зеркалах…боги… Джаггернаут ступает по Городу сокрушая все на пути… Зло…зло…идёт…
Голос старухи сорвался в неразборчивое бульканье, оборвался, хрустальная сфера гулко покатилась по столу и с глухим стуком упала на ковёр. Судья начал поворачиваться, краем глаза заметил тёмную фигуру, осторожно укладывающую гадалку на пол.
– Стра…
Фигура метнулась к нему, в миг оказавшись рядом, в горло, натянув кожу уперлось лезвие ножа.
– Тише, уважаемый, я ещё не решил убивать вас или нет. – спокойно и размеренно сказал напавший.
Голос сухой, почти лишенный эмоций, слишком мягкий для орочьего и слишком грубый для эльфьего. На сгиб колена легонько надавила подошва сапога, стоит надавить сильнее, и Судья рухнет на колено вспоров глотку о нож.
– Зачем вы пришли? – стараясь задавить нарастающий приступ кашля спросил Судья.
– Решу, после нашего разговора, а сейчас. Будьте добры, откройте окно, от этого смрада недолго и голову потерять.
Судья с готовностью подчинился.
Оставив Судью в одиночестве, я прокрался по коридорам к башне с выходом на стену. Снаружи хлещет ливень, стража попряталась по казармам, оставив самых неудачливых бдеть под карнизами на стене.
Прошмыгнул мимо, надёжно скрытый темнотой и дождём, только один испугано икнул, и начал оглядываться, приложив ладонь козырьком. Я замер, прижавшись к зубчатому бортику, ладонь легла на грудь, двумя пальцами осторожно потянул метательный нож.
Стражник громко выругался и сделал размашистый знак против злых духов, спрятался глубже под карниз. Переведя дыхание, я медленно вернул нож на место и осторожно перемахнул на ту сторону и полез вниз. Мокрый камень предательски скользит в довесок к водопаду, льющемуся с чёрных небес.
Спустившись вниз, упал плашмя на парковый газон, долго лежал переводя дыхание и стараясь унять дрожь в руках. Поднявшись, тяжело побрёл прочь, нестерпимо хочется промочить горло.
Пожалуй, так и поступлю.
Корчма встретила запахами кислого вина, каши с мясом и горячего камина. Посетителей мало, только пара стражников играют в кости на широком столе, да группа завсегдатаев перетирает кости соседям и жёнам.
Подойдя к корчмарю, положил на стойку серебряную монету, подвинул одним пальцем:
– Жареного мяса, горячего вина со специями и столик у камина.
Корчмарь принял монету, повертел перед глазами и положив на доску аккуратно коснулся ножом. Удовлетворённо хмыкнув, спрятал серебряный в карман, заметив мой удивлённый взгляд сказал виновато:
– Уж простите милсдарь, по городу слушок бродит, о мужике расплачивающимся серебром, а на утро оно в листья превращается, или в навоз. Вот и проверяю ножичком, чары они ж того, стали боятся. Да вы проходите, сейчас служки стол поставят. Вам ведь на одного?
Тень у ног колыхнулась, на краю слуха раздался призрачный смешок. Я вздохнул и положил перед корчмарем вторую монету.
– На двоих и комнату.
Спустя двадцать минут Крисси улыбаясь села напротив и по-хозяйски набрала в глиняную кружку горячего вина со специями. Пригубив, удивлённо вскинула бровки, провела кончиком языка по губам, довольно цокнула.
– Знаешь, Зим, я думала будет куда хуже, а ты гляди, пить можно.
– Рад слышать, что тебе понравилось. – Пробормотал я, с удивлением не обнаружил в голосе сарказма.
По спине пробежали колючие мурашки, зарылись под лопатки, я действительно рад. Пораженный не заметил, как Крисси утащила с моей тарелки кусочек жареного мяса и забросила в рот.
– Ну как твой поход в гости? Узнал или нашёл что интересное?
– А? Что…а. ты об этом. Немного, судья все время говорил о некоем Зеркальщике и снятии проклятья в обмен на сделку.
– Какого проклятья?
Я выразительно щелкнул пальцем по левой стороне груди, глаза девушки расширились, отставила кружку и подалась вперёд, почти ложась на стол. В глубокий вырез явственно увидел холмики груди, зверь у меня в голове довольно зарычал и начал требовать большего.
– Врёшь?
Сверхусилием воли оторвал взгляд от выреза, посмотрел ей в глаза и ответил, чуть сдавленно:
– Нет, этот Зеркальщик пообещал снять печати, в обмен на помощь с некой ареной.
– Великие Боги!
Крисси долила вина и поколебавшись присосалась к кувшину, глаза заблестели азартом гончей, поймавшей кровавый след. Стражники затеяли спор на повышенных тонах, судя по выкрикам, один попался на жульничестве с костями. От стола с местными доносятся обрывки фраз:
– Сынка Купчинкиного…порешали…лицо…
Тень отставила кружку и хитро улыбаясь проворковала:
– По чистому совпадению, я как раз раскопала кое-что об этой, арене. Но просто так не расскажу.
– Ладно…чего ты хочешь?
Улыбка стала шире, взгляд стал томным, она положила ладонь мне на руку, провела по коже указательным пальцем.
– Ты знаешь…
От её тона вдоль хребта сверкнула молния животной похоти, ударила в голову сметая мысли. Прежде чем я успел отказать, с губ сорвалось:
– Хорошо, я согласен.
Крисси лежит, положив голову на плечо и забросив ногу на меня, водит пальцем по груди. Острый ноготок рисует на коже причудливые завитки, я лежу неподвижно, глядя в потолок, в голове пусто. Хочется вечно лежать вот так, обнимая женщину и чувствуя, как бьётся её сердце. Ноздри щекочет запах молодого, полного сил тела с тонкими нотками полевых цветов.
– Зим?
– Да.
Крисси приподняла голову, спросила подперев подбородок ладошкой:
– Мне всегда было интересно, почему ты стал ликвидатором? Тем более, как ты стал пожинателем?
– Как и все мы…потому что это было правильно. В империи жестко ограничено распространение оружия, у населения ничего серьёзнее охотничьего лука, а все, у кого найдётся хоть кинжал, в застенки или штраф. Но бандитам и психопатам законы не писаны, так и появился орден. Мы действовали там, где стражи порядка ничего поделать не могли. На том и погорели.
– А пожинательство?
– Врождённое.
– То есть, ты резал и всячески убивал людей, руководствуясь «правильностью»? Скольких ты убил?
Перед глазами встала серебряная дорожка через туман и бесчисленные орды мертвецов по бокам.
– Много.
– И ты по-прежнему не считаешь себя убийцей?
– Я убивал тварей, не способных ужиться в обществе, живущих за счёт слабых и беззащитных. Я тебе расскажу одну историю.
– Давай, я слушаю.
Я тяжело вздохнул, поёрзал устраиваясь поудобней, Крисси воспользовалась моментом и прижалась сильнее, положила голову на грудь.
– Это было на четвёртый год моего служения. В небольшом городке на окраине империи, начали пропадать дети, особенно девушки до одиннадцати лет. По одной – двум в неделю, а потом там начали находить вываренные кости. Выложенные в непонятные символы.
Я
