— Холодно?
— Да, прохладно.
— Чем вы протираете стекла вашего бинокля? Вы ведь их протирали?
— Не припоминаю.
— И вы увидели, что один из мужчин удит рыбу?
— Да. Обвиняемый держал в руке удочку.
— Он что-нибудь поймал?
— Да. Что-то большое ухватилось за леску.
— Вам приходилось раньше видеть, как люди ловят крупную рыбу?
— Да.
— Поймав акулу, рыбаки иногда обрезают леску и отпускают добычу на волю. Либо закалывают насмерть ножами, прежде чем снять с крючка. Верно?
— Это была не акула.
— Я задал вам вопрос, — резко осадил его Мейсон. — Вам случалось видеть что-либо подобное?
— Да.
— Темный предмет, уцепившийся за леску, хоть раз вынырнул целиком из воды?
— Нет.
— Хотя бы настолько, чтобы вы могли точно разглядеть, что это такое?
— Этот… предмет почти все время находился под водой.
— Вы когда-нибудь раньше встречались с человеком, который обратился к вам по поводу лодки?
— Нет.
— И с тех пор вы больше его не видали?
— Нет.
— Вы уверены, что ножа еше не было в лодке, когда вы дали ее незнакомцу?
— Не было.
— Когда вы впервые заметили нож?
— Шестого июня, во второй половине дня.
— Где?
— В моей лодке.
— А раньше вы его не видели?
— Нет.
— Вы тщательно осмотрели лодку?
— Да.
— С той минуты, когда ее вам вернули, до момента, когда вы обнаружили нож, она стояла в таком месте, где любой мог к ней подойти, нечаянно выронить нож или специально бросить его прямо на дно лодки?
— Пожалуй. Мало ли народу крутится у моей пристани.
— А сколько вам заплатил таинственный незнакомец за прокат лодки?
— Заявляю протест! Вопрос неправомерный, несущественный и не относящийся к делу! К тому же подобная манера допрашивать свидетеля противоречит нормам судебной процедуры! — напыщенно заявил Гамильтон Бергер.
— Что ж, — глаза Мейсона смеялись, — поставим вопрос иначе. Мистер Джилли, у вас существуют твердые цены за прокат лодок?
— Да.
— Примерно сколько?
— Доллар или полтора в час.
— Скажите, незнакомец вам заплатил за лодку обычную цену?
— Мы заключили эту сделку на особых условиях.
— Вы получили больше, чем обычно?
— Да.
— Намного больше?
— Протестую! Вопрос неправомерный, несущественный и не относящийся к делу!
— Протест отклоняется, — решил судья Хартли.
— Сколько вам заплатили за прокат лодки?
— Трудно сразу припомнить, но… кажется, долларов пятьдесят, — пробормотал Джилли, отводя глаза.
— Вы сами запросили такую сумму, или столько вам предложил незнакомец?
— Я запросил.
— Вы уверены, что запросили именно пятьдесят долларов?
— Не помню точно. Он уплатил мне больше, чем обычный клиент. А сколько — затрудняюсь ответить.
— Больше пятидесяти долларов?
— Может, и больше. Не считал. Я взял деньги и запер в шкатулку, где храню наличные.
— Вы храните свои деньги в шкатулке?
— Частично.
— Вы впоследствии пересчитали этот… гонорар?
— Не припоминаю, чтоб я его пересчитывал.
— Там могло оказаться больше пятидесяти долларов?
— Пожалуй… Не знаю.
— А может, тысяча?
— Это уж слишком! — возмутился Гамильтон Бергер.
— Протест отклоняется! — вспылил судья.
— Итак? — настаивал Мейсон.
— Не знаю.
— Вы куда-нибудь записали этот дополнительный заработок?
— Я не веду бухгалтерских книг!
— Стало быть, вам неизвестно, сколько денег лежит у вас в шкатулке?
— Не могу сказать с точностью до одного цента.
— А с точностью до одного доллара?
— Нет.
— А в пределах ста долларов?
— Нет.
— Сейчас там лежит больше пятисот долларов?
— Не знаю.
— Больше пяти тысяч?
— Понятия не имею.
— Но там может находиться подобная сумма?
— Может.
— Когда вас осудили за лжесвидетельство, — холодно осведомился Мейсон, — это было ваше первое преступление?
— Второе.
Мейсон широко улыбнулся.
— У меня все, мистер Джилли.
Судья Хартли взглянул на часы.
— Пора объявить перерыв на обед. Суд вновь соберется в этом зале в два часа. До тех пор присяжные не должны обмениваться мнениями по поводу рассматриваемого дела. Обвиняемого следует препроводить в камеру. Объявляется перерыв до двух часов.
Делла Стрит и Пол Дрейк, сидевшие в первом ряду, направились к Мейсону.
Адвокат жестом велел им остановиться, а сам обратился к своему клиенту:
— Я хотел бы знать, где вы были пятого ночью и шестого утром?
— Дома. Спал в собственной постели.
— Вы можете это доказать?
— Какая чушь! — брезгливо поморщился Джефферсон. — Я холостяк, мистер Мейсон, и сплю один. У меня не было и нет причин доказывать, где я находился в это время. Кто отнесется всерьез к словам мелкого воришки и лжесвидетеля, который никогда в жизни меня и в глаза не видывал? Какой-то грязный субъект из портового района… Сплошная нелепость! Кто поверит его гнусным бредням?
— Я согласился бы с вами, сэр, — Мейсон задумчиво погладил подбородок, — если бы не самоуверенность, которая прямо-таки переполняет нашего окружного прокурора. Поэтому мне необходимо точно знать, где вы находились пятого ночью и шестого утром.
— Понимаю, — проворчал Джефферсон. — Пятого ночью… то есть пятого вечером я был… нет, право, об этом говорить не стоит. Шестого… Гм… В ночь с пятого на шестое июня, начиная с полуночи и до девяти утра, я находился у себя дома. С девяти утра я был в своей конторе. Я могу доказать, где я находился этим утром после семи часов.
— У вас есть свидетель?
— Да, мой коллега Уолтер Ирвинг. Он пришел ко мне в семь утра, мы вместе позавтракали и отправились в контору.
— А как насчет ножа? — полюбопытствовал Мейсон.
— Это мой нож. Лежал у меня в чемодане, пока его не украли.
— Откуда у вас нож?
— Это подарок.
— Чей?
— Это не имеет отношения к делу, господин адвокат.
— Кто вам его подарил?
— Это вас не касается.
— Я должен знать, кто дал вам этот нож, мистер Джефферсон!
— Позвольте мне самому улаживать мои личные дела.
— В суде вашими делами занимаюсь я.
— Вот и занимайтесь. Я прошу лишь об одном: не задавайте мне вопросов по поводу женщин. Я ни с кем ке обсуждаю моих знакомых дам.
— Может быть, с этим подарком у вас связаны какие-нибудь неприятные или постыдные воспоминания?
— Разумеется, нет.
— Тогда скажите, откуда у вас этот нож?
— Мне не хотелось бы беседовать с вами о женщинах, господин адвокат. Когда прокурор начнет меня допрашивать, вы, чего доброго, подумаете, что я даю ложные показания.
Мейсон внимательно посмотрел Джефферсону в лицо.
— Послушайте, сэр, — произнес он с расстановкой. — Частенько случается, что поначалу доводы прокурора звучат неубедительно. Но потом его позиция укрепляется, так как обвиняемый не выдерживает перекрестного допроса. Надеюсь, мы не окажемся в критической ситуации. Однако, если до этого дойдет, я должен быть абсолютно уверен, что вы мне не солгали.
Джефферсон смерил адвоката надменным взглядом.
— Я никогда не лгу, — холодно ответил он, отвернулся и подал полицейскому знак отвести его в камеру.
Вскоре к Мейсону присоединились Пол Дрейк и Делла Стрит.
— Ваше мнение? — поинтересовался Мейсон.
— Что-то здесь нечисто, — пробормотал Дрейк. — Не нравится мне это дело, Перри! Тут пахнет надувательством. Вот что странно: неужели Бергер воображает, что показаний такого ничтожества, как Джилли, достаточно, чтобы осудить такого человека, как Джефферсон?
— То-то и оно, — кивнул Мейсон. — Надо в этом разобраться… Есть какие-нибудь новости, Пол?
— Уолтер Ирвинг вернулся.
— Черт возьми! А где он был?
— Ну, этого никто не знает. Он появился утром, около половины одиннадцатого. Присутствовал в суде.
— В каком ряду он сидел?
— В последнем. Слушал крайне внимательно.
— Гм… Одно противоречит другому… — задумался Мейсон. — Чрезвычайно запутанная история.
— Полиция что-то скрывает, Перри. По-моему, тебе готовят грандиозный сюрприз. Я так и не мог разнюхать, в чем тут дело. Ты заметил, какой самодовольный вид у Гамильтона Бергера?
— Именно это меня и удивляет, — признался Мейсон. — Бергер допрашивает свидетелей с такой пренебрежительной миной, словно их показания — всего лишь небольшое вступление. Он не придает особого значения ни их словам, ни моим попыткам поставить под сомнение их репутацию и правдивость. Похоже, у него в запасе имеется какая-то сенсация…
— А как насчет Ирвинга? Ты намерен встретиться с ним?
