Мейсон глубоко задумался.
— Ты прав, Пол, — вздохнул он наконец. — Ирвинг предупредил, что мне не удастся ничего разузнать, но я надеялся, что четыре чемодана и дорожная сумка помогут нам напасть на их след.
— Я тоже так думал, — признался Дрейк.
— Они сразу отправились в аэропорт? Перед этим никуда не заезжали?
— Нет.
— Что же они сделали потом, черт побери?!
— Понятия не имею. Могу лишь сказать, чего они не сделали.
— Ну?
— Не сели в самолет.
— Ты в этом уверен?
— Я навел справки в кассе, где оплачивают излишний вес багажа. Шофер такси говорил, что чемоданы были страшто тяжелые. Каждый весил около двадцати кило. Так вот, там их никто не видел. Среди пассажиров улетевших самолетов наших подопечных тоже не оказалось.
— Ты проверил фамилии пассажиров?
Дрейк уничтожающе взглянул на Мейсона:
— Не валяй дурака, Перри. Это было первое, что я сделал. Что может быть проще? А потом выяснил, не оплачивал ли кто соответствующий излишек багажа. Не оплачивал! Затем принялся расспрашивать контролеров, не помогали ли они какой-нибудь женщине усадить больного в самолет. Ничего похожего! Я пришел к выводу, что Марлин Шомон отправилась в аэропорт, вылезла из машины, расплатилась с шофером, а через несколько минут поймала другое такси и поехала обратно в город.
— Надо отыскать это другое такси!
— Мои ребята этим и занимаются. Но это все равно что подойти к смазливой девице в юбочке мини и спросить, помнит ли она прохожего, который вчера глазел на нее на улице…
Мейсон громко расхохотался.
— Все ясно, Пол. Мы в тупике… Однако какого дьявола окружной прокурор велел задержать Мэй Джорден?
— Хотел задать ей несколько вопросов.
— Почему же он потом не отпустил ее?
— Вероятно, у него в запасе остались еще кое-какие вопросы.
— Ты забываешь, Пол, — заметил адвокат, — что она заехала домой и уложила два чемодана. Что из этого, следует? Окружной прокурор взял ее под арест.
— Но зачем?
Мейсон криво усмехнулся.
— Именно это я и хотел бы знать. Напрашивается ответ, что наша машинистка необходима Бергеру в качестве очень важного свидетеля по делу Джефферсона. Значит, она рассказала прокурору трогательную историю и так заморочила ему голову, что он поверил в эти бредни и приставил к Мэй Джорден стражу «в целях ее собственной безопасности»!
— По-твоему, Мэй Джорден не является важным свидетелем? — удивился Пол Дрейк.
— Она могла бы им стать, если бы рассказала всю правду… Впрочем, мне только того и надо!
— Почему?
— Если окружной прокурор не вызовет ее в качестве свидетеля, я обвиню его в том, что он пытался помешать работе защитника, укрывая моего свидетеля. Если же Мэй Джорден будет давать показания в суде, я сделаю Гамильтона Бергера самым злополучным прокурором в Соединенных Штатах!
— Однако ты намерен пойти ему навстречу? Ты согласен немедленно открыть процесс?
Мейсон насмешливо прищурился.
— Пол, ты видел когда-нибудь состязания по перетягиванию каната?
— Много лет назад такие игры проводились по праздникам в маленьких городишках…
— Ты вспомни, Пол! Соревнуются две команды: команда пожарников и команда полицейских. Тянут канат в разные стороны. Пожарники громко сопят и кряхтят, изо всех сил упираясь ногами в землю… И тут кто-то из полицейских незаметно подает своей команде сигнал ослабить канат! Пожарники теряют равновесие, падают, а полицейские с криком «гоп-ля!» перетаскивают беспомощных противников через линию, которая делит поле пополам.
Дрейк весело расхохотался:
— Кажется, припоминаю!
— Это я и называю «пойти навстречу окружному прокурору». Сперва надо слегка ослабить канат… А теперь я отвечу на твой вопрос, Пол. Да, я согласился на немедленное открытие процесса. Я хочу, чтобы он состоялся как можно скорее, пока Бергер не догадался, что мне известны вещи, о которых он не имеет ни малейшего представления.
Комплектование состава присяжных было завершено в десять часов тридцать минут, на второй день после открытия процесса. Судья Хартли удобно откинулся в кресле. Присутствующие затаили дыхание. Все предвкушали острый, напряженный поединок.
— Господа, — начал судья Хартли, — члены суда присяжных избраны и приведены к присяге. Сейчас мы выслушаем вступительную речь обвинителя.
Тут в зале суда появился окружной прокурор Гамильтон Бергер собственной персоной. Он почтительно поклонился судье, защитника даже не удостоил внимания, а затем повернулся лицом к присяжным.
— Дамы и господа, уважаемые присяжные заседатели! — заговорил Гамильтон Бергер. — В качестве окружного прокурора я намерен доказать суду следующее. Обвиняемый по данному делу, будучи сотрудником «Южноафриканской Компании по добыче и импорту драгоценных камней», узнал о том, что человек, известный под именем Манро Бакстера, был обладателем значительного количества брильянтов, розничная стоимость которых превышает триста тысяч долларов. Я собираюсь также доказать, что обвиняемому стало известно о намерении Манро Бакстера контрабандой провезти эти брильянты в нашу страну; обвиняемый убил Манро Бакстера и присвоил брильянты. На основе свидетельских показаний я неопровержимо докажу, что этот человек действовал с заранее обдуманным намерением и холодным расчетом, осуществляя свой дьявольский план. Кроме того, будет доказано, что большая часть брильянтов, провезенных в нашу страну Манро Бакстером, была обнаружена у обвиняемого. Я намерен, опираясь на неопровержимые улики, потребовать, чтобы преступник был признан виновным в убийстве первой степени.
Гамильтон Бергер отвесил присяжным поклон и вернулся на свое место.
Стажеры-юристы удивленно переглянулись. Никогда еще им не приходилось слышать столь краткой вступительной речи. Прокурор Бергер явно не хотел раньше времени открывать свои карты.
— Мой первый свидетель — Ивой Манко! — объявил он.
Судебный пристав пригласил Ивон Манко занять место для свидетелей.
Было совершенно очевидно, что Ивон получила строжайшие инструкции относительно своего поведения в суде. Она наглухо застегнула блузку до самого горла, длина юбки полностью соответствовала правилам благопристойности, лицо выражало задумчивую серьезность. Однако все усилия пошли прахом: легче было бы переделать гоночный автомобиль в машину для загородных прогулок почтенного семейства. Ивон Манко тщетно пыталась придать себе скромный вид…
Свидетельница спокойно сообщила секретарю суда свою фамилию и адрес, оценивающе взглянула на присяжных, после чего подняла на окружного прокурора глаза, полные невинности. Отвечая на вопросы Гамильтона Бергера, Ивон рассказала суду о своей связи с Бакстером, а затем подробно изложила весь план контрабандной аферы.
Присяжные и публика узнали о комедии, разыгранной контрабандистами, о мнимом самоубийстве Бакстера. Ивон Манко сообщила, что у нее в чемодане был спрятан баллончик со сжатым воздухом, а следовательно, Бакстер имел все необходимое для длительного подводного плавания.
Гамильтон Бергер развернул перед свидетельницей карту залива и попросил указать, где находилось судно, когда Бакстер выбросился за борт.
Затем прокурор обратился к защитнику:
— Прошу вас, сэр. Можете задавать вопросы.
Перри Мейсон улыбнулся Ивон Манко. Она тут же
послала ему ответную улыбку, столь кокетливо закинув ногу на ногу, что двое присяжных даже слегка привстали со своих мест и вытянули шеи.
— Ваше имя — Ивон Манко? — спросил Мейсон.
— Да.
— Вы пользуетесь еще какой-нибудь фамилией?
— Нет.
— Вы были законной женой Манро Бакстера?
— Да. Но когда я овдовела, я решила вернуться к моему псевдониму — Ивон Манко.
— Понимаю. Вам не хочется носить фамилию мужа?
— Не в этом дело, — возразила свидетельница. — Ивон Манко — мой профессиональный псевдоним.
— О какой профессии вы говорите?
На минуту в зале воцарилась гробовая тишина, которую нарушил резкий голос Гамильтона Бергера:
— Ваша честь, я протестую! Возражаю против формы, в которую облечен вопрос. Возражаю против самого вопроса. Вопрос неправомерный, несущественный и не относящийся к делу.
Судья Хартли задумчиво потер подбородок.
— Что ж, протест принимается.
— Вы стали женой Манро Бакстера? — продолжал Мейсон.
— Да.
— На пароходе?
— Да.
— А перед началом путешествия?
— Нет.
— Перед началом путешествия действительно не было никакой брачной церемонии?
— Нет.
— Вам известен юридический термин «фактический брак»?
— Да.
— Вы когда-нибудь использовали фамилию «Бакстер»?
