этому моменту вопрос ответственности может встать особенно остро и превратиться в политическое оружие – в накипь климатического гнева.
Но если нам повезет и потепление не дойдет до двух или даже трех градусов, нас все равно ждет расплата, но не в виде ответственности, а в виде адаптации и минимизации ущерба, то есть стоимости создания и эксплуатации неких систем, посредством которых мы наспех попытаемся нейтрализовать ущерб, нанесенный столетием деспотического промышленного капитализма той единственной планете, на которой мы можем жить.
Цена огромна: безуглеродная экономика, безоговорочно возобновляемая энергетика, переосмысленная система сельского хозяйства и, возможно, всеобщий отказ от поедания мяса. В 2018 году МГЭИК сравнила необходимость трансформаций с мобилизацией времен Второй мировой войны – но еще глобальнее. Нью-Йорку понадобилось 45 лет, чтобы построить три новые станции всего лишь на одной линии подземки; угроза катастрофически меняющегося климата потребует полной перестройки мировой инфраструктуры за гораздо меньшее время.
Вот почему однократные универсальные меры кажутся такими притягательными – мы снова возвращаемся к волшебным «отрицательным выбросам». Ни один из методов по достижению отрицательных выбросов – ни «природные» подходы по восстановлению лесов и новые методы в сельском хозяйстве, ни технологические, предполагающие создание мощностей по удалению углерода из атмосферы, – не предполагают полной трансформации глобальной экономики из ее существующего состояния. Наверное, поэтому отрицательные выбросы, когда-то считавшиеся «крайней мерой на случай, если все остальное не сработает», недавно стали практической целью в сфере климата. Из 400 предложенных МГЭИК моделей по сдерживанию потепления в пределах 2 °C 344 модели предполагают отрицательные выбросы (43); во многих моделях они занимают значительную часть. К сожалению, на данный момент идея отрицательных выбросов лежит преимущественно в сфере теории. На практике ни один из методов не дал желаемых результатов в необходимом масштабе, хотя «естественный подход», за который ратуют экологи, имеет еще меньше шансов на реализацию: один исследователь спрогнозировал, что для достижения успеха потребуется преобразовать треть всех сельхозземель мира (44); другой предположил, что в зависимости от того, как именно будет разработан и внедрен подход, он может дать противоположный результат, повышая, а не снижая содержание углекислого газа в атмосфере.
Вариант со сбором углерода, при котором планета покроется «антипромышленными» заводами из киберпанк-фантазии, конечно, кажется более предпочтительным. Прежде всего, такие технологии у нас уже есть, хоть они и очень дорогие. Типовое устройство, как не уставал повторять Уоллес Брокер, по механической сложности сравнимо с автомобилем и стоит примерно столько же – около 30 тысяч долларов за штуку. Чтобы хотя бы компенсировать те объемы углерода, которые мы сейчас выбрасываем в атмосферу, понадобится 100 миллионов таких устройств. Но это лишь отсрочит неизбежное на короткое время – при затратах в 30 триллионов долларов, или около 40% глобального ВВП. А чтобы снизить содержание углерода хотя бы на несколько частей на миллион – что даст нам еще немного времени, компенсировав не только текущие выбросы, но и покрыв их на несколько лет вперед, – потребуется 500 миллионов таких устройств. Для снижения содержания углерода на 20 частей на миллион в год, по его расчетам, нужен миллиард таких аппаратов. Это сразу же опустит нас ниже критического порога и даже позволит немного увеличить выбросы – что часто используется как аргумент против данной технологии некоторыми левыми экоактивистами. Но обойдется это нам, как вы уже, наверное, подсчитали, в 300 триллионов долларов, или почти в четыре глобальных ВВП.
Стоимость этих технологий, скорее всего, будет снижаться, но только с одновременным ростом выбросов и доли содержания углерода. В 2018 году в научной статье Дэвида Кита был описан метод сбора углерода (45), стоящий около 94 долларов за тонну – что доведет стоимость нейтрализации наших 32 миллиардов тонн углерода в год до примерно трех триллионов долларов. Если вам кажется, что это слишком много, имейте в виду, что ежегодные субсидии для нефтегазовых компаний составляют около пяти триллионов долларов (46). Но даже сам Кит, который заработал бы миллиарды на своем изобретении, не сильно за него ратует. По его словам, куда дешевле было бы просто сократить выбросы углерода в атмосферу, чем пытаться от него избавиться. Однако в некоторых сферах избежать выбросов углерода пока невозможно – как например, в авиации, – и его метод мог бы дать ученым время на разработку новых технологий. Как говорится, лучше раньше, чем позже. Однако в 2017 году, когда США вышли из Парижского соглашения, страна одобрила налоговые вычеты на 2,3 триллиона (47) – в первую очередь для самых богатых, потребовавших себе послаблений.
Церковь технологий
Если что-то нас и спасет, это будут технологии. Но одними пустыми разговорами планете не поможешь, а в Кремниевой долине [97], футуристском братстве [98], кроме сказок пока ничего не предлагают. За последние десять лет преклонение потребителей возвело основателей стартапов и венчурных капиталистов в ранг технологических шаманов, которые, словно оракулы, пытаются предсказать будущее нашего мира. Но почему-то лишь немногие из них выражают хоть какое-то беспокойство в отношении изменений климата. Вместо этого они скупо вкладываются в «зеленую» энергетику (не считая Илона Маска и Билла Гейтса), немного занимаются благотворительностью (опять же не считая Билла Гейтса) и часто указывают на описанную Эриком Шмидтом теорию (48), согласно которой вопрос изменения климата можно считать разрешенным. Точнее, темпы развития технологий сделают решение этого вопроса неизбежным – или же это произойдет за счет внедрения саморазвивающихся технологий, а именно искусственного интеллекта, ИИ.
Это мировоззрение можно считать слепой верой в искусственный интеллект, хотя перспектива его изобретения вызывает у многих в Кремниевой долине слепой ужас. Однако футурологи придерживаются другого мнения. Они считают технологии некоей сверхструктурой, в которой содержатся как все наши проблемы, так и все их решения. С этой точки зрения, единственной угрозой для технологий являются сами технологии, и, вероятно, поэтому многие в Кремниевой долине гораздо меньше задумываются о безудержных изменениях климата, чем о безудержном развитии искусственного интеллекта, – они способны воспринимать всерьез лишь те угрозы, которые они сами породили. Этот странный тип мировоззрения появился на свет из контркультурной среды Сан-Франциско и был описан Стюартом Брандом в библии покорителей природы «Каталог всей Земли» [99]. Он может объяснить, почему создатели соцсетей так долго не осознавали угрозу своим платформам со стороны политики и почему, как