Продолжая плыть далее на юг и миновав устье Саглек-Фьорда, «Фарфарер» прошел совсем близко от острова Нулиак Айленд, где туниты из окрестных земель собирались по весне, чтобы поохотиться на тюленей.
Когда корабль находился в нескольких милях от острова Нулиак, впередсмотрящий заметил две башни-вышки, стоявшие на вершине мыса Кейп Нувотаннак, который охранял вход в Хеброн-Фьорд. Войдя во фьорд, мореходы заметили третью, столь же массивную башню высотой не менее двенадцати футов, поглядывавшую с вершины горы на летний лагерь добытчиков «валюты» из Окака[98].
Команде «Фарфарера», которую встретил самый теплый прием со стороны местных жителей, были с гордостью показаны сапсаны и кречеты, которые восседали на крепких перчатках ловчих, время от времени получая от них полоски мяса карибу. Эти гордые птицы еще птенцами были пойманы прямо в гнездах на скалах в горах на севере и на хребте Каумаджет к югу отсюда. Они представляли собой поистине королевский товар. Жаль, правда, что лишь немногие из них выживали, выдержав все тяготы долгого и трудного плавания в далекую Европу.
На следующее утро «Фарфарер», за рулем которого теперь стоял капитан с Окака, прошел неподалеку от гигантской стены так называемой Бишопс Митр (Епископской митры), которая выступает почти на четыре тысячи футов в море у оконечности полуострова Каумаджет. Вместо того чтобы обойти стороной этот башнеобразный массив, «Фарфарер» скользнул в узкий проход между громоздящимися утесами, намереваясь попасть в широкий залив, являющий собой как бы внешний портал Окак-Фьорда. Устье фьорда было как бы прикрыто обширным островом, у северной оконечности которого находилась основная гавань Окака, и вход в него указывали две башни-вышки[99].
Успев как раз вовремя, прежде чем с востока налетел зефир, «Фарфарер» вошел в гавань, и люди на его борту тотчас заметили, что она буквально окружена палатками. Значит, судно пришло в самое удобное время, когда большинство обитателей этих мест, как альбанов, так и тунитов, собралось в гавани, чтобы пообщаться и уладить торговые дела.
Ранним утром на рассвете 23 июля 1995 г. теплоход «Алла Тарасова» обогнул южную оконечность полуострова Каумаджет и вошел в бухту Окак. Штурвальный уверенной рукой направил судно в гавань острова Окак. Солнце еще только всходило над пиками Каумаджета, когда тяжелый якорь корабля, гремя цепью, с плеском рухнул в воду. А через час с небольшим пассажиры, перебравшись на борт целой флотилии надувных лодок «Зодиак», направились прямо к берегу.
Мы с Клэр были на борту передовой лодки. На берег мы вышли следом за руководителем археологической экспедиции, крепким канадцем шотландского происхождения, который на прошлой неделе выполнял роль нашего гида чуть ли не на всех старинных стоянках тунитов, которые ему довелось раскопать вдоль северного побережья Лабрадора.
И вот теперь Каллум Томсон (так звали нашего ментора) подвел нас к песчаной отмели высотой добрых десять футов, которая находилась прямо на высоком, срезанном в давние времена берегу. Берег этот густо зарос карликовыми березками, среди которых еще издали виднелись два или три десятка покосившихся деревянных крестов, накренившихся буквально во все стороны. Мы решили, что перед нами, по всей видимости, кладбище миссии моравских братьев, которая вела проповедь среди инуитов, но затем ее деятельность полностью прекратилась в 1919 г., когда все ее члены умерли от гриппа[100].
Было совершенно очевидно, что моравские братья-миссионеры являлись отнюдь не первыми, кто догадался воспользоваться столь редким участком на побережье гавани, участком, который на много миль вокруг служит единственным подходящим местом для захоронений. Вся площадь возвышенного участка берега была окружена древними кругами для палаток, впадинами от просевших землянок и симметрично расположенными кучками булыжников. Эти следы жилищ перемежались с густыми зарослями дудника[101]. Совершенно ясно, что это место исстари было излюбленным местом для жилья.
Мы сделали всего несколько шагов, как Каллум жестом остановил нас и подозвал меня. Он указал рукой на землю у своих ног.
— Возможно, это один из фундаментов тех самых длинных домов, о которых вы упоминали.
Поначалу было трудно понять, шутит он или говорит всерьез. Дело в том, что темы о домах, крышами которым служили опрокинутые лодки, я касался несколько дней назад в нашей беседе, заметив, между прочим, что меня нисколько не удивило бы, если бы следы таких построек были найдены и на берегах залива Окак Бэй.
И вот я неожиданно для себя оказался на краю впадины, размеры и очертания которой весьма и весьма напоминали контуры большинства фундаментов домов-лодок, разбросанных по многим прибрежным районам на востоке Канадской Арктики. Длина ее составляла примерно пятьдесят футов (естественно, рулетки у нас при себе не оказалось), а ширина — около восемнадцати. Стены, которые явно были сложены из дерна, а не из торфа и камней, давным-давно сгнили и просели, и от них остались бугорки высотой в несколько дюймов.
Каллум смерил меня сардоническим взглядом, словно говоря: «Вот вам ваше детище», а затем, обернувшись, направился на поиски развалин миссии.
Что до меня, то больше ничего интересного для меня здесь не было. Лопаты у меня не было, да и подобная акция противоречила бы всем правилам археологических раскопок, согласно которым их нельзя проводить без разрешения. Самое большее, что я мог извлечь для себя из этой загадочной впадины, — это то, что она выглядела именно так, как этого и можно было ожидать.
Хотя возвышенный участок берега позади этой первой впадины довольно густо порос почти непроходимыми зарослями карликового березняка, я решил продолжить свои поиски и вскоре обнаружил вторую впадину. Растительность здесь оказалась настолько густой, что главным инструментом исследования служили мои собственные ноги, но мне все же удалось установить, что пропорции впадины и здесь были практически такими же.
Проплутав битый час под мелким холодным дождем, я пытался понять, какой же смысл несет в себе эта двойная находка. Я обратил внимание, что обе стоянки находились на высоте не более двенадцати футов над наивысшим уровнем воды при приливе и на расстоянии не более сорока футов от кромки берега. У меня сложилось впечатление, что подходы к впадинам со стороны берега были расчищены от валунов и булыжников, громоздившихся на берегу, так что получилось достаточно ровное место для втаскивания ладьи на берег или, наоборот, для спуска ее на воду прямо под предполагаемыми длинными домами.
Обшарив все вокруг, я так и не смог найти ничего интересного, способного пролить дополнительный свет на эту находку. В этот момент с борта «Аллы Тарасовой» донесся протяжный призывный гудок, и мы поспешили в свой «Зодиак». Едва мы взошли на борт, как теплоход поднял якорь и покинул гавань.
В тот же вечер я обратился к Каллуму:
— А вы что скажете об этих впадинах? Как по-вашему, кто и зачем мог их устроить здесь?
Он на какое-то время задумался, словно тщательно взвешивая каждое слово.
— Да, они и впрямь не похожи на дело рук моравских миссионеров. Было бы удивительно, если бы кому-то вздумалось устроить нечто подобное на кладбище. На первый взгляд эти объекты не похожи на сооружения Дорсетской культуры, культур Туле, инуитов или неких архаических народов моря. Видите ли, Фарли, здесь мы имеем дело с уймой вопросов, ответа на которые нет. Нет, пока мы не получим разрешение на проведение раскопок. И тогда я буду просто счастлив доложить вам, кто же были виновники этой загадки[102].
Когда «Фарфарер» вошел в гавань Окака, ветер почти сразу же утих. Вскоре корабль был окружен плотным кольцом небольших лодок, на которых сидели мускулистые гребцы. Подхватив концы, сброшенные с борта, они аккуратно подвели корабль к самой кромке воды, где его вытащили на берег по соседству с неплохим судном местной постройки, правда, куда более скромных размеров.
Команда высадилась на берег прямо напротив двух невысоких длинных домов, над низкими, устланными торфом крышами которых вились сизые струйки дымка. Ноздри людей с «Фарфарера» с жадностью ловили этот запах, ибо приятный аромат еловых дров был редкостью, диковинкой, наслаждаться которой дома, в их безлесных землях, им приходилось крайне редко.
Хозяева оказали гостям самый радушный прием, поскольку суда, курсировавшие между Кроной и землями на западе, очень редко заглядывали в Окак. Капитана «Фарфарера» тут же засыпали вопросами о том, зачем и почему он со своими людьми забрался так далеко на юг.
