не могу раскрывать все подробности. Тем не менее, я могу говорить о процессах и формах, с которыми знаком благодаря своему жизненному опыту, полученному во взаимодействии с родной общиной и другими аборигенными сообществами по всему континенту, в том числе с людьми ньюнгар (Nyoongar), марди (Mardi), нунгар и кури.
Наши знания сохраняются благодаря тому, что каждый несет в себе их частицу, пусть даже совсем крохотную. Если вы хотите увидеть паттерн творения, обратитесь к каждому и выслушайте его внимательно. Подлинное знание легко проверить, если вы знакомы с этим паттерном; каждый фрагмент отражает структуру всей системы. Если паттерн – тот самый, знание истинно вне зависимости от того, одет ли говорящий в юбку из травы, в деловой костюм или в школьную форму.
Поэтому я переворачиваю линзу.
Я не пишу о системах Аборигенного знания для глобальной аудитории – я исследую глобальные системы с точки зрения Знания. Нижеследующие символы позволяют выразить это ключевое понятие в виде жеста:
Читатель может понять физический жест как живой текст, повторив эту картинку: сомкнутые пальцы левой руки изображают страницу или экран, письменное знание в целом, а пальцы правой руки, разведенные, как на известном отпечатке в наскальном изображении, символизируют устную культуру и знания Первых народов. Предполагается, что рука с растопыренными пальцами подносится к глазам и становится линзой, через которую вы смотрите на руку с сомкнутыми пальцами.
Такого подхода мы и будем придерживаться в этой книге. Чтобы не потеряться в потоке печатных букв, я выстроил главы на основе устного общения, благодаря чему сложилась череда бесед с разными людьми, каждая из которых вызвала во мне чувство дискомфорта. С этими людьми я беседую потому, что они расширяют мое мышление больше, чем те, кто знает лишь то, что знаю я. Некоторых я назову по имени, но остальных лучше не привязывать к печатному слову и к определенному моменту мысли, а предоставить им возможность существовать в родной для них культурной среде, связанной с плодотворной практикой беседы. Такие беседы ведутся в традиционной форме, которую мы, аборигены, всегда использовали для создания и передачи знания.
Приступая к очередной главе, я сперва вырезáл на традиционных предметах логические цепочки и идеи, почерпнутые из соответствующих бесед. Я делал это для того, чтобы моя перспектива устной культуры не подверглась фрагментации и искажению в процессе письменной фиксации.
Например, для этого введения я провел немало времени за изготовлением щитов из коры вместе с моим шурином Хейденом Кэллехером и художником Адамом Риджуэем из людей ворими (Worimi). С Адамом я обсуждал все проблемы, возникавшие при создании книги, и то, как мне следует защищать себя. Мы срезали кору с красных эвкалиптов в правильное время года, когда деревья сочились соком, вокруг бродили вомбаты, а лирохвосты вступали в брачные игры. Мы держали кору над огнем и привязывали рукоятки, чтобы сделать толстые щиты. Некоторые из них Адам использовал для выставки, на которой он вывел паттерны сотворения мира при помощи света, отражавшегося от кусочков зеркала, приклеенных к щитам. Это он нарисовал на айпаде символы ладони, которые вы видели выше. Таким образом, идеи, изложенные на письме в этом введении, запечатлены на щитах. Я просто держу эти предметы перед собой и перевожу в печатный вид фрагменты знания, явленные моему зрению на щитах.
Этот метод я называю umpan. Этим словом мы обозначаем вырезывание и изготовление, но теперь оно также используется и для письма. Мой метод письма включает образы и истории, привязанные к месту и отношениям и выраженные в первую очередь посредством культурной и социальной деятельности. Содержание моей книги визуально, выглядит оно так:
Каждая глава включает в себя «разговор на песке», который служит напоминанием о традиции аборигенов передавать знания посредством рисунков на земле. Я не могу поделиться большим объемом символического знания, потому что оно либо ограничено (возрастом, очередностью появления на свет, полом, уровнями мастерства), либо подходит только для отдельных мест или групп – например, легенда об австралийском журавле может быть значимой для меня как для члена клана апалеч или для других людей того же тотема, но ее нельзя обобщить для всех читателей. Поэтому в разделе «разговор на песке» каждой главы я буду делиться знаниями начального уровня. В них могут упоминаться некие истории, которые, однако, не будут изложены полностью. Тем не менее, они представляют собой части большой истории, метаистории, которая пронизывает всю Австралию густой сетью троп песен, пролегающих по земле и по небу; эта метаистория – Сновидение звезд, которым Джума Феджо из народа ларракия (Larrakia) хочет поделиться со всеми Народами. Эта история живет там, где ходят черепахи, – а черепахи есть везде, даже в пустынных странах, поэтому она объединяет весь мир.
Джума и я – оба-мы – работаем с этим знанием и связываем вместе истории со всего континента с 2012 года, когда, как полагали многие люди, исходя из странного толкования календаря майя, должен был наступить конец света. Я включу некоторые части Сновидения звезд Джумы в каждую главу, чтобы помочь читателю глубже проникнуть в понятия. Таких образов шесть, по три с каждого края черепашьего панциря, и каждый из них будет сопровождаться историей. Другие семь образов я придумал сам в годы, предшествовавшие моей аспирантуре, – в ту пору меня беспокоило, что мое научное знание берет верх над культурным. Поэтому я испытывал потребность создать нечто более значимое для самого себя, чем диссертация. Я делился этими мыслями со многими людьми в разных местах, чтобы помочь им приблизиться к аборигенным способам мышления и познания как к структуре понимания, необходимого для совместного создания (со-творения) устойчивых систем.
Я участвовал в различных конференциях и дискуссиях об Аборигенном знании и устойчивости (sustainability) и прочитал много статей на эту тему. В большинстве из них излагается один и тот же упрощенный довод: Первые народы живут здесь тысячи лет, они знают, как сосуществовать в гармонии с этим местом, поэтому мы должны учиться у них, чтобы найти решения для актуальных проблем устойчивого существования (я часто задаюсь вопросом: о каких таких «мы» идет речь в этом утверждении?). Далее приводятся отдельные примеры устойчивых практик доколониальной эпохи – и готово. Публика остается в недоумении: «Ну хорошо, а дальше что? Как всё это можно применять сегодня для решения проблем, с которыми мы сталкиваемся?»
Ответов на эти вопросы нет, потому что участники-аборигены, как правило, предлагают шаблонные рассказы о себе и делятся культурными артефактами, которые должны представить чужакам тщательно отредактированную версию их прошлого, –
