Тем не менее поражение в «семинедельной войне» не только почти на полстолетия подорвало веру австрийских правящих кругов в боеспособность своей армии, но и породило чувство глубокого пессимизма у самого императора. Вскоре после битвы при Садовой он писал матери: «Когда весь мир против вас, когда у вас нет друзей, шансов на успех мало, но нужно… исполнить свой долг и уйти с честью». До конца своей долгой жизни Франц Иосиф I остался верен этому печальному кредо.
Поражение при Садовой резко изменило расстановку национальных и политических сил в Австрийской империи. Германоязычные подданные императора как бы осиротели, лишившись великогерманской «подпитки», игравшей заметную роль в их самоидентификации. Австрийские немцы – ведущий этнос западной части империи – составляли здесь не абсолютное, а относительное большинство, а потому опасались постепенного растворения среди славянских соседей. Точно в таком же положении в Венгерском королевстве уже давно находились мадьяры. Сложившаяся ситуация естественным образом подталкивала немцев и венгров к сближению. А поскольку представители обоих народов играли первую скрипку соответственно в венской и будапештской политике, соглашение между ними неизбежно должно было принять форму новой модели государственного устройства империи Габсбургов – в ущерб интересам славян и румын.
Тем не менее переговоры императора, венского правительства и мадьярских политиков оказались непростыми. Деак и его сторонники, занявшие доминирующее положение среди венгерской элиты, настаивали на восстановлении либеральных «апрельских законов» 1848 года. Франц Иосиф, в свою очередь, хотел поступиться как можно меньшим количеством властных полномочий. Впервые в политику вмешалась императрица Елизавета, питавшая к венграм глубокую симпатию, которую сохранила до конца своих дней. (Возможно, мадьярофильство Сиси объяснялось тем, что в венграх она видела естественных антиподов столь нелюбимого ею габсбургского двора). Она подталкивала императора к серьезным уступкам Будапешту и сыграла не последнюю роль в том, что главой первого правительства Венгрии после заключения компромисса стал Дьюла Андраши, к которому Елизавета была особенно расположена.
Суть компромисса (Ausgleich) была отражена в 69 статьях «закона XII», одобренного венгерским парламентом 20 марта 1867 года. Габсбургская монархия становилась двуединым (дуалистическим) государством, точнее – союзом двух государств, каждое из которых обладало широкими правами в сфере внутренних дел, имело собственный парламент и ответственное перед ним правительство. Совместные дела обсуждались на совещаниях так называемых делегаций – уполномоченных, выбранных парламентами обеих частей монархии. Государственное единство обеспечивалось особой австрийского императора и венгерского короля, который был верховным главнокомандующим вооруженных сил, определял характер внешней политики и осуществлял контроль за деятельностью трех министерств, общих для всей монархии – военного, финансового и иностранных дел. Государь обладал и правом «предварительной санкции», согласно которому правительственные законопроекты могли обсуждаться парламентами обеих частей монархии только с его согласия. В исключительных случаях император и правительство могли управлять западной частью страны (к Венгрии это не относилось) и без парламента, что впоследствии случалось во время политических кризисов и Первой мировой войны.
Процесс законодательного обустройства нового государства – Австро-Венгрии – был завершен 21 декабря 1867 года принятием свода законов монархии, так называемой «декабрьской конституции». Наряду с основными принципами дуализма, описанными выше, она содержала, в частности, закон о гражданских правах. 20 статей этого закона гарантировали равенство подданных императора и короля перед законом, основные гражданские свободы (слова, собраний, передвижения, вероисповедания и т. д.), неприкосновенность собственности и жилища, тайну переписки и, наконец, равенство всех народов империи. Таким образом, Австро-Венгрия становилась либеральной конституционной монархией. Теперь Франц Иосиф не мог, как в 1861 году, с полным основанием утверждать, что власть остается в его руках. Жизнь вынудила его поделиться ею.
До сих пор не прекращаются споры о том, чьей победой и, соответственно, чьим поражением был компромисс 1867 года. Известно высказывание Карла Люгера – лидера австрийских христианских социалистов, на рубеже XIX–XX веков много лет занимавшего пост бургомистра Вены, о дуализме как «самом большом несчастье, постигшем мою родину, – большем несчастье, чем войны, которые мы проиграли». Это мнение в той или иной степени разделяют и многие историки, полагающие, что Ausgleich дал Венгрии возможность не только добиться почти полной государственной самостоятельности, но и использовать остальные габсбургские земли в своих политических и экономических интересах.
Этому способствовал неопределенный статус западной части Австро-Венгрии – так называемой Цислейтании (от названия реки Лейт, или Литавы, разделявшей обе половины монархий). В отличие от Венгрии, Цислейтания, несмотря на наличие собственного парламента и правительства, не была единым государственным образованием, а ее официальное название вообще звучало до смешного неопределенно – «страны и земли, представленные в рейхсрате». Таких земель было 14: королевства Чешское и Галицкое, эрцгерцогство Австрийское, герцогства Зальцбург, Штирия, Каринтия, Крайна, Силезия, маркграфства Моравия и Истрия, Тироль и Горица, называвшиеся «графством в ранге княжества», Буковина, Форарльберг и, наконец, «город Триест с окрестностями». Их самоуправление и внутреннее устройство было неодинаковым, и вся эта мозаика служила одновременно напоминанием о том, как Габсбурги веками по кусочку собирали свою империю, и препятствием для эффективного управления империей в наступившую новую эпоху.
Большой Государственный герб Австро-Венгрии состоит из трех щитов.
На одном – герб Австрийской короны (Цислейтании). На втором – герб Венгерской короны (Транслейтании). По центру между двумя гербовыми щитами расположен фамильный щит Габсбургов-Лотарингских.
Герб стоит на орнаментальном подножии с лентой, на которой начертан девиз: «Единая и Неделимая»
Наиболее влиятельной из этнических общин Цислейтании – австрийским немцам – не удалось сконцентрировать в своих руках такую власть, какой располагали мадьяры в Венгрии. Более того: венгры смогли разрешить большинство своих противоречий с наиболее политически организованным национальным меньшинством королевства – хорватами – путем так называемого «малого компромисса», или Нагодбы, предоставившего Хорватии определенную самостоятельность. Немцы же, наоборот, все сильнее втягивались в конфликт со своими главными оппонентами – чехами. Это противостояние подрывало политическую стабильность Цислейтании и в конечном счете стало одной из важных предпосылок крушения габсбургской монархии. Главной проблемой австрийских немцев было то, что они со времен Баха «по понятным причинам ассоциировались с политикой правительства», а потому «были отделены от других народов [монархии] (кроме венгров и в какой-то мере галицийских поляков. – Я. Ш.) более широкой и глубокой психологической пропастью, чем когда-либо ранее»[69]. Однако сами австро-немцы в большинстве своем отнюдь не считали такое положение неестественным.
«Ausgleich был огромной победой венгров, – отмечает Барбара Джелавич, – хотя он не удовлетворил требования сторонников полной независимости… В последующие годы венгерское правительство выступало единым фронтом по всем основным вопросам. Напротив, австрийская часть [монархии] прошла через серию внутренних кризисов, которые ослабили ее способность добиваться компромиссов с Будапештом. Преобладание венгерских интересов было особенно очевидно во внешней политике»[70]. Венгерские историки, впрочем, не согласны с толкованием Ausgleich как однозначной победы Будапешта над Веной. По мнению одного из них, Ласло Петера, «поскольку государь был верховным главнокомандующим армии, которая [в правовом смысле] оставалась в большинстве случаев вне рамок, очерченных конституцией, Франц Иосиф располагал свободой действий во всех вопросах, которые касались монархии как державы… В высших сферах государственной политики Франц Иосиф остался самодержцем и после 1867 года»[71]. Петеру вторит А. Дж. П. Тэйлор: «Монарх отказался от части своих контрольных функций в области текущих внутренних дел, но по-прежнему располагал высшей властью… Многие проблемы, оставшись неразрешенными, обеспечивали его пространством для маневра с целью упрочения этой власти»[72]. Об ущербе, который нанес компромисс интересам Венгрии, писал из своего эмигрантского далека в 1867 году и Лайош Кошут, резонно отмечавший, что «дело самоопределения Венгрии сильно пострадало из-за ее подключения к внешнеполитическим замыслам, которые могут противоречить национальным интересам и… подтолкнуть страну к конфликту как с обеими державами, защиты от которых искал Деак (т. е. с Германией и Россией. – Я. Ш.), так и с соседними народами [Центральной Европы], чья дружба необходима Венгрии»[73].
