жертвам. Неудивительно, что климат особенно сильно травмирует молодую часть населения – здесь мы можем смело положиться на наши коллективные знания о впечатлительности детских умов. Через восемь месяцев после того, как в 1992 году по Флориде ударил ураган «Эндрю» (465), убив 40 человек, более половины обследованных детей имели посттравматический стресс средней тяжести и более чем у трети была диагностирована его тяжелая форма; в наиболее пострадавших районах у 70% детей были диагностированы разные уровни стресса (от умеренного до тяжелого) даже через одиннадцать месяцев после урагана пятой категории. Для сравнения, от 11 до 31% солдат, вернувшихся с войны, страдают от посттравматического расстройства (466).
В одном исследовании было подробно изучено воздействие на психику урагана «Митч», тропического шторма пятой категории, второго по силе атлантического урагана за всю историю наблюдений, обрушившегося на Центральную Америку в 1998 году и погубившего 11 тысяч человек (467). В Никарагуа, в наиболее пострадавшем регионе Посолтега, вероятность получения детьми серьезных травм составила 27%, потери члена семьи – 31%, разрушения или уничтожения родного дома – 63%. Разумеется, последствия были очень серьезными. 90% подростков в регионе получили посттравматический стресс; у большинства мальчиков уровень стресса зафиксирован на верхней границе «тяжелого» диапазона, у девочек – «очень тяжелого». Через полгода после урагана четверо из пяти подростков в регионе Посолтега страдали от депрессии, а у более чем половины, согласно результатам исследования, появлялась, как выражаются его авторы, навязчивая «склонность к жестокости».
Возникают и другие необычные последствия для психического здоровья. Климат влияет как на развитие, так и на тяжесть депрессии (468), сообщает The Lancet. Рост температуры и влажности тесно связан, как показывают данные, с обращением с больницы по поводу психических расстройств (469). Когда на улице жарче, в психиатрические клиники поступает больше пациентов на лечение в стационаре (470) и особенно возрастает частота поступления людей с шизофреническими расстройствами (471), а в самих клиниках высокая температура в палате значительно усиливает симптомы шизофрении. Жара подогревает и другие виды отклонений: аффективные расстройства, тревожные синдромы, деменцию (472).
Мы знаем, что жара стимулирует насилие и конфликты между людьми, и нас не должно удивлять, что она повышает склонность к насилию по отношению к самому себе. В США повышение среднемесячной температуры на 1 °C связывают с ростом частоты самоубийств почти на 1% и более чем на 2% в Мексике (473); при сохранении текущего уровня выбросов к 2050 году в этих странах может происходить на 40 тысяч самоубийств больше. Тамма Карлетон в одной своей впечатляющей статье предположила, что из-за глобального потепления уже произошло 59 тысяч самоубийств (474), большинство из них в Индии, где сейчас происходит пятая часть всех самоубийств в мире и где с 1980 года частота самоубийств удвоилась. Когда температура и без того высокая, пишет она, повышение всего на 1 °C за сутки приводит к 70 новым смертям в результате самоубийств местных фермеров.
Если вы добрались до этой страницы, то вы смелый читатель. Любая из двенадцати глав этой книги, скажу честно, содержит достаточно описаний ужасов, чтобы вызвать панику даже у самых отъявленных оптимистов, знакомых с предметом. Но мы не просто рассуждаем; нам придется с этим жить. Во многих случаях и во многих местах люди уже живут в новой реальности.
Самое поразительное во всех исследованиях, проведенных на данный момент, – не только в отношении беженцев, физического и психического здоровья, конфликтов, запасов продовольствия, уровня морей и прочих элементов климатического хаоса – в том, что эти исследования появляются именно в наше время. Наш мир стал всего на 1 °C теплее и пока еще не изменился и не исказился до неузнаваемости; он живет по правилам, придуманным в эпоху природной стабильности, но теперь ей на смену приходит климатический хаос, и мы только начинаем осмысливать этот новый мир.
Часть климатических исследований, разумеется, носит спекулятивный характер, проецируя наше понимание природных и общественных процессов на всю планету в целом, хотя в этой области ни один человек, в какое бы время он ни жил, не может обладать достаточным опытом. Некоторые прогнозы наверняка со временем дезавуируются; так нередко бывает в науке. Но вся наша наука основана на прецедентах, а грядущая эпоха изменения климата никаких прецедентов не имеет. И эти двенадцать элементов климатического хаоса, выражаясь неуклюжими словами Дональда Рамсфельда [74], являются «известными известными» [75]. Но эта категория вызывает наименьшее беспокойство; существуют еще две другие.
Эти предположения могут утомлять или иногда даже вгонять в депрессию. Но это всего лишь предположения; они материализуются и будут опровергнуты в ближайшие десятилетия – если мрачные научные прогнозы и обнадеживающие открытия прошлого нас хоть чему-то научили. При всей нашей уверенности в понимании глобального потепления – что оно реальное, антропогенное, провоцирует подъем уровня морей, таяние Арктики и прочее – мы пока знаем не так много. Еще двадцать лет назад не было никаких значимых исследований по взаимосвязям между изменением климата и экономическим ростом; десять лет назад мы почти не задумывались о связях между климатом и конфликтами. Пятьдесят лет назад по климату не делали практически никаких исследований вообще.
Скорость прогресса в изучении климата обнадеживает и одновременно успокаивает человечество; слишком мало́ еще понимание влияния глобального потепления на нашу жизнь. А теперь представьте, сколько всего мы будем знать через пятьдесят лет – и насколько печально будет выглядеть наше сегодняшнее самосожжение, даже если мы избежим его худших последствий. Каким образом потепление запустит обратные связи – через высвобождение метана в Арктике или через значительное замедление системы циркуляции в Мировом океане? Точно сказать невозможно. И как мы от этого защитимся – будем выбрасывать в атмосферу диоксид серы, подвергнув всю планету неизвестным рискам для здоровья, или создавать плантации по улавливанию углерода размером с целые континенты? Мы не знаем. А значит, это «известные неизвестные». Это еще одна концептуальная категория пророчеств Рамсфельда, более пугающая.
Вывод из всего этого такой: все двенадцать типов угроз, описанных в двенадцати главах этой книги, рисуют нам лишь те варианты будущего, которые мы при всех наших усилиях можем представить прямо сейчас. То, что произойдет на самом деле, может оказаться куда страшнее, хотя возможен и противоположный вариант. Карта нашего нового мира будет частично сформирована малопонятными нам природными процессами, но по большей части – действиями человечества. Когда климатический кризис станет бесспорно
