Человек как «событьице»
«Что такое рана на поверхности тела?» – вопрошает Делез. Разве это плотная вещь со своим статусом? Это, скорее, эффект, маленькое происшествие, которое «даже не существует, а лишь какое-то время упорствует в своем проявлении», и все время становится, обладая минимумом бытия.
А что тогда мы сами? Разве не есть человеческая жизнь, включая наше Я, нашу внутреннюю вершину, которую мы почитаем за субъекта, наш мир, нашу мечту, – подсказывает нам Делез – лишь слепое шевеление на поверхности некоего события? Мы – просто легкий хруст на поверхности. Шелест бумаги, нечто наподобие тумана, резвящегося на гранях вещей.
Что такое краснота железа, краснота лица? – продолжает Делез. – Это смесь: красное примешивается к зеленому. Мы – тоже смеси, в симпатии или ненависти примешивающиеся к вещам и друг другу.
«Мир событий и эффектов» Делеза смешивается и растекается. В нем мы перемещаемся в беспредельный эон становления. В мире нет никакого Целого, – утверждает мэтр французской риторики, – нет сущности, основания которое бы упорядочивало и отвечало за метаморфозы вещей и нас самих. В мире не существует причин. От нас требуется не бытие, а скольжение.
Переливы хаоса
Делез – это путешествие по направлению к Хаосмосу, с утратой имен и отказом от всего постоянного, в том числе и от знания, ибо «постоянство нуждается в мире и Боге, – как замечает Делез, – а мы вам этого предоставить не можем». Это – эфемерная вселенная, где символ дерева как вертикальной оси и иерархии заменяется образом «ризомы» – клубня, наподобие картофельного, который прорастает случайно и неведомо куда – в сторону, вбок, вниз, иногда даже вверх. Это мир беспредельности, апейрона – того что древние греки особенно ненавидели, в отличие от предела – «пейрос», который завершал, фиксировал вещь.
Делезианское становление предполагает расплавление языка, где существительные сметаются глаголами как более подвижными агентами, и где в становлении все растворяется и исчезает. Собственно, мир становления Делеза и есть мир распадающийся и мутирующий в ходе этого распада языка. Поскольку денотат упраздняется еще раньше философии Делеза, в структурализме Ф. де Соссюра, от которого и отталкивается Делез, реальность у него превращается в чисто лингвистическую резидуальность (остаточность), в который растворяется и угасает сама семантическая ткань, смысловое поле бытия, вовлекая в это угасание Человека как бывшего владетеля и распорядителя языка. Обретенный в чистом становлении пост-язык превращается в неизъяснимое мычание – в миг вспышки «эффекта» на поверхности расплавленной глади, рушащейся в инфернальные глубины материи.
Надо сказать, что о философии Делеза Дарья Дугина много размышляла, поддаваясь двусмысленному очарованию мэтра. В данной книге она посвятила ему свое эссе «Черный Делез», нередко обращалась к его философии в своих беседах, выступлениях и лекциях. Ее интересовали стратегии и механизмы растворения человеческой субъектности как этапы уничтожения, элиминации Человека как такового, практикуемые современной западной цивилизации постмодерна.
Хищные вещи и «дырявый» субъект ООО
Программы растворения Человека, дестабилизации и диссолюции самого мира сегодня прорабатывается не только в экстравагантных и первертных программах Делеза, но и в постделезианских философских группах современных западных «гипер-материалистических реалистов» или «объектно-ориентированных онтологов» (ООО) вроде Р. Негарестани, Н. Лэнда, Г. Хармана, Р. Брасье, К. Мейясу и других. Эти философы настаивают на том, что человек в классической западной философии неоправданно предстает перед нами слишком вертикальным, авторитарным и высокомерным. При этом по сравнению, например, с искусственным интеллектом, он предельно несовершенен и уязвим. Поэтому впредь, как считают адепты ООО, потакать человеку в его иллюзии устроителя Вселенной и гения социального прогресса – бессмысленно и опасно. Человек слишком обременен Логосом. Почему мы так уверены, спрашивают представители объектно-ориентированной онтологии, что Человек – это мера вещей, главный полюс корреляции? Есть Ничто, и его круговращения, которое именуется «становлением», а то существо, которое раньше называли «человеком», характеризуется неопределенностью, размытостью, текучестью, «дырявостью», хаотичностью, причем, это касается как событий его жизни, но и состояния его хлипкого и неустойчивого Я. А вот то, что в мире есть воистину прочного и надежного – это космические объекты, просто вещи, Земля, ее ядро, зажатое в тисках застывшей земной коры. Объекты, хотя и недоказуемы феноменологически, но практически достижимы: стоит лишь только погасить наш человеческий дазайн (Dasein), они явят себя нам полноценно, причем в совершенно неожиданном свете, и даже скорее всего, в виде монстров, как считает представитель weird-реализма Грэм Харман. Пока наше человеческое присутствие еще теплится, ноумены недостижимы. Они (ноумены, вещи) живут радикально экстернальной (внешней), недоступной нам и скорее всего довольно хищной жизнью, а мы пользуемся ими, наивно полагая себя их господами и хозяевами. Но грядет великое восстание вещей! – как говорит Бруно Латур. Человек ничтожен, со всеми своими эфемерными притязаниями, способностями, проектами и иллюзиями. Следует освободить объекты от человека, дать им волю творить, следовать своим космическим траекториям. Необходимо устранить человека, например, с пути земного ядра, освободить ядерного демона внутри Земли, чтобы эта яростная световая субстанция земной магмы смогла, например, соединиться в космическом танце с Солнцем… Об этом мечтает американский философ иранского происхождения Реза Негарестани, повторяя английского философа Ника Лэнда.
Дарья Дугина очень внимательно изучала тексты современных объектно-ориентированных онтологов, полемизировала с ними в статьях и выступлениях. Можно даже сослаться на один курьезный случай. Однажды Дарья участвовала в on-line презентации книги Р. Негарестани в Москве по случаю перевода книги на русский язык. Этот эпизод получил широкую известность в связи с тем, что в середине интеллектуальной дискуссии один из Дашиных поклонников неожиданно предложил ей руку и сердце. Дарья вежливо обещала рассмотреть это предложение, но только после того, как ухажер консервативно-традиционалистских взглядов сумеет освоить философию, противоположную его собственной, и выучит «Циклонопедию» Р. Негарестани наизусть. Вся эта истории случилась в прямой трансляции на глазах изумленного ирано-американского философа.
Поверхности атакуют
Тема несостоятельности и тщеты человека у адептов ООО, как мы видим, синхронизирована с темой диссолюции человека у Ж. Делеза, философа субтильного, у которого правда, истинная свобода прокламируется не для массивных вещей и громадных космических тел и объектов, а для слабых и легких эффектов на поверхностях всего этого имущества. Но Дарья прекрасно понимала, что в панораме современной западной философии здесь мы встречаемся лишь с разными флангами единого философского фронта, атакующими нашу духовную традицию – христианскую, платоническую, традиционную. В нашествии на нас современной западной философии мы не обнаруживаем в ней ни вертикалей, ни иерархий, ни форм, ни идей, ни ценностей, ни объектов, ни сущностей, ни субъектов, ни причин, ни качеств, ни образцов, ни целей, ни языка, ни глубины, ни высоты, ни свободы, ни духа, ни Бога. В ней нет места и Человеку, которому теперь предписано не углубляться и не смотреть вверх и вдаль, не мечтать, не проектировать, не мыслить, а скользить и растворяться, шуршать и не мнить о себе слишком много. Нам предписано, и даже приказано, оставаться на поверхности вещей, скользить по плоскости событий, следуя трендам, повестке, правилам.
Война умов
«Нам приказано»! Да, именно так считала Даша! За легким шелестом развязного дискурса Ж. Делеза она, как истинный традиционалист, слышала тяжелую поступь тоталитарного императива. Она понимала, что есть кто-то в мире, кто понимает, какие правила нам предлагаются, и знала, что в мире существуют вовсе не порядки вещей самих по себе, а порядки интерпретаций. Под видом, случайной философской игры нам навязываются требования к вещам и нам самим, а значит, принципы и правила, которыми кто-то приклеивает нас к определенным стандартам восприятия и поведения. И наши интеллектуальные оппоненты на Западе понимают это. Как в главном законе геополитики утверждается, что «тот, кто контролирует Хартлэнд (Сердцевинную землю, Евразию), тот владеет миром», здесь работает формула: «Тот, кто контролирует дискурс, задает метаязык – тот господствует над всем».
