Короля Римскаго и регентство Маріи-Луизы. Но вскоре отложеніе
мармонова корпуса дало крутой оборот делу в пользу Бурбонов (18). По
отъезде Мармона в Париж, генералы его корпуса, участвовавшіе в
намереніи маршала— войти в соглашеніе с временным правительством,
опасаясь подвергнуться мщенію Наполеона, решились отвести вверенныя
им войска в Версаль и выступили с своих биваков за реку Эссону, 24 марта
(5 апреля), в пять часов утра. Ни офицеры, ни солдаты, не знали куда ведут
ихъ; когдаже Союзники пропустили Французов без выстрела. тогда в рядах
их раздался ропот. Тем не менее несколько офицеров. принявших участіе в
замысле своих начальников. успокоили солдат и привели их в Версаль.
Одна лишь дивизія генерала Люкотта, который отказался идти с прочими
войсками корпуса, осталась у Эссонны (19).
521___
Мармон, узнав от прибывшаго из Эссоны полковника Фавье о всем случившемся
там в его отсутствіе, был поражен этиы известіем. „Я погиб! Я навеки обезчещен!"
вскричал мартал, но все-таки отправился с прочими уполномоченными Наполеона
к Императору Александру, в дом Талейрана. Государь, по совещаніи с Королем
Друсским и князем НІварценбергом, оставаясь непреклонным к Наполеону,
изъявил уступчивость насчет регентства Маріи-Луизы. Но вдругъ; в нродолженіе
разговора Императора Александра с маршалами, доложили об офицере, который,
войдя к Государю, сказал в полголоса несколько слов. Коленкур, отчасти
знакомый с русским языком, понял, что дело гало об отложеніи мармонова
корпуса. На вопрос Государя: „весь корі ус?" офицер отвечал утвердительно.
Император Александр, выйдя на минуту, для совещанія с своими союзниками,
возвратился к уполномоченным и объявил им решительно, что следует отказаться
от регентства, и что одни лишь Бурбоны могут удовлетворить требованіям
Франціи и Европы. „К тому-же— продолжал Государь — я только-что получил
известіе о переходе целаго корпуса вашей арміи на сторону временнаго
правительства; по всей вероятности, и прочія войска последуют его примеру. Мы
озаботимся о соблюденіи чести и выгод вашей арміи; что-же касается до
Наполеона, то пусть он будет уверен, что с ним и с его семейством поступят
сообразно высокому его сану". Затем Император Александр, обратясь особо к
каждому из удолномоченных, изъявил лестное вниманіе Макдональду, обласкал
Нея и повторил Коленкуру обещаніе отдать Наполеону остров Эльбу и употребить
все
522
возможный средства, чтобы доставить Маріи-Луизе и сыну ея владеніе в
Италіи. Но, вместе с тем, Государь настоятельно требовал, для пользы
самаго Наполеона, ускорить окончаніе переговоров (^). По возвращеніи в
Фонтенебло, ввечеру 24 марта (о апреля), уполномоченные Наполеона
передали ему все, чего были свидетелями. „Храбрейшій из храбуых," но
безхарактерный Ней распространился о неизменности решенія Союзных
Монархов, о восторг^ с которым Парижане готовились встретить Бурбонов,
о разстройстве французских войск, словом сказать — высказал всю правду,
но высказал ее грубо, без сочувегвія к своему благодетелю, бе:$ уваженія к
падшему величію. Напротив того. Коленкур и Макдональд хотя и нескрыли
ничего от Наполеона, однако;ке изъявили глубокое, участіе в судьбе его.
Наполеон, отпустив уполноыоченных, пригласил, чрез НЕСКОЛЬКО МИнут, к
себе Коленкура и долго беседовал с ним о благородной преданности
Макдональда, о слабости характера Нея, об отложеніи Мармона. „Мое
поприще кончено — сказал он. — У меня еще остается армія в полтораста
тысяч человек (?), но мне пришлось-бы отступить за Луару, подвергнуть
Францію еще большему разоренію, испытать верность мыогих, которые,
быть может, покажут себя не лучше Мармона.... Пройдет несколько дней—
народ возненавидит чужеземцев ; Парижанам надоест великодушіе
Александра. Придут Бурбоны, и с ними извне — мир. внутри страны —
междууссбіе. Но в настоящую минуту—мое имя, мое оружіе, наводят
опасенія.... Уступим необходи-
мости".
Наполеон. продолжая разговор с Коленкуром, завел речь о своей будущей
участи, изъявилъ
523 _
согласіе принять остров Эльбу, выразил заботы о своем сыне, об Императрице Іозефине,
принце Евгеніи и КоролевеГортензіи,хотелъобезпечить выгоды войск и требовать, чтобы
им оставили трехъцветное знамя. Утром 25-го марта (С-го апреля), написав акт своего
безусловнаго отреченія, Напо.іеон прочел его уполномоченным и поручил им составить
договор с Союзными- державами на основаніи этого документа (21).
В продолженіи цребыванія в Фонтенеблб, Наиолеон им'Ьл время убедиться в
непрочности владычества, опиравшагося исключительно на силу оружія. Не только враги
его, но и люди, осыпанные его благодеяніями, спешили на~перерыв изъявить покорность
временному правительству. Он убедился, хотя и поздно, в том, что, несмотря на
геніяльность свою, он не обладал драгоценнейшим для властителя даром — познавать
людей. Те, которых он отдалял от себя, называя „идеологами", оказались более ему
верными в невзгоде, нежели угодники, безпрекословно служившіе его произволу. Те,
которые прежде льстили ему без зазренія совести, находя в нем сверхъестественныя
душевныя качества, те самые осыпали упреками все его прежніе поступки и распоряженія
*), и даже отказывали ему в имени Наполеона. Сам знаменитый Шатобріан, в
наделавшей тогда много шума броШЮре: „de Buonaparté et des Bourbons" (Бонапарте и
Бурбоны), не пощадил падшаго властителя, приветствуя в Бурбонах олицетвореніе всех
добродетелей. Царедворцы и высшіе сановники Имперіи уезжали, один за другим в след,
из Фонте-
*) Так, между і рочин, упрекая Наполеона в том, что он иостроил вь Рамбулье большой завод для
добыюнія сахара изь свекловицы, называли такое предиріяхіе су.чазброднымь.
524___
небло, избегая того, кого благосклонный взор прежде считался даром
Фортуны. Только лишь в войсках оставалось, как-бы в оправданіе
человечеству, прежнее, самоотверженіе. Оно проявлялось не в среде
людей, пресыщенных наградами и отличіями, а между субалтерн-
офицерами и солдатами, неимевпшми надежды возстановить владычество
Наполеона, неждавшими никакого воздаянія своей преданности и могшими
только принести в жертву падшему властителю остальныя капли крови
пролитой ими во славу Франціи. Как только Наполеон выходил на площадь
замка, его встречали громкія восклицанія и единогласныя требованія
тысячей воинов вести их против непріятеля. Эти демонстраціи побудили
Союзников ускорить развязку дела; к тому-же тогда ожидали в Париже
графа д'Артуа, и как прибытіе его могло повредить выгодамъНаполеонидов,
то Император Александр советовал Коленкуру не отлагать заключеніе
конвенціи, обеіцая, с своей стороны, замедлить прибытіе Бурбонов.
Немедленно было условлено перемиріе, и вслед за тем, 30 марта (11
апреля), составлен и подписан с одной стороны уполномоченными
Наполеона, а с другой — Меттернихом, так называемый, фоытенеблоскій
трактат. определявшій судьбу Наполеона и его семейства. Император
Александр, получив от уполномоченных акт отреченія, изъявил им свою
признательность и снова обещал отстаивать выгоды Наполеона и его
семейства. Оставшись на-едине с Коленкуром, Александр беседовал с ним
откровенно, говорил с участіем о Наполеоне, с досадою о приверженцах
Бурбонов. и сказал, что после безразсудных войн Имперіи неменее опасны
для общаго спокойствія безумные поступки роялистов.
525
Наполеоц, вскоре по отреченіи, раскаявшись в своем постуике, не только
отказывался ратификовать трактат, но домогался, чтобы ему возвратили акт
отреченія. По возвращеніи уполномоченных в Фонтенеблб. он долго не решался
подписать трактат и не хотел видеть полковника Орлова, прибывшаго с
ратификацией Союзников. В ночи на Зі-е марта (на 12-е апреля). Наполеон
покушался отравиться ядом, который всегда носил в ладонке на шее; но крепкое
сложеніе его и попеченія близких к нему лиц спасли его. Несколько часов спустя,
Коленкур убедил его утвердить трактат 30 марта (11 анреля) и вручил сей
документ полковнику Орлову (22).
Оставалось обезпечить путешествіе Наполеона на остров Эльбу, что было
довольно затруднительно по раздраженію против него народа в южной Франціи.
Император Александр, полагая, что всякое оскорбленіе, нанесенное Наполеону,
помрачилобы славу Союзников, принял самыя действительныя меры для
охраненія, как его самаго, так и его семейства. Генерал-адъютанту графу
Шувалову было поручено отправиться в Блуа и препроводить Императрицу
Марію-Луизу с ея сыном в Орлеан, и оттуда в Рамбулье, где она оставалась до 11
