же оказалась ее полной противоположностью и едва ли не бросала дело на полпути, из-за чего
Морган постоянно приходилось перепроверять и переделывать все за ней.
- Морковку чистишь в сторону от себя, - учила она меня, - а края отрезаешь на полдюйма с каждой
стороны. Потом кладешь их в измельчитель, ждешь пять секунд. Так они режутся лучше всего.
Я чистила, отрезала края и отправляла овощи в измельчитель. Чуть позже я научилась ставить
чашки с кофе на поднос, быстро очищать столы от крошек и загружать посуду в посудомойку.
Морган ходила вокруг столиков, проверяя, везде ли есть салфетницы, перечницы и солонки. Как я
поняла, если она нервничала, то всегда начинала приводить что-нибудь в порядок.
- Старые контейнеры складываешь в левую стопку, - говорила она, рассказывая о тонкостях
выдачи заказов на вынос, - а пакеты – в правую. А вилки можно взять вот с этой полки. Изабель,
ты слышишь меня?
- Да, да, - нетерпеливо буркала Изабель. Я уже знала, что, если ей хотелось позлить Морган, она
перекладывала приборы или контейнеры туда, где та не могла их сразу обнаружить. Этакая
пассивно-агрессивная игра в прятки.
Самый первый ланч, на котором мне довелось работать, когда мы с Норманом неожиданно
оказались в кафе, был непрерывным потоком лиц, голосов, звона посуды и запахов еды. Все
кричали, Изабель и Морган бегали туда-сюда, принимая заказы, а Бик и Норман сновали по кухне.
Я раскладывала лед по стаканам, а затем наполняла их газировкой так, словно моя жизнь
зависела от того, насколько быстро я это сделаю, а клиенты все приходили и приходили,
заказывали и заказывали. Все это напоминало некое противостояние – Мы против Них, но каким-
то странным образом я вдруг оказалась частью этого «Мы», и мне это понравилось. Вот, почему я
согласилась на эту работу.
В мои обязанности входила газировка и лед, а еще прием заказов по телефону.
- «Последний шанс», - говорила я, подхватывая трубку разрывающегося телефона. – Чем я могу
вам помочь?
Теперь, занимаясь этим каждый день, я уже привыкла к, казалось бы постоянным звонкам
телефона, научилась закалывать пучок ручкой, чтобы достать ее в нужный момент, и
выковыривать кусочки льда из самых труднодоступных мест контейнера. Чуть позже я стала
настоящей официанткой.
В самом начале одна только мысль о том, чтобы подойти к столику, за которым сидят несколько
незнакомых мне людей, и обратиться к ним с вопросом, пугала меня до смерти. Я не могла даже в
глаза им взглянуть, не говоря уж о том, чтобы заговорить, как учила меня Морган: «Чего бы вы
хотели выпить?», «Вы уже готовы сделать заказ?», «Как вы хотите, чтобы это было
приготовлено?», «Гарнир тушеный или жареный?». Мои руки тряслись так, что я не могла
разборчиво записать заказ, а стоять перед людьми, которые все как один будут смотреть на меня,
казалось просто ужасным.
Но чуть позже, где-то на третьем столике, я поняла, что посетители едва удостаивают меня
взглядом, и перестала нервничать. А ведь действительно – кто-то занят разговором, кто-то изучает
меню, а кто-то просто погружен в свои мысли. На официанта обращают внимание, лишь когда он
или она принимает заказ, приносит его, а затем выдает счет, все остальное никого не волнует. Я
была для всех просто незнакомой девушкой, работающей в кафе, и, похоже, никто из гостей не
заметил даже мою проколотую губу . От этого мне стало еще легче.
- На этой работе, - сказала Морган мне как-то раз, - ты набираешься бесценного опыта каждый
день. Кризисы, спешка, ужасные катастрофы – все это сваливается на тебе, а затем разрешается в
пятнадцать-тридцать минут. У тебя даже нет времени, чтобы паниковать, ты просто идешь вперед,
вот и все.
Она была права. Пережаренный бургер, салат не с той заправкой, потерянный листок из блокнота
с заказом – у всего этого было решение, и раз за разом я становилась чуточку храбрее, чуточку
умнее и чуточку увереннее. К тому же, тут все стояли друг за друга стеной – и даже Изабель.
- Он – самая настоящая задница, - сказала она через плечо, как только закрылась дверь за полным
мужчиной, который ушел, накричав на меня за то, что я подала ему несладкий чай вместо
сладкого. – В конце концов, у него же отпуск! Почему бы не побыть человеком?
Как бы то ни было, какая разница, насколько грубым может быть тот или иной человек, если он
все равно уйдет отсюда рано или поздно и, возможно, больше никогда не появится снова? После
того, к чему я уже успела привыкнуть, все это казалось мелочами.
Впрочем, мама все же немного сомневалась.
- Милая, - ее голос доносился до меня сквозь треск телефонных линий и тихие помехи, - ты ведь
должна отдыхать. Ты не обязана работать!
- Мам, мне тут нравится, - отвечала я, понимая, что это правда. Мне на самом деле приносила
удовольствие моя новая работа, и я готова была задерживать дыхание и скрещивать пальцы,
лишь бы это не заканчивалось. А упоминать о трудностях вовсе необязательно – мама иногда
реагирует слишком уж остро. В любом случае, она все равно занята сейчас – у нее фитнес-тур, и
прямо сейчас в Италии сотни женщин собираются прийти на какое-то хоккейное поле, чтобы
принять участие в ее тренировке, так что моя работа официантки где-то в маленьком городке
Колби вскоре будет забыта.
Но не для меня. Ведь у меня здесь появилась подруга.
- Коли, - сказала Морган как-то раз, когда мы заперли дверь кафе за последним посетителем и
вытерли пол и столы. После целого дня на ногах мышцы у меня ныли так, будто я пробежала
несколько миль без остановки, но я гордилась собой, ведь сегодня я впервые заработала
пятьдесят долларов – и все это сама! – Пошли со мной, я хочу тебе кое-что показать.
Я последовала за ней к черному ходу, а затем поднялась по лестнице – и мы показались на крыше
кафе. На улице уже стемнело, тут и там мерцали фонари и яркие вывески магазинов. По улице
проехала одинокая машина.
- Смотри, - Морган указала на пятно света где-то за деревьями неподалеку. Я подошла ближе к
краю крыши. – Это стадион Мейврик, Марк играл там.
Марк, жених Морган, казался мне уже давно знакомым человеком – она могла говорить о нем
бесконечно. Я уже знала, что он любит носить боксеры, хочет троих детей – двух девочек и
мальчика, что он хороший игрок и однажды участвовал в матче со сломанным запястьем.
Слышала я и историю о том, как он сделал Морган предложение три месяца назад, когда они
сидели в «Международном доме блинов» и прощались перед его отъездом.
- Я так скучаю по нему, - произнесла она. В ее кошельке всегда было его фото – Марк оказался
высоким шатеном, очень симпатичным, я бы даже сказала, красивым. – До конца сезона еще три
месяца.
- Как вы познакомились? – спросила я. Морган улыбнулась и села, свесив ноги с края кыши. Я
последовала ее примеру.
- Здесь, - она посмотрела вниз. – Это был совершенно безумный день, все были в кошмарной
спешке. Он сидел за своим столиком, а Изабель случайно опрокинула на него чашку с кофе и даже
не заметила, так что я подошла, чтобы все вытереть и извиниться за нее.
- Ох.
- Да уж, - рассмеялась она. – Он сказал, что все в порядке, это не проблема, а я пошутила, что
симпатичные девушки всегда так легко выкручиваются из подобных ситуаций. Тогда он посмотрел
на Изабель и сказал, что она не в его вкусе.
Со стороны стадиона донеслись приветственные крики, послышался свист пролетающего мяча.
- А потом, - продолжала Морган, - я спросила: «О, правда? А кто тогда в вашем вкусе?», и он
взглянул на меня и ответил: «Вы», - она просияла. – В смысле, я уже привыкла, что все обращают
внимание на Изабель и никогда не интересуются мной. Когда мы были в десятом классе, я почти
целый год была влюблена в парня по имени Крис Кэтлок. Однажды он позвонил, я чуть не
умерла! Но потом …
Со стадиона снова донеслись радостные возгласы.
-… он спросил, не могла бы я выяснить, как к нему относится Изабель, - Морган смешно сморщила
нос. – Это было ужасно, я рыдала несколько дней. А Марк выбрал меня. Он любит меня, - она
снова улыбнулась, покачав головой. Я посмотрела на ее профиль в темноте.
- Ты счастливица.
- Ты обязательно встретишь кого-нибудь, - сказала она, потрепав меня по коленке. – Просто пока
ты еще ребенок.
Я кивнула, снова переведя взгляд в сторону стадиона.
- Знаю.
Меня снова охватило чувство, что все может выскользнуть в любой момент, если я скажу или
