В результате интенсивнейшей работы оборонительные позиции корпуса уже давно были оборудованы должным образом. Если сравнить огромную протяженность фронта с численностью личного состава корпуса, станет ясно, что была проделана гигантская работа. Передний край представлял собой сплошную линию окопов глубиной 1,5–2 м со стрелковыми ступенями. В 200–300 м от переднего края проходила вторая, но не везде сплошная линия окопов; за ней находилась сильно эшелонированная в глубину система опорных пунктов. Часть этих пунктов была прикрыта проволочными заграждениями. Огневые позиции артиллерийских батарей оборудованы для ведения круговой обороны, для чего отрывались стрелковые окопы и строились проволочные заграждения. В некоторых из них устанавливались противотанковые мины. Основная масса артиллерийских батарей готовилась для ведения огня по танкам прямой наводкой на дальности от 600 до 1000 м. Перед передним краем было установлено сплошное проволочное заграждение шириной 3, а местами 6 м. Перед и за этим заграждением были поставлены противопехотные мины, кроме того, значительная часть позиций прикрывалась противотанковыми минными полями.
Оборону корпуса усиливали еще и реки, по которым проходил наш передний край. Левую половину фронта 34–й дивизии прикрывала Ока — широкая водная преграда местами с танконедоступными крутыми берегами. Реку Зуша, протекавшую перед остальной частью фронта 34–й дивизии, а также перед 56–й и 262–й дивизиями, во многих местах можно было перейти вброд, однако благодаря [168] своим крутым берегам и илистому дну она представляла серьезное препятствие для танков. Такую же роль в нашей обороне играла и Озерка.
Наличных сил было недостаточно для занятия всех элементов оборонительных позиций. Поэтому на переднем крае силы и средства распределялись по системе опорных пунктов, а тяжелое оружие находилось в глубине оборонительных позиций.
Плотность обороны корпуса была далеко не достаточной, особенно если учесть силы противостоявшего противника. Без хорошо обеспеченного направления основных усилий, соответствующего направлению главного удара противника, удержать позиции было бы невозможно. То, что русские нанесут свой главный удар из района Новосиля, сомнений не вызывало. В первые дни сосредоточения войск противника имелось предположение, что это мероприятие может быть лишь демонстрацией. Однако после того как стал известен размах подготовительных работ противника, выявилась несостоятельность этого мнения. Было ясно, что удар придется по 262–й дивизии. Однако для определения направления основных усилий при такой растянутости фронта дивизии (30 км) это соображение представлялось нам слишком общим. Постоянно увеличивавшееся число новых батарей противника (до 200), их скученность в небольшом районе перед левофланговым (432–м) полком дивизии, оборудованные на этом же участке выжидательные позиции танков, которые, несмотря на тщательную маскировку, были обнаружены воздушной разведкой, повышенная активность пулеметов перед фронтом этого полка — все это были для меня более чем точные исходные данные, позволявшие сделать вывод, что свой главный удар противник нанесет на участке 432–го пехотного полка. Ширина его участка по фронту составляла около 10 км. Если учесть силы противника, такая узость полосы его главного удара не могла не заставить меня задуматься.
Для определения направления основных усилий обороны значительную роль играют чутье и интуиция, особенно в случаях, когда ощущается недостаток в реальных исходных данных. Такой случай имел место и в этой обстановке.
Определить направление основных усилий обороны, соответствующее направлению ожидаемого главного удара [169] противника, — не значит что‑то сделать. Главное — обеспечить его соответствующими силами и средствами. Но их у нас тогда не хватало.
Поэтому мне казалось, что удержать наличными силами район Орла в нормальных условиях, то есть если неожиданно не возникнут какие‑то факторы, значительно улучшающие возможности нашей обороны, — задача едва ли выполнимая. Такой точки зрения придерживался не только я. Об этом свидетельствует хотя бы приведенное выше высказывание генерал–фельдмаршала Клюге. Когда я после сражения докладывал ему о вступлении в должность начальника штаба одной из армий, он сказал: «Когда мне доложили о начале русского наступления, я подумал, что ваш корпус разлетится как мякина и что к вечеру русские будут в Орле».
Когда в ходе подготовки к сражению я строил предположение относительно будущих действий противника, я все время останавливался на мысли, что если он будет действовать правильно, то основными силами — разумеется, на достаточно широком фронте — нанесет главный удар по Орлу, предварительно проведя ряд демонстративных или отвлекающих ударов на других направлениях. Судя по крайне узкому в сравнении с его силами фронту наступления и по тому, что до сих пор он не предпринимал никаких демонстративных действий, я сделал вывод, что русское командование допускает грубые ошибки, которые я расценил как приятный подарок нашей обороне.
Накопленный опыт подсказывал мне, что в данном случае, как и в многочисленных предыдущих сражениях, должно быть, отсутствуют творческие предпосылки, столь необходимые при организации боевых действий больших масштабов. Численность войск — не единственный критерий для оценки их силы или слабости.
По предыдущим боям я знал возможность 262–й дивизии, которая почти полностью была укомплектована австрийцами. В окопах я беседовал со многими офицерами и солдатами. Все они знали о подготовке русских к наступлению, все были спокойны и надежны. Это еще больше укрепило во мне уверенность в правильности проводимых мной мероприятий.
По опыту я знал: ничто не может так подорвать силы, как неожиданность. Поэтому я приказал разъяснить всем солдатам, что предстоящие бои будут тяжелыми, что придется [170] действовать под сильнейшим артиллерийским огнем, отражать атаки многих танков. Я еще раз напомнил пехоте о необходимости пропускать танки через себя и немедленно закрывать образующиеся в обороне бреши.
Вскоре после того как в районе Новосиля было обнаружено скопление войск противника, я отдал приказ об оборудовании позиций для подразделений, которые составят резерв корпуса. Принять решение об изъятии у дивизий этих подразделений в условиях, когда перед фронтом корпуса сосредоточивались такие крупные силы противника, было нелегко. Трудность принятия этого решения усугублялась еще и тем, что настоятельные просьбы командиров дивизий оставить у них эти подразделения были весьма убедительны. Но я чувствовал, что в данном случае нужно идти на крайние меры — иного пути для достижения успеха обороны не было. Это побудило меня пойти еще дальше и забрать у двух дивизий даже противотанковые роты.
Эти силы (три батальона, три артиллерийских дивизиона, две противотанковые роты) с 6 июля начали стягиваться в район, расположенный в полосе 262–й дивизии. Артиллерийский дивизион и противотанковая рота сразу же заняли огневые позиции, остальные батареи, оставаясь в выжидательных районах, вели топографическую привязку огневых позиций, по нескольку для каждой батареи. Командиры батальонов и рот осваивались с условиями местности, знакомились с расположением позиций и изучали вероятные направления ввода в бой их подразделений.
Меня не покидало чувство, что, обеспечивая направление основных усилий обороны, я поступаю слишком рискованно. Но я говорил себе, что в рамках моих возможностей помочь может только осуществление всех намеченных мной мероприятий. Я говорил себе также, что, если противник помимо главного удара нанесет удар еще где‑нибудь в другом месте, обеспечение второго направления основных усилий будет делом безнадежным. Здесь мы видим, что не всегда тактические мероприятия следует оценивать как правильные или неправильные, как допустимые или недопустимые, исходя лишь из теоретических положений или применяя строгую мерку общепринятых принципов. На войне обстановка складывается по–разному. Бывают и крайние случаи. При этом последнюю [171] оценку действий военачальника могут дать лишь успех или неуспех. Если бы предстоящее сражение по иной причине привело к поражению, например в случае, если бы противник нанес удар по какой‑нибудь другой, оголенной дивизии — на это я тоже рассчитывал, — то все мои мероприятия были бы расценены как неоправданные. Но бои закончились нашим полным успехом: осуществления своих замыслов противник не добился. Основа этого успеха была заложена в результате принятых крайних мер по обеспечению направления основных усилий обороны. Генерал–полковник Модель, в начале сражения принявший командование 2–й танковой армией, охарактеризовал такое сосредоточение сил на решающем направлении как «особенно смелый выход из трудного положения». Похвала военачальника и его разнос всегда рядом. Но он не должен обращать на это внимания.
