«Не пытайся возвращать мои подарки, этим ты оскорбляешь меня. Пока ты пользуешься моей благосклонностью, но моя милость может легко смениться и гневом. А ты хорошо знаешь, чем мой гнев чреват».
Всюду она натыкалась на взгляды, которые как бы говорили: «Мы знаем, ты – новая фаворитка Владычицы Дамрад». Темань уже не могла разговаривать с людьми просто так: в беседе с нею все вдруг подобострастно понижали голос, начинали пресмыкаться и заискивать, льстить, едва ли не раболепствовать. Сначала это неприятно удивляло её, а потом она поняла: её боятся – так же, как боялись самой Дамрад и её верного слуги Вука. В ней всколыхнулось возмущение и негодование. Тяжёлый, леденящий шлейф незримого присутствия Владычицы навязчиво осенял её всюду, где бы она ни появлялась. Всем мерещился призрак Дамрад у неё за плечом.
Только Леглит оставалась с нею неизменно сердечной и искренней. Навья-зодчий была слишком занята работой, чтобы праздно проводить время в высшем свете; если до неё и доходили какие-то слухи, то она им, по-видимому, не придавала значения. Да и могла ли она поверить в то, что Темань верноподданнически расстелилась под сапогом Дамрад, когда собственными глазами читала её книгу?
– Я сожгла рукопись, – с горечью поведала ей Темань. – У меня никогда не подымется рука исковеркать текст так, как мне было предложено редакторами Дамрад. Это просто немыслимо! Уж лучше уничтожить эту книгу, если ей не суждено выйти в печать в первоначальном виде.
– Если хочешь знать моё мнение, то я считаю, что ты поступила правильно, – сказала Леглит, маленькими глотками отхлёбывая горячий отвар тэи и похрустывая поджаристой сырной лепёшечкой. – Эта книга могла обернуться для тебя большой бедой и попросту сломать тебе жизнь. Хорошо, что всё обошлось малой кровью. Признаюсь честно, я боялась за тебя.
Темань запила глотком отвара горький ком в горле. Сердце всё ещё безутешно рыдало по загубленному детищу, пустота неутолимым голодом горела в груди. Не эти слова она хотела бы услышать от Леглит, но понимала: женщина-зодчий не из породы бунтарей. Законопослушная и осмотрительная, она никогда не пойдёт против власти. Но как бы то ни было, Темань дорожила ею и цеплялась за её грустновато-преданное тепло, как за спасительную соломинку.
Тяжесть в сердце стала её вечным спутником. Просыпаясь, Темань не радовалась новому дню, а с отвращением и унылой обречённостью принимала его, как неизбежное зло. А тут ещё к ней заявилась эта вертихвостка, дочурка тысячного офицера – просить, чтобы Темань отдала Севергу ей. Это стало последней каплей.
– Поймите, сударыня, так не может больше продолжаться! – сияя огромными янтарными глазами, восклицала обладательница очаровательных ямочек на щеках. – Отпустите её, она вас не любит, ей нужна я!
Разговор происходил на крыльце, под моросящим дождём: Темань даже не стала приглашать незваную гостью в дом. Она куталась в плед, пытаясь, словно тугой повязкой, удержать им всё, что рушилось, с грохотом падало и рассыпалось в её душе... А ведь Северга клялась, что у неё с этой красоткой ничего не было. Как мерзко, пошло и гадко! Губы Темани кривились от презрения и горечи, а сердце застывало холодной глыбой от боли. Впрочем, похождения супруги никогда не были для неё тайной за семью печатями, она всегда знала, что в своих военных походах Северга не чуралась плотских утех. Но всё то, что навья-воин вытворяла вдали от дома, для Темани происходило где-то в другом мире и не с ними – так она предпочитала думать, так ей было спокойнее. Она твёрдо знала, что ни одна из этих дешёвых девиц не явится к ней, чтобы предъявить права на Севергу... А эта фифочка осмелилась. И теперь перед взором Темани снова встала эта пошлая картинка: супруга, наяривающая дочурку своего начальника длинным жгутом хмари.
– И давно у вас с ней эти шашни? – криво усмехнулась Темань, также подчёркнуто враждебно обращаясь к девушке на «вы».
– Достаточно давно, чтобы стало ясно: вы здесь лишняя, сударыня, – нахально заявила юная красавица. – Пора взглянуть правде в глаза: вы наскучили ей, ваш брак себя изжил. И вы ошибаетесь, называя наши отношения «шашнями». Всё серьёзно!
Поражённая её наглостью, Темань даже онемела, хотя обычно за словом в карман никогда не лезла. Под рёбрами саднила горечь, впиваясь в сердце клыками: неужели Северга настолько не уважала её, что уже начала заводить любовниц не вдалеке, а у себя под боком? А может, они всегда были, просто Темань сама закрывала на это глаза. «Всё серьёзно»... Похоже, голову этой глупой девочке Северга основательно заморочила. Интересно, что она ей наплела? Но не исключено, что всему виной просто слишком богатое воображение этой дурочки... Темань сама нет-нет да и выдавала желаемое за действительное – особенно водилось за нею такое в юности, когда её нежная девичья душа была потрясена напором, страстью и мрачноватым, звериным обаянием навьи-воина.
– Я подумаю над вашим предложением, сударыня, – оскалилась Темань в язвительной улыбке. – А сейчас попрошу покинуть мой дом, у меня много дел.
Хотелось рычать, крушить посуду, напиться, в конце концов. Темань сбросила отсыревший от мелкой мороси плед, зябко поёжилась, обхватив изящные худощавые плечи руками.
– Дом, прибавь же, наконец, отопление! – вскричала она ломающимся от страдания голосом, точно у неё ныл зуб. – Доколе я буду мёрзнуть здесь?..
«Слушаюсь, госпожа».
– И подай мне сухой плед. И чашку отвара с чаркой хлебной воды, – добавила Темань.
«Будет сделано, госпожа. Плед и отвар. Извини, но за обедом ты сегодня уже выпила бокал вина».
Темань рыкнула и ударила кулаком по подлокотнику кресла, откинулась на спинку. Проклятое распоряжение Северги... При мысли о супруге её снова накрыла тягучая, тоскливая боль – не отмахнёшься, не забудешься, не утопишь на дне стакана. Годы, долгие годы прошли в притворстве... Она притворялась перед самой собой, что всё хорошо, что Северга её любит. По-своему, конечно, но любит. Время от времени «позволяет себе» в походах, но возвращается неизменно к ней. Да, эта девица была права, пришла пора взглянуть правде в глаза: ни одну из своих женщин Северга не любила и ни на одну из них не смотрела так, как смотрела на Рамут. Та давняя попытка уязвить её намёком на отношения по примеру Дамрад и Санды была беспочвенной, Темань сама в этом убедилась, но это целомудрие с лихвой окупалось другой «странностью» – этой безоговорочной, безумной, нерушимой преданностью. «Она не главная, она – единственная», – прошипела тогда Северга Темани в ухо, холодно скаля белые клыки. За свою дочь она была готова разорвать в клочья кого угодно. Уходя, сердце она оставляла с Рамут.
Вот отчего Темани в этот промозглый вечер хотелось лечь и больше никогда не открывать глаза навстречу новому рассвету, а вовсе не из-за этой бесстыжей молодой особы. Хотя и та, несомненно, внесла свой вклад в это чувство безмерной усталости, которое придавило Темань, точно гранитная плита. Работать не осталось сил, а мысль о творчестве отзывалась только глухой скорбью. У Темани словно вырвали жестокой лапой тот светоч, тот внутренний огонёк, заставлявший её браться за перо; из пальцев ушла вдохновенная сила, и рука её безвольно, безрадостно свисала с подлокотника, поблёскивая перстнем в отсвете камина. Дамрад всё сломала, всё убила. Даже дышать не осталось ни желания, ни причины.
Дом, как бы возмещая ей отказ в горячительном, с отваром постарался: янтарному напитку отдали свой тёплый аромат не только листья тэи, но и сушёные лепестки весенних цветов. Такой отвар следовало пить без молока или сливок, наслаждаясь в полной мере всеми оттенками запаха и вкуса. Плечи Темани укутал плед из особой пушистой шерсти, мягкой и приятной к телу, и золотоволосая навья на какое-то время растворилась в домашнем уюте. Но в соседнем кресле расположился гость-невидимка – одиночество. Своими пустыми глазницами он высасывал тепло из души, заставляя ёжиться и сжиматься в сиротливый комок под пледом. Одиночества Темань не любила и не терпела. И боялась его, а поэтому в отсутствие супруги всегда стремилась на светские собрания, но теперь и радость общения была отравлена: Дамрад и тут умудрилась всё погубить и исковеркать. Подобострастие и лесть – в глаза, а за спиной – взгляды и шепотки... Темань не удивилась бы, если бы узнала, что все уже считали её любовницей Владычицы.
Но она должна была работать, а значит, и вращаться в обществе. Ей предстояло собрать материал для обзорной статьи о моде: силуэты, покрои, сочетания цветов... Как всегда, с «перчинкой» – сдержанно похвалить обладателей хорошего вкуса и пройтись насмешливым пером по любителям напялить на себя всё самое нелепое. В этом ей пригодился её талант живописца: статья должна была сопровождаться рисунками автора. Рисовала Темань с быстротой молнии, ухватывая карандашом с натуры самую суть, а дома по памяти добавляя детали. Статья вышла недурная, госпожа главный редактор даже отметила её на собрании сотрудников. За всю неделю, пока Темань работала над этим материалом, с Дамрад ей посчастливилось ни разу не столкнуться. Зато к ней в гости заглянула Леглит.
