью, удивительным чувством симметрии оформлялось каждое орудие, Кажется, мастеру доставляло невыразимое наслаждение выстругивать разноцветный камень, он священнодействовал!
Чаще всего попадались ножевидные пластины — длинные и короткие, узкие и широкие, тонкие и относительно массивные, но, как правило, со строго параллельными сторонами. Края пластин были остры как бритва, будто кто-то долго и старательно оттачивал их. На самом деле пластины, конечно, никто не точил — они скалывались так, что края сами по себе получались утоньшенными до предела и могли употребляться без дополнительной обработки лезвия. И в самом деле, по краю некоторых пластинок виднелись микроскопические выщербленки — следы использования этих миниатюрных орудий в работе.
Другие пластины тщательно обрабатывались по краю ретушью — мелкими фасетками сколов, тесно примыкающих друг к другу. Лезвие как бы намеренно притуплялось, но зато оно лишалось хрупкости и становилось прочным и долговечным. Такие ножевидные пластины с ретушированным или в других случаях необработанным краем служили лезвиями для комбинированных инструментов.
