Однажды вечером, когда Чаромора опять сидела над своей рукописью, капитан вдруг вскочил с кровати.
— Эммелина! — воскликнул он испуганно. — Я забыл выключить утюг!
— Ну-ну, — буркнула Чаромора, продолжая невозмутимо писать, — теперь-то что толку волноваться. За это время твой дом уже давно успел сгореть.
Но Трумм страшно расстроился.
— И всё же я должен съездить домой, — настаивал он. — Мои соседи будут недовольны, если я со спокойной совестью позволю дому сгореть и даже не приду постоять на пепелище. Они и так уже считают меня человеком, который плохо разбирается в своих делах и мало о них заботится.
Чаромора подумала немного и решила: капитан настолько окреп, что они вполне могут съездить в город.
Утром они надели коньки и двинулись в путь по льду через море. Ярко светило солнце, лёд был гладкий, без торосов, не запорошённый снегом. Бег на коньках приятно бодрил Чаромору и капитана, и они неслись во всю мочь. Даже не заметили, как домчались до города.
Прибыв на место, они тут же увидели, что дом стоит целёхонек и никаких следов пожара нет. Зато почтовый ящик доверху набит письмами. А часть писем, не уместившаяся в ящике, лежала грудой на лестнице. Капитан отпер дверь, и они внесли письма в квартиру.
— До чего же приятно после быстрого бега на студёном ветру оказаться в тёплой комнате! — обрадовалась Чаромора.
Трумм побледнел.
— С чего бы это тёплой? — воскликнул он. — Ведь зима в разгаре, а печи не топлены с самой осени.
Капитан Трумм кинулся на кухню. Так и есть! Не зря он всполошился на острове: утюг не был выключен! Но, к счастью, он прожёг дыру в доске для глажения и провалился сквозь неё, да так и остался висеть на шнуре, к тому же очень удачно — достаточно далеко от доски и в меру высоко от пола, чтобы они не загорелись. От утюга-то и распространялось приятное тепло по всем комнатам.
Капитан поддел раскалённый утюг сковородой и поставил на плиту остывать.
А Чаромора тем временем принялась читать письма. Кроме двух-трёх новогодних открыток Трумму от его друзей, все письма были адресованы Чароморе.
Милая Чаромора!
Я очень-очень несчастна и никому не нравлюсь, и никто никогда-никогда меня не полюбит, ведь у меня круглое, как блин, лицо и ужасно большой рот. Только вы и можете мне помочь и сделать меня счастливой. Или я утоплюсь в море.
Уважаемая Чаромора!
Нас три виликих учоных и нас интирисуит разрыв-трава. Правда что ана сама атпираит замки. Где эту разрыв-траву дабыть?
Достопочтенная Чаромора!
В крайней беде обращаюсь к вам. Мой сосед хочет свернуть мне шею, и у меня нет больше мочи терпеть. Где я только не искал сочувствия! Но никто не хочет помочь. Моя последняя надежда на вас. Не можете ли вы заколдовать так, чтобы мой сад пышно цвёл и приносил обильные плоды, а у него бы всё зачахло и высохло? Денег у меня достаточно, так что за этим дело не станет.
Дорогая Чаромора!
Моя бабушка тяжело заболела, и она совсем больше не видит. Папа сказал, что ей уже ничто не поможет. Но я надеюсь, что ты-то сможешь помочь. Дорогая Чаромора, очень тебя прошу. А то мне страшно.
И все остальные письма были написаны в том же духе. И в каждом письме — адрес. Чародейка читала и раскладывала письма в две кучи. Одна куча получалась большая и высокая, другая — маленькая и низенькая. Когда все письма были прочитаны, Чаромора взяла большую кучу в охапку, отнесла на кухню, запихнула в топку, развела огонь и поставила варить гороховый суп.
Затем сказала Трумму:
— Пожалуй, нам придётся дня на два задержаться в городе, мне нужно навестить несколько больных.
Чаромора оставила капитана доваривать суп, взяла свою громадную сумку и отправилась наносить визиты.
Перво-наперво она решила проведать девушку, пообещавшую из-за своего круглого лица и большого рта утопиться в море. Чароморе эта угроза очень не понравилась.
Подходя к дому, Чаромора уже издали услышала весёлые, оживлённые голоса. Гулянье было в разгаре. Несмотря на холодную погоду, все окна были широко распахнуты. Оттуда неслась громкая застольная песня: «Многие лета, многие лета».
Чаромора вошла в дом и тут же очутилась в шумной свадебной сутолоке. Во главе стола сидели жених и невеста. Разрумянившееся лицо невесты было похоже на полную луну, а рот её от счастья растянулся до самых ушей. Сидевший рядом жених не отводил влюблённого и восторженного взгляда от своей пригожей невесты.
«Ну, милая, кто-кто, а ты топиться не побежишь!» — усмехнулась Чаромора, глядя на невесту, и собралась было уходить, но её уже заметили. К ней подошёл нарядный мужчина и пригласил к столу. Чаромора, правда, объяснила, что она зашла только на минутку, но он продолжал приглашать так любезно и гостеприимно, а запахи были такие аппетитные и чародейке так хотелось есть, что она уступила соблазну и села за стол.
— Только на несколько минуток, — произнесла она.
— Я родной дядя невесты, — представился мужчина, угощая Чаромору рыбой в маринаде. — А вы, наверное, родственница со стороны жениха?
Чаромора попробовала и сказала, что такого лакомства она в жизни ещё не ела.
— Неужели?! — Дядя невесты даже просиял от удовольствия, — Этого угря, между прочим, я сам поймал и замариновал. Вы должны попробовать ещё мою копчёную лососину! И форель! И эту фаршированную щуку! И студень из судака.
Дядя накладывал и накладывал на тарелку Чароморы разную рыбу, приготовленную по самым различным рецептам, и всё рассказывал, как он поймал ту или иную рыбину и с какой приправой её нужно есть. Чаромора не заставила себя упрашивать. Она с аппетитом лакомилась всем, что ей так радушно предлагали.
— Я вижу, что вы прекрасный рыбак и великолепный повар, — произнесла она с любезной улыбкой.
— Ах, как я рад, что вы это заметили! — воскликнул дядя в восторге. — Но я ещё и охотник! Отведайте же рулет из зайчатины, и копчёный олений язык, и жаркое из медвежатины.
Чароморе уже не терпелось встать и уйти, да жаль было отказываться от всех этих яств. Невестин дядя потчевал её не только блюдами собственного приготовления, но и всеми другими свадебными кушаньями, а когда Чаромора
