метро Лондона кажется намного чище, чем в Сан-Франциско, и движется он быстрее,
хотя особо не на что смотреть, ведь это подземка.
Я выхожу на остановке «Ковент-Гарден» и оказываюсь в узком лабиринте старых
мощеных улочек. Здесь магазинчики ютятся в старинных зданиях, а тонны туристов
наблюдают за уличными представлениями вдоль обочины дороги.
Сориентировавшись, направляюсь вниз по склону к закрытому рынку с продуктовыми
и ремесленными лавочками, продавцами и покупателями, мельтешащими словно косяк
рыб. Замечаю Пэйдж, сидящую в кафе прямо в торце рынка. Я ускоряю темп, и, увидев
меня, она подскакивает из-за стола.
– Грэйси!
– Пэйджи!
Мы визжим и обнимаемся, потом отступаем на шаг друг от друга, чтобы хорошенько
рассмотреть, а затем вновь обнимаемся.
– Как же давно это было, – говорю я и начинаю плакать, чувствуя себя глупо.
– Знаю! – говорит она. – Я так сильно по тебе скучала!
– Я тоже. – Мы снова обнимаемся, но тут я замечаю, что кое-кто из посетителей кафе
хмурится. – Ладно, ладно, люди начинают пялиться, – говорю я, ослабляя хватку.
– Да пошли они, – отвечает она, но без споров садится за столик. – Британцы немного
странно относятся к проявлению эмоций на публике, – признает она.
Я сажусь на стул напротив нее.
– Ты выглядишь восхитительно!
– Из-за массы работы даже нет нужды сидеть на диете, – шутит Пэйдж. – И ты тоже!
– Спасибо, – говорю я, расслабляясь. – Хотя я точно не на диете. Умираю от голода.
Что закажем?
Пэйдж приподнимает серебряный чайничек:
– Английский чай на завтрак? Если собираешься здесь жить, то лучше пить чай как
лондонцы.
– Конечно, – обычно я предпочитаю травяные чаи, но когда ты в Риме, или, э-э, в
Англии, верно?
– Стоит добавить сливки и сахар. – Она разливает темно-коричневую жидкость по
белоснежным блестящим чашкам. – Я также заказала для тебя яйца бенедикт. Они ведь
по-прежнему твои любимые?
– Ты самая лучшая.
– Знаю. – Улыбается Пэйдж, ее полные пухлые губы растягиваются в великолепной
улыбке, которая разбила немало мужских сердец в колледже. – Однако, к несчастью,
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
похоже, даже мне не по силам взломать код этого чертового грабителя произведений
искусства.
– По-прежнему никаких следов картины Рубенса? – Я добавляю в чашку сахар и
немного сливок. – Прошел почти месяц.
– Этот парень из Интерпола, Леннокс, думает, что оно связано с новым ограблением
музея в Сан-Франциско, но мне кажется это холодный след. – Она качает головой.
– Ой, я слышала об этом. – Это тот музей, в который Сент-Клэр отвел меня на наш
спонтанный пикник с сэндвичами. Мы даже прошли мимо украденной картины. –
Интересно, кому понадобилось красть эти картины – для чего? Не было никаких отчетов
о продажах на черном рынке, также не было никаких звонков или писем, которые
логично было ожидать, если воры не стараются сбыть картины… так зачем кому-то
копить все эти произведения искусства?
– Мы понятия не имеем, в этом-то и проблема, – вздыхает Пэйдж. – Нет никакой
связи между кражами – никакой схожести по времени суток или манере поведения, сами
по себе картины из разных периодов, так же как художники и их происхождение. Он
также не оставил даже малейших реальных улик. Это ставит в тупик.
– Будто загадка.
– Разве что эта кажется неразрешимой, и я не собираюсь становиться одной из тех
героинь телевизионных драм, которая посвящает всю свою жизнь и помыслы – не говоря
уже о фигуре – тому, чтобы пялиться на какое-то дело, которое она не может разгадать, –
усмехается Пэйдж.
– Но тебе разве не нравится преследование и поиск? – Знаю, что нравится, во всяком
случае она любит преследовать всех мужчин, на которых упадет ее взгляд.
– Да, я люблю преследовать, но мне также нравится и ловить. Знаешь ли ты, как
приятно поймать задиристого инвестора, подавшего ложный иск или раскрыть чье-то
мошенничество? – глаза Пэйдж загораются.
Я смеюсь.
– Ты как Грязный Гарри среди страховщиков.
– Чертовски верно! – улыбается она. – Но этот вор слишком хорош, в отличие от
копов. Улики затоптаны, след становится холодным, и мне это начинает наскучивать. –
Она делает глоток своего чая. – Надеюсь, они дадут мне что-то еще для работы.
Официант приносит наш заказ, все очень вкусно пахнет. Я приступаю к еде, когда
Пэйдж произносит:
– А знаешь, что не скучно? – Я стону. – Верно – твои сексуальные шалости с горячим
миллиардером. Давай, выкладывай подробности, подруга!
Я сглатываю, набив перед этим полный рот божественного голландского соуса.
– Вообще-то, особо нечего рассказывать. Я сказала ему, что хочу держать все в
профессиональных рамках, и он уважает это.
– Только в профессиональных? Я тебя умоляю. – Взгляд Пэйдж полон скепсиса. – Ты
вдруг можешь стать просто сотрудницей? Как это, по-твоему, получится?
– Он мой босс, Пэйдж. Мне хочется заслужить его уважение, а не профукать эту
возможность начать карьеру.
– Это «профукивание» и помогает тебе сохранить работу, детка, – смеется она.
– Хаха, – я закатываю глаза. – Серьезно. Это важно для меня. Мне хочется сделать все
правильно. – Я чувствую себя немного отсталой от жизни, но Пэйдж знает, как я
боролась, чтобы добиться этого, какие препятствия мне пришлось преодолеть ради этой
возможности.
– Я понимаю, Грэйс, правда.
Делаю еще один глоток чая, с удивлением осознав, что он мне нравится, и еле
сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть им, когда Пэйдж произносит:
– Но, господи боже, какая же у него задница!
Мы начинаем хихикать, как в старые добрые времена, будто сидим в своих пижамах,
поедаем попкорн и смотрим телеканал «Нетфликс».
– Это определенно отвлекает, – признаю я. – Я стараюсь хорошо выполнять свои
функции, концентрироваться на работе… но я никогда раньше не встречала такого
мужчину, как он.
– Ты имеешь в виду сексуального, богатого и чертовски очаровательного?
29
N.A.G. – Переводы книг
– Именно! – Я вспоминаю, как он поощрял мое творчество и говорил, что моя страсть
творить вернется, о том как отвез меня в мои апартаменты, когда на меня накатила
реакция на смену часовых поясов. – И милый, и добрый, и щедрый…
– Ух ты, – говорит Пэйдж, потянувшись через стол и дотронувшись ладонью до моего
лба. – Кто-то заболел.
Я отбрасываю ее руку.
– Это вовсе не лихорадка, а неуместная влюбленность. Помнишь того помощника
учителя антропологии, с которым ты встречалась?
– Карл, – она морщится от отвращения, а я смеюсь.
– Карл!
– Мы были лишь на трех свиданиях, – говорит она.
Я гримасничаю.
– Он ужасно наследил на нашем ковре.
Она тычет в меня.
– А как же Роман?
– О, Боже, – я закрываю лицо руками в смущении.
– Разве не он спросил о тройничке на первом свидании?
– Да, с тобой.
Пэйдж смеется.
– Верно!
– Он был так удивлен, когда я сказала «нет». – Мы обе взрываемся хохотом, даже
удивительно, что они не просят нас уйти, ведь мы такие шумные.
– Я скучала по этому, – говорит Пэйдж, когда мы уже еле дышим, обессилев от
беспричинного смеха. – Так здорово видеть тебя воочию.
– Я тоже рада. Очень сильно. С нетерпением теперь жду частых встреч.
– Как же я тебя понимаю, – говорит она, и на нас накатывает очередной приступ смеха.
После ланча Пейдж возвращается к работе, а я прогуливаюсь по окрестностям, просто
впитывая окружающий мир. Затем замечаю на телефоне мейл от Мэйси, по-прежнему
умудряющейся быть полезной, даже из-за океана: «Вот портфолио студентов». Мне не
терпится приступить к просмотру.
Я стою перед восхитительным парком – зеленые просторы, как на полях для гольфа, и
маленький пруд в центре – и решаю, что прекрасная пасторальная атмосфера вроде этой
может помочь немного уменьшить давление от предстоящего мне выбора. Возможно. По
крайней мере, парк был красивым, а я никогда не могла отвернуться от чего-то
прекрасного.
Я иду по грунтовой дорожке к пруду. Матери прогуливаются с детскими колясками, а
женщины постарше – с крошечными собачками, мимо белых металлических скамеечек и
небольших деревьев с распустившимися на них розовыми и оранжевыми цветами. Я
сажусь на скамеечку и достаю из сумки свой таб, чтобы получше видеть картины.
Наклоняю экран так, что на него попадает тень от деревьев, и приступаю к работе.
