Дронг Мрак.
Город-на-грани не даром считался одним из самых удивительных мест во всей безграничной Сети созвездий. Нигде, во всей остальной бескрайней вселенной не встречалось ничего, хоть сколько ни будь похожего на это невероятное место, но для меня, как для почти коренного жителя этого города, в нем не было ровным счетом ничего удивительного. Проведя здесь все последние долгие годы своей жизни, я успел прекрасно освоиться на здешних мощеных, узеньких улицах, и просто привыкнув к этому чудо-городу перестал замечать вокруг все удивительные особенности и странности этого невообразимого места. Меня уже ни сколько не волновало отсутствие неба, солнца и звезд над головой, не пугало, что за городской чертой, не долго идя в одну сторону, можно было в буквальном смысле добраться до самого края земли, и совершенно не смущало, что пребывая на земле острова, я оставался вне всех существующих в Сети созвездий миров, находясь в самом загадочном и неизвестном пространстве и физически существовал в полном нигде, которого нет, и даже быть не может, ни на одной, самой большой, точной и подробной карте вселенной.
Город-на-грани раскинулся на сравнительно небольшом острове, зависшим посреди непроглядной мглы Междумирного пространства и даже самые мудрые ученые и чародеи не сумели объяснить этот феномен мироздания, хотя бы теоретически. Сколько бы умов не билось над этой тайной, само существование подобного места просто противоречило всем известным законам мироздания. Оно не вписывалось ни в одну толковую теорию мироустройства, и ни кто, до сих пор, так и не смог познать и разгадать всех тайн и загадок этого места. Само его существование казалось попросту невероятным, а уж жизнь, на столь крошечном обломке мира, казалась попросту нереальной. Здесь почти не встречалось растительности, не водились животные, отсутствовали источники воды, света, времена года, перемены погоды и многое другое, без чего невозможно представить себе обитаемое пространство. Рожденные и выросшие в городе дети, никогда не видели ни дождя, ни снега, здесь им просто неоткуда было взяться. Они не знали, как прекрасны бывают восходы и закаты, даже не представляли себе, что такое реки и вряд ли смогли бы даже вообразить себе океан или горы. Город был словно отрезан от всего остального, но обосновавшийся на перекрестье всех самых крупных междумирных путей, он не просто существовал вопреки всему и всем, но еще и процветал, став самым центром торговли между мирами. За исключением своего, мягко говоря не самого стандартного местоположения, он мало чем отличался от любого другого крупного поселения и жить в нем было ни чуть не хуже, чем в любом другом краю бескрайней Сети созвездий.
Средняя часть города, заполненная великим многообразием всевозможных лавок, трактиров, харчевен, магазинчиков и широких торговых площадей, отделяла роскошные особняки и виллы знати, раскинувшиеся на холмах, от грязных трущоб на окраинах. Она радовала своей ночной свежестью и прохладой, после жаркой духоты Бездны, казавшимися настоящим небесным благословением, и ни сколько не изменилась со дня моего спуска в недра Мертвого мира, из которого, в этот раз, лишь мне посчастливилось выбраться живым и невредимым.
Низенькие и приземистые домики, с плоскими крышами, тесно жались друг к другу, словно продрогшие путники, собравшиеся у чахлого, задуваемого сильным ветром, слабенького костерка. Когда-то серые и невзрачные, все они были совершенно непримечательными и походили друг на друга, как две капли воды, словно неведомые строители, возводя этот квартал, делали все под копирку, работая по одному единственному эскизу и торопясь закончить свою работу как можно скорее, не утруждали себя лишней работой и не делали никаких различий даже в мелких деталях. Прежде здесь наверняка располагался район одной из рабочих каст, гончаров, дубильщиков, или кого то еще, кто не мог позволить себе ничего лучше, чем эти однотипные жилища, но с течением времени все меняется и теперь здешние строения, даже сохранив свою идентичную архитектуру, больше не сливались в одну серую массу, превратившись из жилых помещений в торговые лавки, конторы менял и ростовщиков, и конечно же в вездесущие таверны и трактиры. Почти над каждой второй дверью красовалась своя красочная вывеска, зазывающая внутрь клиентов. Дома, по самой последней городской моде, были расписаны, словно картины с твердыми кирпичными холстами. От этих кривых рекламных рисунков, захвативших все стены в полную их величину, просто пестрило в глазах, и неспешно шагая вперед, я смотрел исключительно себе под ноги на грязную и замусоренную мостовую, на которую, с наступлением ночи, выбрались из своих нор жирные серые крысы, безбоязненно перебегающие по улице, от одной мусорной кучи к другой, и обнаглевшие от отсутствия людей настолько, что и не думали сторониться моего приближения. Они даже обиженно пищали мне в след, когда тяжелая поступь моих сапогов все же заставляла их отбежать в сторону, но всегда, до самого последнего момента, они оставались прямо у меня на пути, словно были полноправными хозяевами мостовой, и считали, что это я обязан обходить их стороной, что бы не побеспокоить важных господ.
Не обращая на этот их писк ровным счетом никакого внимания я направлялся к одному из здешних заведений с твердым намерением упиться там до полного беспамятства и хоть одну ночь не мучиться от бессонницы и терзавших меня свежих воспоминаний о Бездне. Стоило только закрыть глаза, как перед ними тут же возникали просторы Мертвого мира, белое и призрачное лицо Минора, бултыхающийся в липкой черноте Кавил и удаляющийся пронзительный вопль Орнона. Я словно бы снова оказывался там, рядом с ними, по новой испытывая на себе весь ужас тех страшных событий, и не в силах отогнать от себя эти воспоминания, я намеревался потопить их в крепком эле.
Погруженный глубоко в пучину своих мрачных раздумий, я неспешно брел вперед, и не отрывая взгляда от мостовой, не сразу заметил вынырнувших мне на встречу из переулка людей. Пряча физиономии под повязанными на них платками, скрывавшими нижнюю часть лица, они двинулись мне на перерез и замерли прямо у меня на пути, полностью перегородив всю дорогу. Слишком поздно заметив эту преграду, демонстративно поигрывающую в воздухе внушительными кривыми ножами, я мгновенно потянулся к собственному мечу, ни сколько не сомневаясь в их не самых честных и добродушных намерениях, и уже почти успел прошептать заклинание активации, но пускать холодную сталь меча в ход и высвобождать скрытую в его недрах смертоносную магию мне не пришлось. Стоило мне только оказаться поближе, как они тут же рассмотрели мой причудливый доспех и мгновенно поняв с кем свела их судьба, решили не рисковать своими жизнями понапрасну. Прежде чем я успел полностью обнажить меч, они уже попрятали свое, не серьезное на его фоне оружие, и мгновенно, словно по волшебству, испарились с моего пути, разбежавшись в разные стороны, словно опасаясь, что разозлившись я могу броситься за ними в погоню и это было даже забавно.
Прекрасно понимая, что в одиночку, даже закованный в тяжелую броню и с внушительным, зачарованным мечем в руках, я вряд ли смог бы оказать всем четверым достойный отпор, я проводил удаляющиеся от меня спины несостоявшихся грабителей с легкой ухмылкой и возблагодарил отсутствующие здесь небеса за столь полезную иногда репутацию конченого головореза. Жители острова считали всех отваживающихся спускаться в недра Мертвого мира настоящими безумцами, опасными и отчаянными подонками и жестокими мерзавцами, способными без особых причин перерезать глотку любому, кто окажется у них на пути, и как бы прискорбно все это ни было, эти люди, по большей части, были совершенно правы в своих суждениях, считая нас матерыми и закоренелыми преступниками. Грубые и неотесанные наемники, способные без всяких зазрений совести пустить человека в расход и всевозможные подонки, лишенные каких либо моральных принципов, составляли основную массу контрабандистов Бездны. Добродушные и хорошие люди в наших рядах встречались не часто, и за плечами у каждого контрабандиста, как правило, имелся внушительный багаж из собственного темного прошло. Люди опасались нас вполне справедливо, старались держаться как можно дальше, и как оказалось, даже настоящие грабители предпочитали не связываться со столь обширной и опасной братией. Ни у одного из них не хватило духу даже заговорить и потребовать мой кошелек, угрожая расправой, и прежде чем они столь забавно бросились в рассыпную, словно увидев у меня за спиной патруль стражников, я едва смог услышать одно, очень тихо произнесенное себе под нос испуганным писком, короткое слово - глодар.
Это слово, принадлежавшее к одному из неизвестных мне языков, наверняка занесенное сюда неведомым гостем из какого ни будь очень далекого мира, означало ни что иное, как смертник, и в народе так неизменно именовали всех, кто зарабатывал себе на жизнь постоянными спусками в Бездну. Абсолютное большинство моих коллег по ремеслу терпеть не могли это название. У нас даже существовала примета, что нельзя упоминать его в слух незадолго до нового спуска в Бездну, люди опасались называть себя смертниками боясь спугнуть свою призрачную удачу и многие суеверные контрабандисты моги с легкостью дать в зубы или уложить на обе лопатки любого, кто осмелиться произнести глодар в их присутствии, вот только жителей города мало волновала вся наша нелюбовь к этому слову. Они упорно продолжали именовать нас именно так, зачастую даже не догадываясь о нашей неприязни, и совершенно не зная истинного значения слова. Это, ходившее в обиходе еще до моего появления на острове, название уже давно успело прижиться и прилипло к нам намертво, словно корка хорошего застывшего клея. Порой, в разгар людного дня, я не мог даже одной улицы пересечь спокойно, что бы не услышать у себя за спиной встревоженное, напуганное, или полное отвращения, но всегда уважительно тихое слово - глодар. Лишь немногочисленные дети, играющие на улицах произносили его с неподдельным восторгом, для них мы были бесстрашными героями, не страшащимися всех опасностей и порождений Мертвого мира, и завидев причудливую броню в толпе, они даже рты раскрывали от восхищения, указывая в мою сторону пальцем.
