Дальше наше прошлое становится более туманным. Охра часто использовалась в наскальной живописи в качестве красителя — возраст охровых «мелков», найденных в Австралии, насчитывает 60 000 лет. Естественные трещины в одном из обломков горной породы с Голанских Высот отличаются большей глубиной — предположительно над ними поработал человек с камнем в руках. Своей формой обломок немного напоминает очертания женской фигуры, а его возраст составляет 250 000 лет. Конечно, царапины на камне могли быть сделаны ребенком просто так, а сходство формы может оказаться случайным совпадением.
Представьте, что вы находитесь в пещере вместе с художником, который рисует на стене бизона. Он (или она?) создает для вашего мозга образ, который все больше и больше отличается от того, что мозг ожидает увидеть: «А теперь нарисуем под ним самку шерстистого носорога…» На телевидении точно такой же трюк исполняли некоторые «художники». Рольф Харрис на удивление хорошо умел рисовать эскизы животных прямо на глазах у зрителей. И эти животные тоже были знаковыми фигурами: хитрой лисой и мудрой совой.
Итак, все связано в один большой узел. Восприятие тесно связано с ожиданиями, а наши ощущения неотделимы ни друг от друга, ни от наших воспоминаний. В уединении нашего разума между ними происходит постоянная борьба. Программируя свой мозг, мы ни в коем случае не опираемся на непосредственное восприятие окружающей действительности. С самого раннего возраста мы обучаем его правильно видеть, слышать, чувствовать запахи и прикосновения. Мы даем собственную интерпретацию любому ощущению, мы предчувствуем, сравниваем и противопоставляем их друг с другом, мы собираем отдельные мгновения в непрерывные промежутки и создаем целостную картину из точечных наблюдений. Мы делаем это постоянно, слой за слоем, замечая тончайшие нюансы в манере речи и игривом взгляде и используя их для оценки реальности в духе «Будет ли она внешностью напоминать свою мать?»
Этим наш разум и отличается от разума обитателей границ.
И, как нам кажется, от разума неандертальцев, потому что их вялое развитие хорошо согласуется с альтернативным образом жизни. Эта альтернатива состоит в построении такого мира, в котором нет места неожиданностям. Любое событие происходит в соответствии с нашими ожиданиями, основанными на событиях прошлого, а значит, привычка становится оплотом безопасности. Такой мир очень устойчив и поэтому не слишком склонен к развитию. Зачем куда-то уходить из Эдемского сада? Гориллы живут в нем до сих пор.
Точно так же могла быть устроена и племенная жизнь Homo sapiens, с той лишь разницей, что окружающая действительность — в лице тех же варваров, живущих на холме, — постоянно вмешивалась в нашу жизнь. Но неандертальцы, скорее всего, от нашествия варваров не страдали. Можно с уверенностью сказать, что даже на протяжении десятков тысяч лет их образ жизни не претерпел существенных изменений. Искусство способно менять жизнь. Оно заставляет нас по-новому взглянуть на окружающий мир. Эльфам это по душе, ведь искусство открывает новые возможности устрашения людей. Однако Ринсвинд смог заглянуть дальше, чем позволяют способности эльфов, и понял, куда нас ведет искусство. Куда? Скоро узнаете.
Глава 25. Венец всех овощей
Темно-красное море плескалось у дальних берегов. Славное местечко, — подумал Ринсвинд. Немного напоминает Эфеб. Виноград, оливки, мед, рыба и ясная погода.
Он повернулся лицом к своей группе прото-актеров. Его идея очевидно давалась им с трудом.
«Как жрецы в храмах?» — спросил один из них. — «Вы это имеете в виду?»
«Да, но вы могли бы… пойти еще дальше», — сказал Ринсвинд. — «Вы могли бы притвориться богами. Или чем-нибудь еще».
«А мы не попадем в неприятности?»
«Нет, если сделаете это с должным уважением», — ответил Ринсвинд. — «А люди… в каком-то смысле увидят богов. Увидеть значит поверить, так? К тому же дети все время притворяются другими людьми».
«Да, но это же детские игры», — возразил актер.
«Возможно, люди будут платить, чтобы на вас посмотреть», — добавил Ринсвинд. После этих слов интерес его собеседников заметно увеличился. Человекообразные существа везде одинаковы, — подумал Ринсвинд; стоит пообещать им денег, и они готовы взяться за любую работу.
«Просто притвориться богами?» — спросил один из них.
«О, нет. Чем угодно», — сказал Ринсвинд. — «Богами, демонами, нимфами, пастухами…»
«Нет, пастуха я сыграть не смогу», — ответил потенциальный трагик. — «Я плотник. Я в пастушечьем деле ничего не смыслю».
«А в делах богов смыслишь?»
«Ну, да, нужно просто… пускать молнии и кричать и все в таком духе. А вот чтобы стать хорошим пастухом, нужно потратить много лет».
«Вы же не думаете, что мы станем подражать другим людям», — сказал другой актер. — «Так поступать нельзя».
«Это просто неуважение», — добавил третий.
Да, нам нельзя ничего менять, — подумал Ринсвинд. Эльфам нравится такой образ мышления. Нам нельзя ничего менять, иначе события могут сложиться по-другому. Бедняга Фокиец…
«Ладно, а дерево вы можете сыграть?» — спросил он. Он смутно припоминал, что для разминки актеры, помимо всего прочего, притворяются деревьями — предположительно это помогало им избежать слишком «деревянного» выступления.
«Да, деревья не проблема», — ответил актер. — «Они такие волшебные. Но просить нас сыграть плотников — значит проявить неуважение к нашему другу».
«Ну ладно, деревья так деревья. Для начала сойдет. А теперь, протяните свои…»
Раздался удар грома, и перед ними предстала богиня. Ее волосы завивались золотыми локонами, белая мантия развевалась на ветру, а на плече сидела сова. Мужчины бросились бежать.
«Итак, мой маленький проказник», — сказала богиня. — «И чему же такому ты их здесь учишь?»
Ринсвинд на мгновение прикрыл один глаз рукой.
«Это просто чучело совы», — сказал он. — «Ты меня не проведешь! Ни одно животное не станет спокойно сидеть, когда поблизости есть эльфы!»
Образ богини начал колебаться, когда Королева попыталась сохранить контроль, но очарование склонно к недоверию.
«О, какие мы смелые!» — сказала она, вернувшись к своему обычному облику.
Услышав позади какой-то скрип, она обернулась. Сундук встал на цыпочки и открыл крушку.
«Я его не боюсь», — добавила она.
«Правда? А вот я боюсь», — сказал Ринсвинд. — «И вообще, я просто помогаю им развить актерское мастерство. Вы же не против, так? Вы же наверняка любите этих людей. Здесь есть дриады, нимфы, сатиры, кентавры, гарпии и даже одноглазые великаны, — если только это не какая-то шутка про секс, которую я еще до конца не понял. И они верят во всех этих существ, хотя ни одно из них не существует на самом деле! Кроме, разве что, одноглазых великанов — с ними все немного запутанно».
«Мы видели их представления», — сказала Королева. — «Они не проявляют уважения к своим богам».
«Но ведь видеть значит верить, разве нет? И признайте, богов у них и правда немало. Их здесь десятки».
Он по-дружески улыбнулся, не оставляя надежды на то, что местные города она оставит в покое. Помимо множества храмов и святынь, разбросанных по всей стране, здесь иногда встречались люди, которые хотя и упоминали богов при каждом удобном случае, по всей видимости, развивали идеи, в которых боги в лучшем случае играли роль наблюдателей или просто украшений. Но актерам нравилось играть богов…
«Вы что-то задумали», — сказала Королева. — «Куда бы мы не отправились, везде вы, волшебники, учите людей искусству. Зачем?»
«Ну, эта планета такая скучная», — ответил Ринсвинд.
«И повсюду они рассказывают истории», — добавила Королева, продолжая ходить вокруг него. — «И даже на небе рисуют свои картинки».
«О, созвездия?» — сказал Ринсвинд. — «Знаете, здесь они не меняются. Не то что дома. Поразительно. Я пытался внушить одному племени мысль о том, чтобы назвать вон то большое созвездие — ну, знаете, у него еще такой пояс есть? Я подумал, что если они назовут его «Казначеем», а группу звездочек справа от него — «Пилюлями из Сушеных Лягушек», то это стало бы неплохим напоминанием о нашем визите…»
«Ты ведь меня боишься, да?» — перебила его Королева. — «Все волшебники боятся женщин».
«Только не я!» — возразил Ринсвинд. — «Женщины реже носят оружие!»
«Нет, боишься», — настаивала Королева, подходя ближе. — «Интересно, каково твое самое сокровенное желание?»
Я бы предпочел оказаться подальше отсюда, — подумал Ринсвинд.
«Интересно, чем бы я могла тебя одарить», — произнесла Королева, поглаживая Ринсвинда по щеке.
«Всем известно, что эльфийские дары к утру исчезают», — сказал Ринсвинд, которого колотила дрожь.
