чтобы выйти на защиту и предзащиту, мне нужно было пройти некоторые бюрократические процедуры – сдать диссертацию ученому секретарю, чтобы она проверила публикации, заключения, внедрения и всякие иные формальные требования к диссертации. И эта формальная процедура самым парадоксальным образом оказалась вторым моим шагом в мистериальные круги!.. В общем, в конце 1987 года я пришел в кабинет к ученому секретарю нашего института Татьяне Ащиной и сказал, что я сделал диссертацию. Дальше произошло то, чего я никак не ожидал.
Она небрежно швырнула мою диссертацию на стол, закрыла дверь, поставила меня к двери спиной и сказала:
– Смотри на меня!
Я уставился на ученую женщину. Ащина достала из стола две проволоки, изогнутые буквой «Г» (потом я узнал, что они называются рамками, а тогда все всем было в новинку) подходила ко мне, отходила от меня и все время приговаривала:
– Ох, ты смотри, какой!.. Ты откуда такой взялся?
– Кафедра ОМД.
– Ага, ага… Завкафедрой там Потапов ведь? А научный руководитель у тебя кто?
– Шейх-Али.
– Угу, угу… Понятно, понятно… Парень, ты иди пока, тебе позвонят.
Ладно, думаю, спорить не буду, ведь если ученый секретарь не подпишет бумагу, просто не выйдешь на защиту. И долго ждать не пришлось. Вечером того же дня произошло следующее. Позвонили на кафедру, а я был в дальнем корпусе, который возле Горного института, прибежал к телефону, мне говорят: вы должны явиться к ученому секретарю сегодня. И хотя это было довольно поздно вечером, разумеется, я явился.
Ащина велела мне сесть в машину. Я сел в ее «Жигули», мы приехали на набережную неподалеку Смоленской площади – туда, где раньше был индийский магазин «Ганг», к полуподвальному помещению во дворе. У входа стоял охранник в штатском без всяких опознавательных знаков с короткоствольным автоматом Калашникова. Это в 1987-м году-то! Охранник на меня строго посмотрел, и Ащина коротко бросила: «Он со мной!»
Я понятия не имел, куда и зачем мы идем. Помещение, кстати, не очень походило на подвальное, потому что высота потолков была выше двух метров, скорее, оно напоминало большой школьный класс. И в этом классе за партами сидело около тридцати мужчин и женщин самого разного возраста. А впереди стояли доски с мелками. За преподавательским столом сидел огромный дядька в очках с роговой оправой, наполовину лысый, наполовину лохматый. Потом-то я узнал, кто это такой. А тогда Ащина просто сказала:
– Учитель, я его привела.
Он посмотрел на меня:
– Ты кто?
– Александр Толмачев.
– В угол иди!
Я пошел в дальний угол и сел нам на стул метрах в десяти-пятнадцати от них. Этот в роговых очках, предводитель ихний, взял мел и нарисовал на доске фигуру человека, после чего обратился ко всем:
– Кто будет Сашу диагностировать?
Встает моя Татьяна Ащина, подходит к доске и проводит ладошкой по силуэту этого нарисованного мелом человечка. Сверху вниз. И я вдруг чувствую, как по мне сверху вниз ливанула горячая волна! Меня словно утюгом прогладили! Ох, ты ж, думаю, как интересно…
– Ну, что? – Спрашивает этот Учитель.
– У него есть «пробки», – говорит Ащина.
– Хорошо, – кивает Учитель. – Кто его править будет?
И тут встает такая огромная бабенция… Во мне 193 сантиметра, а она, наверное, на голову выше меня и шире в плечах раза в два. И ручищи, как две мои ладони. Подходит ко мне и говорит:
– Вставай, наклоняйся!
Как? Куда? Вот сюда!.. Встаю, ложусь животом на парту, задница торчит, ноги согнуты. Она берет и одной своей ручищей давит мне на череп, а указательный палец второй руки засовывает мне прямо сквозь штаны в задницу! Большой палец при этом кладет на копчик и дергает! У меня было ощущение, что у меня выдернули позвоночник! Звезды из глаз полетели!
– Пробок больше нет! – Громогласно заявила бабища и взяла меня за руку. – Садись пока сюда.
Я сел снова на стул, голова кружится. Ащина опять подходит к доске и также ладошкой по нарисованной фигуре проводит. И меня опять жаром сверху вниз как будто из раскаленной печи обдало!
Дальше меня подсадили к «классу» в первые ряды, и моя задача была – слушать. Оказалось, я нахожусь в школе знаменитого философа и психолога члена-корреспондента Академии наук СССР Спиркина, который в свое время организовал школу по изучению людей с необычными способностями… Я, кстати, кандидатский минимум сдавал по его учебнику марксистско-ленинской философии [40].
В общем, с того дня раз в неделю Ащина брала меня и везла на своей машине в эту школу Спиркина, в которую приходили и военные, и гражданские, и врачи, и инженеры, и ученые… самые разные люди. Вот там я убедился – то, что я раньше считал лютым бредом и шарлатанством, существует на самом деле! Они приводили больных людей, ставили им вот таким вот дистанционным образом диагноз и лечили – руками. Это было для меня настоящим открытием и отчасти шоком! Я туда ходил целый год, после чего Ащина сказала, что мне уже достаточно…
Для меня этот год оказался в мировоззренческом отношении переломным. Ведь тогда еще никто не знал, кто такой Глоба, не было еще никаких Кашпировских и Чумаков – они все пришли в конце 89-го-начале 90-го. А в 1987-м была еще полная эзотерическая целина».
Глава 3. Распахивая целину
К сожалению, многие яркие, цветные, забавные, заставляющие тепло улыбаться, а равно трагичные моменты из удивительной жизни Александра Толмачева я вынужден опускать, иначе эту книгу раздует до невообразимости. Да и не обо всем пока можно рассказывать: Саша был свидетелем и участником таких политических и экономических событий, действующие лица коих живы и при власти, что разговор о них я бы назвал преждевременным. И люди из так называемой Семьи бывшего президента России еще живы, и Костя Эрнст на своем месте, и нынешний президент все еще президентствует… Быть может, когда-нибудь, в иные времена, когда «оковы тяжкие падут» я кое-что расскажу и о политике, и о связи политики с мистикой. А сейчас постараюсь вернуться к теме книги.
Итак… Излет Советской власти. Конец восьмидесятых. Из небытия еще не выскочили глобы, кашпировские, чумаки, барабашки и полтергейсты, но эти эзотерические пузыри уже созрели под истончившимся цензурным спудом и готовы вот-вот взорваться. Ранее скептически относившийся ко всему такому недавний советский студент и аспирант, воспитанный в материалистической традиции, Александр Толмачев стал одним из первых астрологов столицы и о ту пору еще не распавшегося СССР. Поначалу он делал астрологические прогнозы людям на тогдашнем советском стихийно образовавшемся Гайд-парке – на Арбате. Брал по
