НИКОЛАЙ КОНЯЕВ
ГАЛАКТИКА ОБЕТОВАННАЯ
РОМАН
«Вопреки Канту, пространство и время нужно возвысить до категорий знания и действия. Делая пространство и время категориями разума, мы и само знание превращаем из отвлеченного в конкретное, не ограничиваемся раскрытием отношений, законов, а хотим видеть их во внешнем выражении...»
Н.Ф. Федоров
ПРЕДИСЛОВИЕ ПУБЛИКАТОРА
В конце восьмидесятых годов прошлого столетия я работал в литературном журнале и достаточно близко наблюдал восхождение зари новой жизни, помогая воспевать ее, а отчасти и раздувать...
1
В силу служебных обязанностей я часто сталкивался тогда с людьми, завязавшимися в дальнейшем, так сказать, в бутон нашей демократии.
Уже тогда отличала их напряженная забота о человеке, об этой, как говорили они, стране, об этом народе... Бывало, только войдешь в редакцию, и сразу тряхнет от здешнего напряжения мысли.
— Нет-нет! — слышишь стремительные и отчасти визгливые голоса. — Вот смотрите... Если Василия Петровича назначили на место Ивана Гавриловича, значит, Василием Петровичем будет теперь Игорь Абрамович. Значит, Ольга Иосифовна Кучкина заменит Игоря Абрамовича, а Кучкиной станет Ложкин. Ложкиным — Поварёхина, жена Игоря Абрамовича, а я стану ею. Нет, не женой Игоря Абрамовича, а просто — Поварёхиной. Ну, в общем, понимаете меня. Место Поварехиной займу. Ну, а мною-то кто станет? Иголкин? Не знаю. Трое сторожей под его началом будет. Мелковат он пока для такой работы. Сериков? Нет. Но тогда кто? Кто мною будет?
Признаюсь, мне тогда и в голову не приходило, что именно эти люди составят цвет российской демократии, авангард реформаторов отсталой российской жизни.
Честно скажу, признание это даётся мне нелегко.
Мне невыразимо стыдно, что я не сумел разглядеть будущую осанливость столпов демократии, проглядел за будничными заботами их непревзойденное умение окружать себя изъятыми у этого народа дворцами, пароходами и нефтяными вышками.
Признаюсь, хотя мне и стыдно, но далеко не всегда я понимал высокий ход мыслей этих выдающихся деятелей. У меня даже папка была, в которую я складывал их послания, не зная, куда употребить.
2
Много, много чего было в этой папке .
Помню, хранились здесь послания шурина одного писателя, который требовал, чтобы немедленно приняли к публикации произведения писателя, поскольку тогда он (шурин) сможет воздействовать на него (писателя) в смысле улучшения отношений писателя с супругой и снижения потребления писателем спиртных напитков. Шурин сообщал, что оказывать воздействие на писателя он намерен угрозами остановить печатание его произведений.
Немало было в папке и посланий, принадлежащих перу будущего депутата Векшина.
Помню, что уже тогда Векшин все время чего-то требовал.
Одно из требований касалось набата, в который должен ударить наш журнал, требуя закрытия фабрики, отравляющей своими промышленными отходами экологическую среду на дачном участке, принадлежащем сестре Векшина. Фабрику необходимо было закрыть в ближайшее время, поскольку Векшин планировал провести на даче сестры все лето.
Среди прочих хранились в папке и письма большого ценителя и знатока философии Н.Ф. Федорова, поэта Федора Шадрункова.
До сих пор не могу понять, почему попали они ко мне. Ведь адресованы они были Советскому правительству.
3
«Чтобы увереннее идти вперед, нужно разобраться в относительности величины нашей планеты ко всей Вселенной...
Также необходимо выяснить: чувствуют ли женщины и девушки половое сношение на расстоянии.
Еще необходимо уточнить: жив ли мой отец или по-прежнему находится на секретной работе...
Если отец жив, дайте ему знать обо мне, а если мертв, исправьте дату рождения. Он с 1932 года, хотя числится с 1937...
Когда удастся ответить на эти вопросы, можно будет договориться через меня, чтобы наши вооруженные силы были зачислены (пока, правда, неофициально) как гвардейская единица из состава армий всей Земли в состав Объединенных Вооруженных сил нашей Вселенной. Этим силам предстоит охранять мир и на нашей Земле, и на планетах, которые будут нам доверены, чтобы наши и будущие поколения могли увереннее строить всепланетное демократическое государство и размножаться в прямом смысле этого слова.
Кроме этого, мы получим первую эскадрилью летающих тарелок, на которой сможем отправить экипаж для переговоров с парламентом нашей Вселенной.
В состав его войдут:
1. Векшин Рудольф Николаевич,
2. Полякова Екатерина Ивановна,
3. Я, Шадрунков Федор Михайлович.
Четвертого выбирайте сами, но он должен быть подготовлен как командир корабля, а по совместительству — врач.
На этом корабле мы доставим на Землю препараты бессмертия для таких видных деятелей Коммунистической партии и Советского государства, какМ.С. Горбачев, Э.А. Шеварднадзе и Б.Н. Ельцин. Еще этим же рейсом будут доставлены специальные электронные устройства для проверки благонадежности космических экипажей, а также всего населения нашей страны...
Герой Вселенского Союза еще с 1988 года, поэт Федор Шадрунков.
4
Я доложил об этом письме редактору, но заря демократии набухла тогда уже до такой степени, что редактор — он баллотировался в депутаты! — не стал отвлекаться на подобные пустяки.
— Это который? — спросил редактор, выслушав меня. — Это тот придурок, который в Рамбове живет?
— Нет. — сказал я. — Если вы имеете в виду того прозаика, который перед дверями вашего кабинета пьяный заснул, то его фамилия Шадрунов. А я про Шадрункова говорю. Того самого поэта, который хорошо знает Николая Федоровича Федорова.
— Это который из обкома, Федоров?
— Не совсем. — сказал я. — Скорее, этот Федоров из библиотеки.
— Тем более . Хотя сейчас и это не важно! Сейчас, даже если он и из обкома, мне наплевать. Хватит! Покомандовали, понимаешь ли!
И он склонился над бумагами, показывая, что разговор завершен.
Однако я не ушел сразу.
— А письмо-то куда переслать?
— Чье письмо? Инопланетянина этого? Ну, так им, инопланетянам, и надо переслать! Скажите Тане, чтобы на инопланетян письмо разметила.
5
Таня послушно зарегистрировала письмо поэта Федора Шадрункова, как приказал редактор, а потом положила на мой стол. Я убрал его в папку, сверху легли письма других деятелей демократического движения, и я позабыл об этом странном послании, но скоро пришло второе письмо...
«Милостивые государи! Товарищи! Господа!
Неделю назад мною было сделано заявление государственной важности.
В дополнение к нему убедительно прошу не сообщать о моих предложениях Векшину Рудольфу Николаевичу, а также исключить его из списка экипажа для переговоров с Парламентом нашей Вселенной.
Дело в том, что вчера, на приеме в нашем диспансере, Векшин назвал меня посредником...
Он не договорил, но я сказал, что он может и не говорить дальше, я и так все понял. Похоже, что Векшин метит на мое место.
Еще полгода назад, как раз накануне выборов в Ленсовет, Векшин выудил из меня все, что ему было нужно, и попытался скрыться.
Как же так можно?
Я тринадцать лет создавал свою науку побеждать время и расстояние, а Векшину она досталась даром. Это ведь я объяснил ему, что нужно было побеждать не Германию, а Канта...
Но Векшин не знает, что сбежать от своей совести нельзя. И не потому, что наша совесть контролируется и управляется с летающих тарелок, но еще и потому, что наши соседи по Вселенной взяли всех нас на поруки, чтобы перевоспитать, как трудных ребят и девчат.
Тем не менее поступок, совершенный Векшиным, не дает ему права быть членом нашего экипажа.
Если вас не убеждают мои доводы, спросите у Векшина сами: где он был 11 ноября минувшего года. В этот день он отсутствовал не только в пикете у горсовета, но и у Екатерины Ивановны Поляковой. Векшин, конечно, не ответит, где он был, но я знаю — он находился в этот день на орбите Луны, потому что я взял его на поруки перед Богом и перед русским народом.
Между прочим, именно в этот день было любопытное явление.
Моя бывшая жена, а ныне — соседка, Екатерина Ивановна Полякова, тоже наблюдала его, когда, ожидая Векшина, вышла на балкон. На безоблачном небе, а именно вокруг Луны, возник правильный круг, наподобие такого, который оставляет реактивный самолет.
Когда я вышел на балкон следом за Екатериной Ивановной, Полякова сама указала мне на круг и спросила:
