- Знаю.
Меня снова охватило чувство, что все может выскользнуть в любой момент, если я скажу или
сделаю что-то не так. Для нее я буду, кем угодно.
Мы сидели на крыше довольно долго, Морган и я. Мы болтали ногами, жевали жвачку и слушали
игру, невольно улыбаясь при каждом одобрительном возгласе зрителей.
В «Последнем шансе» я работала то утром, то вечером, доводила до совершенства сырный соус и
училась красиво складывать салфетки, но узнать и постичь еще предстояло очень многое.
- Работа официанта, - сказала мне как-то Морган, - очень похожа на жизнь. Все зависит от твоего
отношения к ней.
- Отношение, - кивнула я.
- Ты, - она посмотрела на меня, - и они, - она обвела взглядом кафе. – Это как уравнение.
Из-за стойки, где Изабель лениво листала «Вог» донеслось саркастическое хмыканье, затем
громкое шуршание страниц.
- Кто-то справляется с это работой, - пожала плечами Морган, - а кто-то нет, и тогда им все кажется
ужасным. Кстати, ты должна знать, что придется сталкиваться с грубостью, - она склонила голову
на бок, наблюдая за мной. Это была проверка.
- С этим я могу сладить, - слегка улыбнулась я. Если в чем-то я и была уверена, то именно в этом.
Морган всегда поддерживала меня и помогала, где только можно. Обходя свои столики, она
неизменно бросала взгляд на мои и давала мне маленькие подсказки.
- Долей еще чаю Седьмому столику, - шептала она через плечо, проходя мимо с подносом грязной
посуда. – А Шестые выглядят вполне готовыми к тому, чтобы попросить счет
- Спасибо, - благодарно кивала я, а затем спешила последовать ее советом. От Изабель такого
можно было не ждать – она едва замечала меня и часто просто отталкивала с дороги, направляясь
на кухню или в зал.
- Следует помнить важную вещь, - всегда говорила Морган. – Ты – человек, достойный и
заслуживающий уважения. Посетители иногда могут заставить тебя сомневаться в этом.
Последнее я уже поняла, когда полная женщина, пролистав меню, недовольно уставилась на
меня и поинтересовалась, чем отличаются начос от начос люкс.
- Позвольте мне взглянуть на записи, - сказала я, доставая из кармана фартука блокнот. – Я
новенькая здесь и пока что не совсем…
- Пфф, - презрительно фыркнула она, обращаясь к своей подруге. Та выразительно закатила глаза
и надула пузырь из жвачки.
- Насколько же противно люди могут себя вести, - покачала головой Морган, когда я рассказала ей
об этом.
- Невероятно противно, - отозвался Норман в окошко, через которое подавал приготовленные
блюда.
- Неважно, - махнула я рукой.
- Важно! – Морган круто повернулась на месте и посмотрела мне в глаза. – Ты – не дурочка, Коли,
и не позволяй никому заставлять тебя так думать, ясно?
- Ясно.
- Так. Обычные начос: бобы, чипсы, сыр, перец чили. Начос люкс: все вышеперечисленное плюс
курица или говядина, помидор и оливки.
- Пфф, - фыркнул Норман, передразнивая посетительницу.
- «Пфф» в состав не входит, - парировала Морган. – Все, работаем дальше.
Учеба путем сравнений и поговорок продолжалась.
- Хорошее отношение – хорошие деньги, - не уставала повторять Морган. – Плохое отношение –
прибыль соответствующая.
- Да заткнись ты уже с этой чепухой, - бурчала каждый раз Изабель, а я смущалась то ли от советов
Морган, то ли от того, что она делится ими со мной.
Несмотря на всю свою мудрость, однако, Морган часто не могла взять себя в руки, если наступал
«час пик». За первые две недели она дважды заявила, что «завязывает со всем этим». Трижды –
если считать нашу первую встречу. Она говорила, что с нее довольно, снимала фартук, кидала его
в Изабель и выходила на улицу, говоря, что собирается высказать кому-нибудь все, что о нем
думает. Несколько минут спустя она возвращалась, потому что люди уже уехали, завязывала
фартук снова и возвращалась к работе. Изабель никак не реагировала на эти эпизоды, судя по
всему, она вообще ничего не принимала близко к сердцу. Драматизма Морган с лихвой хватало
на них обеих.
Иногда я брала дополнительные смены, работая за Морган, чтобы она могла быть дома и ждать
звонка Марка. Она всегда была очень благодарна за это, временами даже чересчур, часто
подвозила меня до дома. Иногда я работала и за Изабель, чтобы она могла выспаться или пойти в
свободное время на пляж. На благодарность от нее можно было не рассчитывать – чаще всего она
бросала «Спасибо» через плечо и скрывалась за дверью, да и то не всегда. А если мы работали
вместе, то радио неизменно было включено погромче, чтобы нам не пришлось разговаривать.
Уходила она, не оборачиваясь, о том, чтобы подвезти меня, не могло быть и речи – впрочем, я не
жаловалась. Я провела годы, мирясь с шепотком за спиной, сплетнями в раздевалках и обидными
записками, приклеенными к моему шкафчику, меня называли жирдяйкой и толстозадой, шлюхой
и потаскушкой, а еще придумали специальное прозвище – Скважина, так что я не возражала
против того, чтобы меня игнорировали. Слишком долго я этого ждала, чтобы сейчас быть против.
Когда я работала утром, то, приходя домой, заставала Миру, дремлющей в кресле. Она любила
поспать днем, говоря, что без этого плохо себя чувствует. Я снимала обувь и на цыпочках
прокрадывалась в свою комнату, где могла заниматься своими делами.
Мира не была образцовой домохозяйкой, так что все кругом было покрыто слоями были, а
комочки шерсти Кота Нормана часто обнаруживались под стульями или под диваном. Как-то раз я
решила прибраться в своей комнате, вымыть окна и пропылесосить под кроватью. С окнами все
прошло удачно, но, когда я обнаружила в шкафу три пылесоса, оказалось, что все они
«СЛОМАНЫ», так что пришлось повозиться со шваброй.
Размахивая тряпкой, я размышляла о Мире. Она часто ездила по городу на велосипеде, по
вечерам ослепляя встречных водителей и прохожих ярчайшим светом фонарика, прикрепленного
к рулю. Тетушка обожала теплый салат с курицей, домашние пончики и кукурзные хлопья. Также
она была постоянно занята какими-то «проектами» - то есть чинила старые (и часто не
поддающиеся ремонту) вещи, добытые на гаражных распродажах. Ее мастерская была завалена
этими самыми проектами – фигурка свиньи на трех ногах, игрушечный поезд, недосчитавшийся
колес, складной стул с разломанным надвое сиденьем. Лишних вопросов я предпочитала не
задавать.
По вечерам тетушка устраивалась перед телевизором и вплотную занималась своими
«проектами». Ни один из них не был до конца закончен, всегда оставалось «еще немного» и
«совсем чуть-чуть», однако дело стояло на месте. Мира всегда гордилась собой, победоносно
объявляла, что «все готово», но затем обнаруживала пару-другую недоработок, и все начиналось
по новой. Иногда прошедшие через тетушкины руки вещи внешне казались вполне себе
исправными, но позже в них становились заметны изъяны, как, например, с будильником,
который она починила специально для меня. Красный круглый будильник выглядел прекрасно и
показывал правильное время, вот только вместо веселого звонка по утрам он издавал непонятное
урчание и дребезжание. Закончилось все тем, что я купила нормальный будильник в магазинчике
неподалеку и тайком пронесла его в свою комнату, где спрятала под кровать, словно он был
контрабандой.
Главная странность, на мой взгляд, заключалась в том, что у Миры было достаточно денег, чтобы
купить все, что только душе угодно (и чтобы это были работающие и целые вещи) – к этому
выводу я пришла, случайно обнаружив однажды пачку банкнот в одном из выдвижных ящиков.
Удивленно пожав плечами, я тогда спустилась вниз, где тетушка сидела у телевизора.
- Мира, - позвала я, - а почему не работает ни один из трех пылесосов, и почему ты не купишь
новый?
Но она меня не услышала – ее взгляд был прикован к экрану. Я подошла ближе и услышала
знакомый голос.
- Меня зовут Кики Спаркс, - говорила мама. Она стояла в явно постановочной гостиной в какой-то
телевизионной студии, на ней был очередной ее спортивный костюм – шорты и топ – а перед ней
лежал новенький коврик с логотипом Кики Спаркс. – Если у вас есть лишний вес, и вы считаете, что
потерпели поражение в этой борьбе, то послушайте меня. Вам не нужно бояться и опускать руки,
потому что я помогу вас.
Заиграла музыка, тот же самый трек, который я знала буквально наизусть. Фоновая мелодия Кики
Спаркс, официальный саундтрек, если угодно. Он сделал мою маму знаменитой.
