местного гарнизона, и офицеры успели пригласить почти всех девушек к себе. Там играл духовой оркестр, а не баянист как в семинарии, офицеры были щеголеваты, угощали девушек сладостями из буфета, а наиболее смелых угощали и бокалом шампанского, поэтому друзья по несчастью: Иван и Фёдор оказались в пустом почти зале семинарии в окружении нескольких девиц неказистой внешности и таких же неопытных студентов, как и они сами, в присутствии учителей.
Все хором спели «Боже царя храни» под баян, постояли, послушали баяниста, весьма неопытного, и Иван с Федором потихоньку ушли, чтобы не разводить скуку дальше. Из семинарии они прошлись до офицерского собрания, где гремела музыка, слышался смех девушке, но входная дверь была закрыта, чтобы случайные простолюдины не могли заглянуть на огонек и не испортить праздник. Так ни с чем друзья возвратились домой в пустой пансион с хромым вахтером на входе.
В пансионе жили лишь студенты, стесненные в средствах: более зажиточные снимали комнату на двоих с домашним питанием у хозяев, а кто побогаче и вовсе снимали квартиру с прислугой и жили в свое удовольствие, приводя на квартиру или девиц легкого поведения, или соблазненную семинаристку, которой большой город закружил голову, и богатый повеса, воспользовавшись этим, соблазнил сельскую простушку и сделав её содержанкой, водил по кабакам и присутственным местам, даже в местный театр, хвастаясь перед друзьями девушкой, как своей сожительницей.
Ивану такая жизнь была недоступна и он углубился в учебу, чтобы похотливые мысли не лезли в голову. Ему часто снилась Арина или Татьяна, а иногда и обе вместе и он, просыпаясь в сладких мечтах об этих женщинах, с еще большей энергией занимался учебой, отгоняя похотливые мысли взрослого мужчины.
На Рождество Иван съездил к отцу в гости, провел там неделю, разжился деньгами, прихватил кое-какие вещи, необходимые ему в городской жизни, и возвратился в институт продолжать обучение с намерением заняться репетиторством учеников, натаскивая нерадивых отпрысков из богатых семей к весенним испытаниям для перехода в следующий класс или на выпуск из гимназии.
В городе были две мужские гимназии и одна женская для христиан, но у евреев были свои школы и даже учительский институт и учительская школа. На еврейских школьников Иван не рассчитывал, зная, что иудеи не позволяют иноверцам учить своих детей, даже по русскому языку.
Иван расклеил объявления в округе: что учитель с опытом преподавания и репетиторства готовит школьников к испытаниями или экзаменам с гарантией и за умеренную плату и оставил на объявлениях адрес пансиона.
Недели через две пришло письмо с предложением собеседования, потом ещё и ещё. Иван сходил по указанным адресам, поговорил с родителями и учениками и, выбрав двоих, стал готовить их вечерами, через день, для выпуска из реального училища по математике и истории: так у него оказались заняты все вечера, и проблема поиска развлечений отпала сама собой.
Пусть богатые веселятся, а обычным людям надо трудиться постоянно, чтобы жить или учиться, как Иван. С деньгами стало полегче, и Иван, спокойно закончив курс и выпустив своих учеников, поехал отдыхать на лето к отцу, заручившись рекомендательными письмами от родителей обоих школьников, что он действительно умелый учитель. Такие письма очень важны на будущее и позволяют поднять оплату труда репетитора до уровня жалования учителя гимназии, которое весьма и весьма неплохое и является мечтою выпускника учительского института.
Лето у отца Иван провел в обычном своем распорядке: спал много и охотно; с удовольствием, но умеренно поглощал блюда, что готовила Фрося для своих мужчин; гулял по берегу речки и поутру частенько сидел на берегу с удочкой, бездумно наблюдая за течением воды, плесканьем рыбок на отмелях и купанием детишек в заводи, где когда-то плескался и он с друзьями из села, и однажды поймал здоровенную щуку на удочку.
Прошли годы, а эту свою удачу Иван помнил в подробностях, как важное событие в своей мальчишеской жизни. Иногда Иван бродил по лесу, слушая пение птиц и жужжание насекомых или присев рядом с муравейником долго наблюдал хлопоты муравьев, без устали снующих взад и вперед и затаскивая внутрь всяких личинок, жучков, гусениц и прочую мелкую живность, что удавалось добыть муравьям поблизости и в дальних походах до соседних деревьев.
Его взгляду, жизнь муравейника казалась хаотичным поиском пропитания для муравьев и их потомства и, подобно человеческому обществу, совершенно бессмысленной для каждого муравья-человека, как члена этого сообщества-муравейника. Вот муравьишка добыл где-то гусеницу и тащит её из всех сил в муравейник, где гусеница станет общим достоянием всех муравьев. Встречные муравьи, подбежав оказать помощь и убедившись, что муравьишка справится и сам, убегают дальше по своим неотложным делам в заботах обо всём муравьином сообществе.
Почему же люди стараются лишь для себя и любую добычу присваивают только себе и своему потомству, даже если это идет в ущерб всему обществу и за счет других людей. Когда и почему люди утратили общность интересов, и алчность победила разум, провозгласив, что каждый сам за себя, а не один за всех и все за одного, как устроено в этом муравейнике? – заканчивал Иван свои размышления у муравейника и шёл вглубь леса, вдыхая ароматы трав под убаюкивающий шелест листвы деревьев.
В исторических книгах, что прочитал Иван, он пока не нашел ответа на свои вопросы о смысле жизни человека и справедливом устройстве человеческого общества.
К своим, почти двадцати четырем годам, что считается возрастом зрелого мужчины, Иван всё ещё не стал самостоятельным человеком, ибо студент – это ученичество, но не самостоятельность. Обучаясь уже много лет и проживая среди чужих и зачастую чуждых ему людей, Иван, будучи от природы сдержанным, постепенно превратился в замкнутого человека, предпочитающего одинокие размышления сообществу окружающих его людей. Друзьями за все годы жизни Иван так и не обзавелся, любимой женщины не обрел и не имел никакого положения в обществе.
Даже в институте он был на несколько лет старше своих однокашников, пользовался среди них уважением за знания и опыт, но общих интересов не имел и в студенческих забавах и развлечениях участвовал крайне редко, считая их несерьезными для его возраста. Потому и в гостях у отца, Иван общался лишь с домочадцами, в село ходил изредка в лавку по просьбе Фроси, знакомств не искал даже с девушками, которые с интересом разглядывали его при каждом появлении на селе.
Однажды Иван, зайдя в церковь и поставив свечку матери, на выходе столкнулся с местным священником, который упрекнул его словами:
– Что же вы, Иван Петрович, избегаете нашего общества и живете бирюком у своего
