Внезапная остановка татарской конницы под прикрытием пеших копейщиков в самый, казалось бы, неподходящий момент сближения ратей точно объяснена в Киприановской редакции «Сказания о Мамаевом побоище»: «…ибо несть места, где им разступитися» (с. 63). Очевидно, поле боя оказалось для ордынцев слишком тесным, ж они задержались, чтобы перегруппировать силы. Видимо, только тогда обнаружили они всю невыгоду предложеного им места сражения.
Изучение старинных планов Куликова поля показывает, что в древности оно в доступном для полков виде достигало в ширину не более 2.5–3 км при длине (между пригодными для наблюдения возвышенностями) около 4 км.130 Обрисованное относительно небольшое пространство не позволило ордынцам применить их излюбленный маневр — фланговый охват войск противоположной стороны и в значительной мере осложнило и замедлило их наступательные действия.
Во время упомянутой задержки состоялся поединок инока Пересвета и татарского богатыря. Оба храбреца сшиблись на копьях, поразив друг друга. Исход поединка рассматривался обычно как предсказание победы какой-то одной стороны, здесь же обе воюющие стороны оказались перед неизвестностью, как бы в равном положении. Сразу же после поединка (настал 7-й час дня, в переводе 12.35–13.35) рати пошли на бой всеми силами.
Развернувшуюся затем на Куликовом поле картину боя историки представляют как одновременное столкновение трех расположенных по фронту длиной 5, 5.5 и даже 10 км131 русских полков с татарскими (строй последних неизвестен). На исследователей влияет сама трехчастная схема линейной разбивки войска на чело и два крыла. При этом не учитывается и топография поля битвы. Полки помещают перед холмами, реками, долинами, а то и на месте вырубленных в XIX в. дубрав. Такие реконструкции вряд ли убедительны. Растянутость подразделений на поле брани делала бы их плохо управляемыми. Построенные в боевой порядок полки имели перед собой не пересеченную местность, а открытое ровное пространство, по словам Киприановской редакции «Сказания о Мамаевом побоище», «поле чисто» и «место твердо». Кроме того, как сами полки, так и составляющие их отряды могли выдвигаться на передовую позицию не все сразу, а, как подсказывают примеры международного полковождения, последовательно, сообразуясь с приближающимися силами противоположной стороны. В рассматриваемом случае источники указывают на первоочередное выдвижение к фронту боя не трех, а двух подразделений, а именно полков передового и правой руки. О двух вступивших в бой полках сообщают Летописная, Распространенная и Киприановская редакции «Сказания о Мамаевом побоище». «Сказание» Основной редакции указывает, правда, три русских полка, встретивших татар, но тут же добавляет, что отряды «поганых» двигались навстречу «обапол», то есть по обеим сторонам поля (с. 43). В период сближения противников поле сражения было, возможно, разделено как бы на две части по числу занимающих его по фронту подразделений. Объяснить все это можно только относительной узостью места сражения, на котором как русские, так и татары не могли развернуть крупных сил, тем более всех приведенных войск.
В ходе завязавшегося сражения первоначальный боевой порядок изменился, во всяком случае был уплотнен. Татары старались ввести в бой одновременно как можно больше войск. В дело были брошены главные силы. «И о часе седьмом соступишась обоюду крепце всеми силами и яадолзе бишася».132 Ожесточение боя нарастало. Вместе с этим усиливалась ставшая неимоверной теснота. С неотразимой документальностью воспроизводит картину рукопашной Киприановская редакция «Сказания»: «…и паде татарьское тело на христьаньском, а христианьское тело на татарьском, и смесися кровь татарскаа с христианьскою. Всюду бо множество мертвых лежаху. И не можаху кони ступати по мертвым. Не токмо же оружием убивахуся, но сами себя бьюще, и под коньскыми ногами умираху, от великиа тесноты задыхахуся, яко немощно бе вмести-тися на поле Куликове… множества ради многых сил сошедшеся» (с. 64). Характерно, что источники не упоминают о пленных.
В период рукопашной происходили схватки отдельных единоборцев. С редкой подробностью сообщает об этом летописная повесть о Куликовской битве. «Инди вид-ѣти бѣаше русинъ за тотарином ганяшеся, а то-таринъ сии настигаше. Смятоша бо ся и размѣсиша, коиждо бо своего супротивника искааше поб*ѣдити» (с. 21). Источники сохранили описание волнующих эпизодов схватки этих людей. Так, Стефан Новосильский рассказывал, что видел уже пешего великого князя, бившегося против четырех врагов. Новосильский пытался помочь Дмитрию Ивановичу, но не смог из-за множества убитых быстро к нему подъехать. Едва удалось ему поразить одного из наступавших на великого князя, как на него самого наехало трое. От верной гибели Новосильского спасла случайность. Он сорвался с коня и «пребых» «во трупу» (с. 124).
В описаниях «Сказания о Мамаевом побоище» отчетливо угадывается, что организованная борьба велась не отдельными храбрецами, а сплоченными подразделениями. Во время рукопашной из строя выбывали в некоторых случаях сразу несколько находившихся рядом воинов. Иногда это были князья и бояре с их окружением, люди одного города или вотчины, родственники, бойцы малой тактической единицы. После окончания битвы на поле боя нашли павших рядом белозерских, углицких, дорогобужских князей. Лежали рядом слуга и господин. Люди, судя по всему, умирали примерно на тех же местах, где сражались и держали строй бок о бок друг с другом.
Тесный бой слитных подразделений весьма точно передают миниатюры Лицевого летописного свода XVI в. В ходе побоища массовые потери понесла русская пехота, «аки древеса, сломишася и, аки сено посечено, лежаху» (с. 64). Судя по этой записи, полегли целые ряды этих бойцов. Сопровождающая этот текст миниатюра Лицевого летописного свода довольно реалистически передает избиение «пешцев» всадниками с саблями. Все свидетельства о битве достоверно раскрывают важнейшее тактическое правило средневековья, заключавшееся в том, что результативный бой велся слитными построениями. Как только они разрушались, организованное сопротивление прекращалось, а уцелевшие обращались в бегство.
Сражения XIV в., как удается установить, отличались от таковых же, например, XII в. применением последовательных многократных атак — суимов и большей самостоятельностью действий отдельных подразделений. Относится это и к рассматриваемой битве. К финальной ее фазе
В. Н. Татищев отнес сообщение о том, что «татаре бо въезжаху в русские полки, а русские в полки татарские».133 Этот прием реален и связан с глубоким вклиниванием тактических единиц в ряды друг друга. В параллель приведем слова Шереф-ад-дина Йезди в его «Книге побед» (1424–1425 гг.), относящиеся к битве Тимура и Тохтамыша в 1391 г., о том, что один из противников прошел сквозь строй другого и, остановившись, построил свои ряды в его тылу.134 Сопоставление русских и среднеазиатских источников, касающихся военного дела, здесь лишний раз убеждает в международном сходстве ряда тактических правил конца XIV в.
Если начальная стадия битвы описана в источниках в подробностях, то ее середина и финал для летописца и книжника были почти полностью заслонены эмоциональной стороной события. Тем более ценны уникальные сведения, приведенные В. Н. Татищевым, о действиях полков в разгар битвы, что отнюдь не расходится с отдельными, подчас случайными замечаниями на эту же тему других источников Куликовского цикла. Остановимся на выяснении этих недостаточно установленных событий.
Общая рукопашная, развернувшаяся на Куликовом поле в разгар битвы, перемалывала силы враждующих, но не давала никому перевеса. Убедившись в том, что обойти русских невозможно, ордынцы сконцентрировали свой удар в центре русского построения. Им, очевидно; удалось прорвать фронт выдвинутых вперед русских полков и подойти к большому полку. По словам В. Н. Татищева, это подразделение (включавшее владимирцев и суздальцев), «бияся на едином месте, не можаше одолети татар… ни татары могусче я сломити». Активную поддержку центру оказали отряды правого крыла. Там князь Андрей Ольгердович неоднократно атаковал татар, «но не смеяше вдаль гнатися, видя большой полк недвижусчийся и яко вся сила татарская паде на середину (этого полка, — А. К.)… хотяху разорвати».135 Очевидно, имелся в виду разрыв строя главного подразделения на отдельные, изолированные группы в целях их последующего уничтожения. Одновременно ордынцы начали теснить левое крыло русских.
На исходе 8 часа дня татары захватили инициативу в свои руки. Настал кризисный момент сражения. Казалось, что «поганые» «отвеюду заидоша, оступиша около христьян».136 Множились общие потери. Сеча затронула не только рядовых бойцов, но и военачальников. «… начаша татарове одолевати, и уже много от… князей, и бояр, и воевод, аки древеса, склоняхуся на землю» (с. 64). Выбыл из строя главнокомандующий — князь Дмитрий Ивановпч и был убит его двойник — боярин Михаил Андреевич Бренко. Положение усугублялось тем, что русским «солнце бе во очи и ветр».137 Древние считали такое положение крайне невыгодным для боя.
