Теннант. Зло – это временное неудобство, которое будет постепенно изжито на пути прогресса, неизбежный побочный продукт эволюции, к которой Бог решил прибегнуть для сотворения мира. Усилиями Теннанта и его единомышленников уже в межвоенные годы такие взгляды прочно обосновались в Англиканской Церкви, хотя все ее духовенство при вступлении в сан присягало 39 статьям вероучения, в 9-й из которых недвусмысленно говорится, что «человек далеко отступил от изначальной праведности» из-за первородного греха. Но церковные порядки у англикан уже тогда были столь либеральными, что никто не смущался открыто отрицать этот догмат. Особенно в этом отрицании преуспел математик и богослов Эрнст Барнс (1874–1953), утвержденный в 1924 году левым лейбористским правительством в качестве англиканского епископа.
В своих получивших скандальную известность «горилльих проповедях» Барнс прямо призывал к отказу от «ужасающей теории» первородного греха: «многим из того зла, которое присутствует в человеческих склонностях и страстях, мы обязаны естественным инстинктам, вытекающим из нашего животного происхождения. В реальности человек не является существом, ниспавшим из состояния идеальной невинности, он представляет собой животное, медленно приобретающее духовный смысл и поднимающееся над уровнем своих далеких предков» [30]. Барнсу вторил один из идеологов англиканского модернизма Джеймс Бетьюн-Бейкер: «не было ни предустановленной гармонии, разрушенной по вине человека, ни утраты изначального добра. Мы знаем, напротив, о постепенном приближении к гармонии, о восхождении к ней шаг за шагом» [31].
В Католической Церкви в то время все было гораздо строже. На Западе она дольше всех сопротивлялась теистическому эволюционизму. В том самом 1926 году, когда епископ Барнс не таясь выступал с «горилльими проповедями», до руководства ордена иезуитов дошел слух, что французский священник-иезуит и палеонтолог по имени Пьер Тейяр де Шарден – которому впоследствии предстояло стать теистическим эволюционистом номер один в христианском мире – придерживается неортодоксальных взглядов на искупление и грехопадение. Орденское начальство заставило Тейяра подписать особую бумагу, в которой тот обязывался понимать Книгу Бытия в русле католического учения, а также запретило ему печатать что-либо по этой теме. Богословские сочинения Тейяра увидели свет только в 1955 году, уже после его смерти, – и действительно, они оказались в вопиющем противоречии с тем, чему учила Церковь все 2000 лет до того.
Согласно Тейяру, Вселенная постепенно восходит от хаоса к точке Омега, которая в его понимании представляет финальную стадию мирового развития, когда Бог станет все во всем. Тейяр рассуждает о грядущем космическом царстве Христа, но в его богословии совершенно отсутствуют представления об утраченном рае и о грехопадении. «Отдав всего себя служению идее „Точки Омега“, Тейяр почти ничего не сказал об Альфе» [32], – справедливо указывает еп. Василий (Родзянко). «Первородный грех в принятой в наши дни формулировке есть одна из главных трудностей, на которые наталкивается христианская мысль» [33], – пишет Тейяр. Его эволюционистский прогрессизм не допускает никакого разрыва и отпадения от Бога – мир может двигаться только вперед, завороженный точкой Омега. По мысли Тейяра, греховность связана с неизбежными возмущениями, присущими любой самоорганизующейся системе: «с этой точки зрения первородный грех в его космической основе смешивается с самим механизмом творения» [34]. То есть опять же виновником зла, по сути, является сам Бог-Творец – от этой мысли пришли бы в ужас все до одного богословы прошлого.
В конце XIX века фактически то же самое утверждал и протестант Бичер: «несовершенство непременно сопутствует постепенному развитию», поэтому «греховность универсальна и неизбежна в неразвитом человечестве», «в грехе кроется конфликт между низшими и высшими элементами человеческой природы» [35]. С подачи Тейяра аналогичные взгляды в конце концов получили распространение и в католицизме. Например, современный американский католический богослов Джон Хот полагает, что вера в «доисторическое нарушение первоначальной целостности» – это не более чем устаревшая догма. По его мнению, «первородный грех означает, что мы рождены в еще незавершенной и только устремленной к совершенству Вселенной» [36]. Это же утверждает и британский священник-иезуит и богослов Джек Махони: «принятие научной [теории] эволюции… означает, что нам нет больше необходимости верить в то, что с самого начала творения все пошло вразрез с Божьими планами» [37].
В 1967 году православный богослов Оливье Клеман справедливо констатировал, что все западное богословие движется в сторону тейяровского «мистического эволюционизма», «губительного для христианской космологии, потому что в нем не остается ни места, ни смысла для райского состояния и грехопадения» [38]. Хуже того – жертвой теистического эволюционизма пало и учение об искуплении, стержень всей христианской веры. Здание христианского богословия стало рассыпаться, как карточный домик.
Всякому, кто хоть раз открывал Новый Завет, должно быть совершенно очевидно, что христианство строится вокруг проблематики искупления. «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин. 1: 29) – именно через эту идею первыми христианами была осмыслена крестная смерть Христа, которая в противном случае низвелась бы до роли трагической случайности, лишенной всякого смысла. Искупительная проблематика пришла в Новый Завет из Пятикнижия, где оговариваются грехи, требующие заместительных жертв: «если же один кто согрешит по неведению, то пусть принесет козу однолетнюю в жертву за грех» (Чис. 15: 27). Но грех, потребовавший для своего искупления смерти Сына Божьего, должен был радикальным образом отличаться от всех остальных «обычных» грехов, которые можно смыть кровью жертвенных животных. Спаситель «не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление» (Евр. 9: 12).
Апостол Павел связал этот грех с изначальным преступлением, оказавшим роковое влияние на все человечество и весь мир в целом: «как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут» (1 Кор. 15: 22), «если преступлением одного подверглись смерти многие, то тем более благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа, преизбыточествуют для многих» (Рим. 5: 14). Последствия греховной катастрофы для человека и для всего творения были столь ужасны, что их могла загладить только смерть самого Бога. Такой трактовке апостола Павла две тысячи лет следовали все христиане без исключения. Во время литургического богослужения во всех христианских церквях звучат слова Тайной Вечери о крови Сына Божьего, проливаемой во отпущение грехов. Можно согласиться с Блезом Паскалем, что грехопадение и искупление – это две основные истины, утверждаемые христианством, «вся вера заключается в Иисусе Христе и в Адаме».
В этой связи можно процитировать св. Афанасия Великого, святого, который отстоял Никейский Символ веры и которому Церковь в плане вероучения обязана больше, чем кому-либо: «Бог сотворил человека, и возжелал, чтобы пребывал он в нетлении. Но люди, вознерадев и уклонившись от устремления
