5 июля началась операция «Цитадель». Она проводилась с целью окружить войска, находившиеся на Курской дуге. Южная ударная группировка, наступая из района западнее Белгорода, и северная (9–я армия генерала Моделя) должны были соединиться в районе Курска. В результате сильного сопротивления русских войск наступление 9–й армии уже 9 июля было остановлено. 15 июля Гитлер приказал приостановить наступление и группы армий «Юг», так как войска были нужны ему для ведения боевых действий в Италии. Русские сразу же перешли в контрнаступление с далекоидущими оперативными задачами. Действовавшие на их южном крыле 63–я и 3–я танковые армии нанесли удар восточнее Орла по войскам 35–го корпуса.
23 октября 1942 года меня, прибывшего из 52–й пехотной дивизии, назначили командиром корпуса 2–й танковой армии, которая располагала лишь пехотными войсками. Штаб армии находился в Орле, штаб корпуса — в 20 км южнее Орла.
Местность в районе действий корпуса и у противника была слегка пересеченной и, несмотря на несколько небольших рощиц, хорошо просматривалась. Сильные дожди затрудняли передвижение по местности и использование грунтовых дорог.
От Орла плохие шоссейные дороги вели в Курск, Новосиль, Мценск и Брянск. Одноколейные железнодорожные линии шли на Курск, Елец, Мденск и Боянск. [164]
Со времени боев зимой 1941/42 года на фронте армии никаких крупных боевых действий не велось.
В начале лета 1943 года в состав корпуса входили 34, 56, 262 и 299–я пехотные дивизии. Дивизии состояли из трех пехотных полков (по два батальона в каждом), артиллерийского полка (три легких дивизиона и один тяжелый), противотанковой роты и саперного батальона.
Все части корпуса имели штатную численность.
Полосы дивизий были необычно широкими. Так, 34–я и 262–я дивизии занимали полосы шириной по 30 км, а ширина полос каждой из двух других дивизий доходила до 40 км. Таким образом, фронт корпуса был растянут на 140 км.
В полосе действий корпуса противник имел шесть дивизий в первом эшелоне и две–три дивизии в резерве. Кроме того, примерно в 80 км от его фронта, в районе Тулы, находилась 3–я танковая армия, насчитывавшая, по нашим предположениям, 600–800 танков.
Корпус, 2–я танковая армия и группа армий «Центр» не имели никаких резервов. Лишь командиры дивизий держали в резерве по одному батальону.
Поэтому взять из дивизий силы для создания постоянного резерва было невозможно. Но поскольку дальнейшие изменения в обстановке могли поставить корпус перед необходимостью иметь хотя бы небольшой резерв, я нашел выход из положения: приказал командирам дивизий подготовить выделенные в резерв батальоны и артиллерийский дивизион таким образом, чтобы эти силы в случае необходимости в день получения моего приказа, самое позднее к полуночи, могли прибыть в мое распоряжение. Командирам дивизий было также приказано подготовить транспортные средства для быстрой переброски выделенных в резерв подразделений. Это мероприятие позже полностью оправдало себя.
С русской стороны к фронту подходили две одноколейные железнодорожные линии: одна — через Мценск, другая — южнее Новосиль. Кроме того, в этих же направлениях шли две шоссейные дороги. Для России эти дорожные условия на обеих сторонах фронта считались хорошими.
В середине июня в корпусе побывал командующий группой армий «Центр» генерал–фельдмаршал Клюге. Несколько часов мы провели в окопах двух дивизий. Большие [165] промежутки между войсками были заняты отдельными наблюдательными пунктами. В блиндажах отдыхали наблюдатели. На каждую роту приходилось по 1–1,5 км фронта. На 30–40 км имелся один батальон резерва. В конце обхода фельдмаршал сказал: «Это же чистейшее безумие. Как вы собираетесь удерживать эти позиции? Поддержки ни от армии, ни от группы армий не ожидайте».
В конце июня перед центром 35–го корпуса было замечено передвижение войск противника, которое я оценил как начало сосредоточения крупных сил. Мне стало ясно, что ожидавшееся наступление противника не за горами. С этого момента я делал все для того, чтобы определить силу и состав русских войск, направление их главного удара, время наступления.
Разведка работала отлично. Особенно ценными оказались сведения подразделений радиоразведки. В моем распоряжении имелся единственный разведывательный самолет. Но он справлялся со своими задачами и доставлял ценнейшие данные. Ежедневно вечером летчик приходил ко мне с докладом; срочные сведения каждый день по телефону сообщались начальнику разведки. Выслушав доклад, я давал летчику указания на следующий день. Возможности наблюдения с переднего края были весьма ограниченными.
С начала июля отмечалось постоянно усиливающееся движение поездов противника по железной дороге от Ельца в направлении Орла. На аэрофотоснимках были видны эшелоны, груженные танками. В населенных пунктах по обе стороны Новосиля постепенно накапливалось все больше войск. Усиленно велось оборудование огневых позиций артиллерии. Вновь появившиеся многочисленные батареи вели пристрелку. По всему было видно, что здесь полным ходом идет сосредоточение и развертывание крупных сил противника. Такая же информация поступала и от левого соседнего корпуса, разведка которого обнаружила севернее Волхова крупные скопления войск противника.
Мысль о слабых силах, с которыми мне предстояло действовать в условиях сложной обстановки, не давала мне покоя. Но мне не раз удавалось с успехом выходить из почти безнадежного положения, и этот опыт позволял [166] мне спокойно готовиться к предстоявшим событиям. Этому во многом способствовал и тот факт, что я был вынужден находиться в обстановке, которую не мог изменить, и мне не оставалось ничего другого, как по возможности лучше решать свои задачи. К тому же по опыту я знал, что незначительное колебание или малейшая неуверенность несут в себе зародыш неуспеха. Своеобразие опасной и даже кажущейся безнадежной обстановки состоит в том, что она, с одной стороны, может вызвать малодушие и уныние, а с другой — способна заставить мобилизовать все духовные силы.
Все возможности воспрепятствовать проведению противником его мероприятий наши наземные средства использовали полностью. Прежде всего как можно ближе к переднему краю были выдвинуты отдельные батареи и противотанковая артиллерия. Но для противника это были всего лишь булавочные уколы. Единственной возможностью сорвать сосредоточение его сил и подготовку к наступлению или существенно помешать этому было бы использование авиации. Обстановка обусловливала именно такое решение. Но вопреки всем представлениям и докладам этого не последовало. Такое положение сохранялось и во время развернувшихся потом боев, как следствие неправильного развития авиации, вызванного ограниченностью и твердолобостью Геринга, который к тому же не имел никакого представления о проблемах сухопутных войск.
Русская авиация также ограничивалась случайным использованием небольших групп самолетов–штурмовиков, которые существенного воздействия на наши войска не оказывали. Оставив в стороне действия разведывательных самолетов, можно с полным правом сказать, что подготовка к сражению под Орлом проходила так, словно в составе вооруженных сил авиации не было.
10 июля, в день, когда, по моим первоначальным предположениям, должно было начаться наступление, на оперативной карте было отмечено сосредоточение в районе Новосиль не менее двенадцати стрелковых дивизий, 3–й танковой армии и нескольких отдельных танковых бригад. Многочисленные батареи были сведены в артиллерийские дивизии. Нам было известно, что каждый из трех корпусов 3–й танковой армии имеет в своем составе 250 средних и тяжелых танков. Эти данные подтверждались [167] показаниями пленных. С началом наступления выяснилось, что стрелковых дивизий было в полтора раза больше, чем мы предполагали. Хочу сразу же сказать, что на самом деле противник располагал 21 дивизией и 1460 танками. Несмотря на расхождение данных, все же нужно отметить, что работа нашей разведывательной службы была отличной.
Само собой разумеется, интенсивная разведка велась во всей полосе корпуса. Особый интерес проявлялся к району Мценска. Однако замыслы наступления противника раскрыты не были.
10 июля, когда мы сопоставили все данные, стало ясно, что русские нанесут мощный удар из района Новосиля. Сделать такой вывод помог противник.
В результате интенсивнейшей работы оборонительные позиции корпуса уже давно были оборудованы должным образом. Если сравнить огромную протяженность фронта с численностью личного состава корпуса, станет ясно, что была проделана гигантская работа. Передний край представлял собой сплошную линию окопов глубиной 1,5–2 м со стрелковыми ступенями. В 200–300 м от переднего края проходила вторая, но не везде сплошная линия окопов; за ней находилась сильно эшелонированная в глубину система опорных пунктов. Часть этих пунктов была прикрыта проволочными заграждениями. Огневые позиции артиллерийских батарей оборудованы для ведения круговой обороны, для чего отрывались стрелковые окопы и строились проволочные заграждения. В некоторых из них устанавливались противотанковые мины. Основная масса артиллерийских батарей готовилась для ведения огня по танкам прямой наводкой на дальности от 600 до 1000 м. Перед передним краем было установлено сплошное проволочное заграждение шириной 3, а местами 6 м. Перед и за этим заграждением были поставлены противопехотные мины, кроме того, значительная часть позиций прикрывалась противотанковыми минными полями.
