…Полпинты воды в день. Выпивать по одному-единственному глотку примерно каждые шесть часов — это жестокое, но необходимое требование. Я решаю ни в коем случае не пить морскую воду[59].
Каллахэн размышлял, что могло погубить «Соло», и вспомнил о ките, который, по всей вероятности, даже не заметив препятствия, пробил дыру в его яхте. За свою жизнь он видел китов множество раз.
Обычно они возникают из океанской пучины совершенно неожиданно. Внезапно перед тобой появляется поднявшаяся из глубины гигантская туша, и в такие мгновения в моей душе рождается какое-то особенное чувство. Это не страх — скорее, оно сродни тому, что испытываешь, встретившись с другом, которого не надеялся больше когда-либо увидеть… В какое бы время суток эти массивные духи пучины ни всплыли из ее таинственной бездны, я ощущаю в воздухе электрические токи, какую-то интеллектуальную и эмоциональную ауру. В таких мимолетных встречах мне открывается все величие бытия этого друга и величие его духа[60].
Читая эти строки, я вспоминаю рассказ Майка Кроудера о том, что он может ощутить ману любого серфингиста. Подобные утверждения могут показаться надуманными, но когда ты слышишь такое от многих переживших катастрофы, то начинаешь относиться к ним серьезно и в них верить. Природе не свойствен цинизм. Все живые существа, кроме человека, честны и открыты, как честны и открыты силы природы. Следовательно, чтобы выжить, людям необходимы духовное начало и смирение. Каллахэн выражает эту мысль так:
Я верю в таинственную и духовную сущность бытия, природы… Эта сущность для меня непостижима. Я могу только гадать о ней и надеяться, что тоже являюсь ее частью[61].
Рациональная часть мозга Каллахэна твердо управляла всеми его действиями. Голод — одно из самых сильных чувств. Ученые, исследующие проблему выживания, называют его «пищевым стрессом». Человек в состоянии прожить без пищи в течение трех недель, однако чувство голода превращается в манию, его эмоциональное воздействие на организм становится таким же сильным, как воздействие физической борьбы или бегства. И его уже невозможно игнорировать.
Люди в состоянии убить за еду. Об этом писал Ремарк:
Трофейная тушенка славится по всему фронту. Она даже является иногда главной целью тех внезапных ударов, которые время от времени предпринимаются с нашей стороны.
(«На Западном фронте без перемен», глава 6[62]
)Отец рассказывал мне: когда он, с переломанными костями и почти умирающий, находился в лагере для военнопленных, то все его мечты сводились к фантазиям о сытном обеде.
Майор и военный врач Джин Ламм был взят в плен во время войны в Корее. Джон Лич в «Психологии выживания» приводит его слова: «Надо уметь есть всё, независимо от того, что это. Питание — одно из важнейших условий выживания… Если вы заключенный и пропускаете даже один прием пищи, на восстановление сил могут уйти недели». Далее Ламм добавил, что черви в протухшей рыбе на самом деле «довольно приятны на вкус».
У Каллахэна был небольшой запас еды, который ему удалось спасти с тонущей яхты; на семнадцатый день у него осталось «две капустные кочерыжки и пластиковый пакет с подмокшим, забродившим изюмом» — несмотря на осклизлость кочерыжек и странный вкус изюма, съедается и то, и другое.
На Канарских островах Каллахэн купил ружье для подводной охоты, которое совершенно случайно оказалось в мешке с набором для выживания. Он решил бить дорадо, которые в большом количестве плавали вокруг плота, и желание поймать эту мощную красавицу превратилось в своего рода наваждение. Но у Каллахэна должно быть все продумано, не следует начинать новое дело спонтанно.
…Постой-ка… а вдруг это окажется сильная рыбина? Подвернувшимся под руку
штертом я быстро привязываю ружье за рукоять к плоту. В животе у меня поднимается голодное урчание. Еще бы — ведь за четыре дня я съел всего один фунт еды. От возбуждения я весь дрожу[63].
Каллахэн всегда помнил о ненадежности своего суденышка — нельзя перегружать одну сторону плота из опасности, что он перевернется. Он не торопился. Ружье для подводной охоты было слабым, практически игрушечным, и тем не менее именно оно спасло его жизнь.
Каллахэн начал разговаривать со «своими» рыбами, узнавая их «по лицам». «С умом начинают происходить очень странные вещи», — рассказывал мне Кен Киллип через два года после того, как его спасли в национальном парке Роки-Маунтин. На самом деле ничего странного не происходит, все это является обычным поведением человека, который хочет выжить. Чтобы сурки подошли поближе, Киллип начал скармливать им свою еду. Киллип даже разговаривал с ними.
Узник Бухенвальда Кристофер Бёрни прикармливал улитку: «Я вылавливал из супа кусочек капусты и скармливал его улитке». В фильме «Изгой» (Castaway) герой Тома Хэнкса Чак Ноланд разговаривает с волейбольным мячом. Конечно, это небольшое преувеличение голливудского режиссера, но, по сути, данная сцена справедливо отражает естественное поведение человека в подобной ситуации. Мы социальные животные, и всё, кто и что нас окружает, входит в наш «круг общения». В нас есть потребность любить, и все то, что мы любим, стремимся максимально к себе приблизить. Каллахэн всей душой любил своих дорадо, даже когда их ел.
Те, кто выживает в сложных обстоятельствах, часто придумывают себе какую-нибудь мантру. Для Каллахэна мантрой стало само слово «выживание». Он многократно повторял фразы наподобие: «Думай о настоящем, о том, как сейчас выжить» или «Всегда ли идут на пользу конечной цели — выживанию — действия, дающие на первый взгляд положительные результаты?»
Израильтянин Йоси Гинсберг, потерявший свой плот и на три недели застрявший в боливийских джунглях, рассказывал:
Я все повторял: «Не ной. Не расклеивайся. Будь человеком действия…» Каждый раз в очередной безнадежной ситуации я бубнил: «Человек действия, человек действия». Не знаю, откуда у меня в голове появились эти слова, но я их постоянно твердил. Человек действия должен сделать то, что должен сделать, он не боится, он не волнуется.
Каллахэна, как и многих других людей в схожей с ним ситуации, подвела технология. У него сломался работающий от солнечной энергии прибор, добывающий воду из влаги воздуха. Внутреннее покрытие плота начало трескаться, а водонепроницаемая крыша распадаться. Дождевую влагу, которая собиралась на крыше, невозможно было пить, потому она была отравлена испарениями пластика: «Надо избавиться от этой мерзости… но и вылить жалко; зажимаю нос и выпиваю все до дна». Кто произвел этот плот? Определенно производитель не провел его испытаний на море в течение нескольких месяцев. Не будем забывать, что Каллахэн имел большой плот, рассчитанный на шестерых, который считался роскошью на одного человека. Но на нем он даже не имел возможности растянуться в полный рост и вынужден был спать, поджав колени. Каллахэн сумел выжить лишь потому, что постоянно чинил свое так называемое «профессиональное оборудование». Как говорится, без гарантий качества — в конце концов производитель тебя всегда предупреждает самым мелким шрифтом, что ты приобретаешь и используешь «данную продукцию» на свой страх и риск. Выживание требует творческого подхода и умения. Умения — чтобы починить, а творческого вдохновения — чтобы придумать, как починить.
Чем больше Каллахэн принимал свой новый мир как нечто совершенно естественное, тем больше он воспринимал его рациональной частью мозга, отвечающей за волевое усилие. Если вы становитесь частью этого мира и делаете этот мир частью себя — вы можете добиться всего. Окружающий мир, в котором вы вынужденно оказались, нужно принимать и признавать в буквальном смысле слова. Каллахэн звал дорад «мои собачонки» или «собачьи мордашки». Спинорогов он именовал «дворецкими за их важный вид, напоминающий о крахмальном воротничке». Свой плот Каллахэн окрестил «резиновой уточкой». А место, где хранил разделанную рыбу, называл «мясной лавкой».
Принимая окружающий мир, мы неизменно сохраняем свое «я», помним о том, что хотим и что нам нужно. Так или иначе, но нам необходим душевный покой, потому что даже в самых критических ситуациях людям следует и отдыхать, и занимать свой ум чем-то приятным. Воспоминания всегда помогают обрести спокойствие и поддержать дух:
Дневной зной в самом разгаре. Палящее солнце над головою поджаривает мою пересохшую кожу <…> Воображаю себе, что валяюсь на антигуанском пляже. Через мгновение я поднимусь на ноги и схожу за стаканом холодного ромового пунша — торопиться мне некуда, а я и не спешу[64].
