можно было бы, не рискуя прочностью, показать вслед шагу левой ноги приподнятую пятку правой. Но Аристокл этого не сделал, чтобы шаг был затрудненным, шаркающим. Стелу увенчивала пальметта [657].
Ил. 306. Аристокл. Стела Аристиона. Ок. 510 г. до н. э. Мрамор, выс. 202 см. Афины, Национальный археологический музей. № 29
Афинский демос с возмущением следил за все более назойливой озабоченностью знати вечной памятью родственников. В конце VI века до н. э. устанавливать на могилах скульптурные надгробия, в том числе стелы, было запрещено. В Аттике этот жанр возродится только в тридцатых годах следующего столетия. Но в других областях Эллады он продолжал существовать в обновленных формах.
Около 490 года до н. э. Алксенор с Наксоса (колонизированного ионянами крупнейшего острова Кикладского архипелага, знакомого нам по истории Ариадны) создал стелу нового типа. Как и предыдущая, она хранится в Афинах, но нашли ее в беотийском Орхомене, и сделана она из местного сорта мрамора. Если раньше умерших изображали непременно молодыми, то здесь перед нами старик, хотя по скрытому гиматием телу видно, что в молодости он был неплохим атлетом (ил. 307). Вряд ли скульптор мог принять такое решение, не считаясь с требованиями заказчика. Надо думать, последний пожелал внести в изображение и главный сюжетный мотив. Старик никуда не уходит, увлекшись игрой с забежавшей вперед собакой: протягивает ей пойманного кузнечика, а та охотно делает вид, что никак ей не дотянуться до насекомого. Ради собаки Алксенор отодвинул вправо рамку изображения, а избытком пустоты распорядился виртуозно: наверху старик смог, ссутулившись, наклонить голову, чтобы видеть своего дружка, а в нижний правый угол уткнул посох, поставленный по диагонали правой половины изображения. Старик стоит, невероятным образом скрестив ноги, и улыбается радостно, а не загадочно-архаически. «Смотри же!» — подзадоривает собаку надпись [658].
Ил. 307. Алксенор. Стела из Орхомена. Ок. 490 г. до н. э. Мрамор, выс. 197 см. Афины, Национальный археологический музей. № 39
Глядя на этот рельеф, думаешь не о смерти, а о радости жить на белом свете. Но музейная экспликация безжалостно напоминает, что перед тобой не просто идиллическая сценка, а надгробие, и от этого острее переживаешь невозвратимую утрату человека. Возникает впечатление, что старик не «ушел из жизни», как утверждалось старой традицией надгробных рельефов, а был застигнут смертью на месте. Наверное, на орхоменском некрополе современники Алксенора переживали перед этой стелой драму смерти с непривычным им сентиментальным чувством [659].
Ил. 308. Рельеф с Фасоса. Ок. 460 г. до н. э. Мрамор, выс. 62 см. Стамбул, Археологический музей. № 578
В Археологическом музее Стамбула хранится продолговатая мраморная плита с рельефом примерно 460 года до н. э. с острова Фасоса (ил. 308). Посредине сцены, замкнутой пилястрами, полулежит на великолепном клине перед пустой трапедзой величественный бородач с обнаженным торсом. Он протягивает фиалу, оказавшуюся благодаря этому жесту в самом центре, мальчику, который подошел с поднятой ойнохойей к диносу, стоящему на подставке в левом углу комнаты. С противоположной стороны, за изголовьем бородача, сидит на подушках в высоком изящном кресле женщина в длинном хитоне и гиматии. Она открыла алабастр, наполнивший комнату благоуханием. Над диносом висит на стене коринфский шлем, между мальчиком и возлежащим — легкий кожаный щит, над женщиной — зеркало. Строгое построение сцены, ширина которой ровно вдвое больше высоты; прямоугольные формы мебели, варьирующие эту пропорцию; одновременно поднятые руки трех персонажей; величавый жест мужчины; египетски-иератическая строгость женщины, — все это далеко от бытовой сценки. Похоже, что героизированный предок поминает здесь свою жену. Она-то и представлена сидящей в кресле — образ, оживший в его памяти [660]. Быть может, предназначенная ей в дар перепелка под креслом — намек на ее имя? Не звали ли ее Ортигией (Перепелкой)? В тогдашней Элладе, особенно малоазийской, аналогичные рельефы, изготовлявшиеся во множестве, могли служить надгробными стелами [661].
Ил. 309. Палион с Пароса. Рельеф. Ок. 460 г. до н. э. Мрамор, выс. 156 см. Икария, Музей
В те же годы Палион с острова Пароса создал надгробную стелу другого типа, находящуюся в музее в Икарии (Аттика). Большой мраморный рельеф посвящен Аполлонии, смерть которой оставила сиротами пятерых мальчиков — от грудного младенца до подростка (ил. 309). Мы видим, как по-разному выражают они свою привязанность на воображаемой встрече с матерью, торжественно восседающей на высоком стуле и все-таки дарящей им улыбку. Детали сохранились плохо, но мне они и не нужны, потому что новшество Палиона не в технике резьбы или нюансах изображения тел, а в самой по себе теме рельефа и ее проникновенной разработке. Похоже, что кровопролитная борьба против персов заставила-таки эллинов испытать благодарность к своим женам — матерям семейств, на которых держалась жизнеспособность каждого полиса, каждого дема. Заслуга Палиона (и его заказчиков — братьев Аполлонии) не только в том, что главная героиня рельефа — женщина. В былые времена в исключительных случаях на могиле могла стоять статуя коры. Но кора не пробуждала гражданские настроения, важные для самосохранения полиса. А рельеф Палиона дает им ощутимый импульс. Да, Аполлония умерла. Но само спокойствие квадратной формы стелы и ее тяготение к земле служат зримой метафорой несокрушимости семейного мира, центром которого была эта женщина. Она ушла из жизни, дав жизнь пятерым, и эти пятеро, взрослея и мужая, будут притчей во языцех у всех, кто знал их детьми. Один за другим они, пройдя инициацию, станут эфебами и войдут полноправными гражданами в мужское сообщество родного полиса. Впоследствии такого рода стелы получат повсеместное распространение.
Смысл стелы Аполлонии патриотичен, но не вызывает политических коннотаций. Чисто политический смысл воплощен в другом мемориальном жанре — в знаменитом памятнике тираноубийцам Гармодию и Аристогитону. Созданный по государственному заказу афинянином Критием вместе с островитянином Несиотом и установленный в 477 году до н. э. на Агоре на месте убийства [662] вместо похищенного Ксерксом памятника работы Антенора [663], этот монумент стал символом столь важным, что был издан указ, запрещавший ставить рядом с ним статуи знаменитых деятелей, ибо никто не имел права на сравнение с провозвестниками афинской демократии. Бронзовый оригинал погиб. Найденные
