Изменение климата угрожает самим основам жизни на нашей планете, но даже в разрушенном виде эта экосистема будет намного более пригодной для нашего выживания, чем красные пустыни Марса. Даже летом на экваторе этой планеты ночная температура опускается до –73 °C; на поверхности нет ни воды, ни растительности. Теоретически при достаточном финансировании на Марсе или другой планете можно построить небольшую изолированную колонию; но ее стоимость будет намного выше, чем у эквивалентной искусственной экосистемы на Земле, а потому масштаб такой колонии будет ограничен. Любой, кто рассматривает космические полеты как решение проблемы глобального потепления, находится в плену собственных климатических иллюзий. Представить, что такая колония может обеспечить материальное изобилие на том уровне, к которому привыкли техноплутократы в Атертоне [102], значит еще глубже погрузиться в нарциссизм этого заблуждения – как будто затащить всю свою роскошь на Марс будет так же просто, как на фестиваль Burning Man [103].
У рядовых граждан, неспособных купить билет на космолет, символы веры выглядят иначе. Религиозная атрибутика предусмотрительно предлагается по доступным ценам: смартфоны, стриминговые сервисы, каршеринг и почти бесплатный доступ в интернет. Вся эта мишура позволяет скрыться от разрушающейся реальности.
Кристина Николь стала свидетельницей разрушительных пожаров 2017 года в Сан-Франциско – в тот же сезон пришли ураганы «Харви», «Ирма» и «Мария». В своих мемуарах «Рассказ о моей хижине» (52) она пересказала разговор со своим родственником, работавшим в IT-компании, которому она безуспешно пыталась объяснить масштаб беспрецедентных угроз изменения климата. «А чего беспокоиться?» – спросил он в ответ.
«Технологии обо всем позаботятся. Если Земля исчезнет, мы будем жить на космических кораблях. 3D-принтеры напечатают нам еду. Мясо будем делать в лаборатории. Одна корова накормит всех. Мы просто перегруппируем атомы, чтобы получать воду и кислород. Илон Маск!»
В данном контексте Илон Маск – не имя, а обобщенное название стратегии выживания человечества. Николь возразила: «Но я не хочу жить на космическом корабле».
Он был очень удивлен, услышав это. В своей сфере он еще не встречал никого, кто не хотел бы жить на космическом корабле.
Мечты о том, что технологии освободят нас от физического труда и материальных потребностей, стары как мир – британский экономист Джон Мейнард Кейнс еще в XIX веке предсказывал (53), что его внуки будут работать лишь пятнадцать часов в неделю; правда, этого так и не произошло. Получивший в 1987 году Нобелевскую премию экономист Роберт Солоу прокомментировал это так: «Компьютеризация повлияла на все, кроме статистики производительности труда» (54).
В течение последних десятилетий жители развитых стран ощутили на себе этот эффект – стремительное развитие технологий заметно повлияло на наш быт, однако не принесло никаких заметных улучшений по части экономического благосостояния. Возможно, это отчасти объясняет, почему общество недовольно политиками, – казалось бы, мир радикально меняется, но, как бы нам всем ни нравились всевозможные нетфликсы, амазоны, инстаграмы и гугл-карты, на качество наших жизней они не особо влияют.
К сожалению, примерно то же самое можно сказать и о хваленой революции в «зеленой энергетике». Она повысила продуктивность и снизила издержки в энергетике, значительно превзойдя прогнозы даже самых оголтелых оптимистов, но никак не повлияла на кривую роста выбросов. Другими словами, потратив за прошедшие годы миллиарды долларов и совершив тысячи технологических открытий, мы недалеко ушли от времен, когда хиппи только начали устанавливать солнечные панели на крыши своих экодомов. Дело в том, что рынок не отреагировал на эти изменения отказом от «грязных» источников энергии и переходом на «чистые»; он просто добавил новые мощности к существующим.
За последние 25 лет стоимость единицы возобновляемой энергии упала настолько, что ее сложно измерить в пересчете по нынешнему курсу (например, с 2009 года стоимость солнечной энергии снизилась на 80%). Но за те же 25 лет доля возобновляемой энергии в общем энергетическом балансе вообще не выросла. Иными словами, солнечная энергетика не замещает ископаемую, а лишь дополняет. С точки зрения рынка это рост; для цивилизации – почти самоубийство. Сейчас мы сжигаем на 80% больше угля, чем в 2000 году.
Но энергия – далеко не главный элемент общей картины. Как справедливо заметил в своем твиттере футуролог Алекс Стеффен, переход от грязного электричества к чистому – лишь часть проблемы. Это просто самое доступное решение: «проще, чем электрификация всего, что использует энергию», пишет Стеффен, имея в виду все, что работает на грязных, бензиновых двигателях. По его словам, переход на чистую энергетику не так значим, как снижение энергетических потребностей; но еще важнее – переосмыслить принципы предоставления товаров и услуг в целом – учитывая, что глобальные сети поставок основаны на грязной инфраструктуре и весь рынок труда основан на грязной энергии. Еще одна важная задача – минимизировать выбросы, вызванные разведением домашнего скота, вырубкой лесов, сельхоздеятельностью и свалками. Необходимо защитить достижения цивилизации от грядущего хаоса природных бедствий и экстремальной погоды. Назревает вопрос создания мирового правительства или как минимум системы международной кооперации для координации таких проектов. Но все это, говорит Стеффен, не так важно, как «монументальный мировоззренческий сдвиг: общество должно представить, что благополучное, динамичное, устойчивое будущее возможно – и за него стоит бороться».
Тут наши с ним взгляды немного расходятся – вообразить такое будущее совсем не сложно, особенно тем, кто не так хорошо, как Стеффен, проинформирован о существующих проблемах. Если бы все зависело только от нашего воображения, мы бы уже давно решили проблему. На самом деле мы уже представляем возможные решения; более того, мы даже начали их разрабатывать, по крайней мере в виде «зеленой» энергетики. Но у нас пока не хватает политической решимости, экономического потенциала и ментальной гибкости для их внедрения и активации. Для этого требуется нечто большее, чем воображение, – нужна полная перестройка мировой энергетической системы, транспортной инфраструктуры, промышленности и сельского хозяйства. Не говоря уже о наших кулинарных предпочтениях и увлечении биткоином. В настоящее время майнинг криптовалют за год производит такое же количество выбросов CO2, как миллион трансатлантических перелетов (55).
Нам кажется, что изменение климата происходит медленно, но это не так – климат меняется с пугающей скоростью. Мы думаем, что технологические перемены, которые его предотвратят, произойдут очень быстро, но, к сожалению, они обманчиво неторопливы – особенно с учетом того, что нужны они уже сейчас. Именно
