- Всадники! Всадники с моста! - закричал наблюдатель. - Сто сорок девять!
- Ну что они к нам привязались! - несколько громче, чем надо бы, посетовал Горм, видимо, оглушенный взрывами. - Кнур, ставь волкомейку! Это не просто всадники, это Маэль Мурхад!
Точно, за головным всадником скакал знаменосец, с белым львом на красном полотне. Вернее, там полагалось быть льву, но с тем же успехом это могла быть белая торфяная собака или даже белый завечерский смрадень наподобие тех, о которых рассказывал совершенно неправдоподобные байки Лютов зять. Всадники были отменно снаряжены и скакали споро, на свежих конях.
- Кром! - конунг подобрал с земли копье, уроненное им после взрыва, и поскакал им наперерез.
Его пес с сожалением положил обслюнявленного ворона на землю и отправился в том же направлении. К удивлению Волчка и других ратников на плосковерхом холме, Маэль, знаменосец, и еще дюжины три конных резко повернули к западу и врубились в гущу воинов Коннахта, все еще занятых обменом ударами с пешими дружинниками, ранее перешедшими через мост. Горм описал дугу и подъехал к тому месту, где ушкуйники помогали Кнуру и Всемиле взгромоздить на рогулину, торчавшую из заднего борта тележки, тяжеленную бронзовую болванку, которой при отливке было придано крайне приблизительное сходство с волком, разинувшим пасть и поджавшим лапы.
- Маэлю ненависть к Брианнову роду взор заволокла, - объяснил конунг. - Говорят, он несколько лет назад в Одинову веру перешел за одно Йормунреково обещание помочь с его кровной местью. Может, неспроста Йормунреков отравитель Бард Кетильссон и Йоарра с ватагой извел.
Большая часть этой речи пролетела мимо ушей ушкуйников, следивших за боем на соседнем холме. Выехавшие из Свартильборга врубились в скопление Брианновых воинов и без особых трудностей преодолели две трети расстояния до шатра старого конунга Туад Хумайна, над которым сиял золотой солнечный лик. Дальше их дела пошли туже. Куча полуголых коннахтцев с раскрашенными лицами насела на знаменосца, стащила его с коня, и с дикими воплями и хрустом забила дубинами. Самого Маэля встретил старый конунг, метнув в того копье с несуразно длинным наконечником, больше похожее на совню. Оружие воткнулось конунгу Лейгана в щит и застряло, волочась по земле. Маэль Мурхад отбросил щит и пустил коня навстречу Брианну, конный против пешего, занося длинный тонкий меч и вопя что-то вроде:«Вальдр галга а бу! Фои Мьоре а бу! Балар мак Буарайне!»
- По-каковски это он? - некстати спросил Никовуша. - «Вальдр галга» я еще понимаю, «хозяин виселиц,» а остальное...
Его вопрос остался без ответа. Брианн с непокрытой головой, на которой ветер с юга развевал седые космы, обеими руками раскручивал в воздухе меч еще длиннее, чем Маэлев, с отблескивавшей на солнце золотой гардой. Еще миг, и конунги, о смертельной вражде чьих родов была сложена не одна песня, должны были схлестнуться в битве...
Рука Маэля дернулась вверх, его конь попытался замедлиться, присев на задние ноги и оставляя копытами борозды в почве, поросшей травой, на берегах Руирхефа даже зимой сохранявшей оттенок зеленого. Конунг Лейгана мешком выпал из седла с кривой и плохо оперенной стрелой, торчащей из правой глазницы.
- На самом жгучем месте! - Волчок в досаде хлопнул правой рукой по верхнему краю щита.
Лес, до времени скрывший силу, неожиданно пришедшую на помощь теснимому левому крылу танов, издали казался густым. Вблизи оказалось, что подлесок в помине не дает достаточно прикрытия, чтобы избавиться от целеустремленной погони. Впрочем, было похоже на то, что за Бродиром с Ваннена никто не гнался. Это только довершало его унижение.
Накануне боя, ярлу приснился мрачный сон. Коннахтская невольница, делившая с ним ложе в Свартильборге, то и дело принималась плакать, мешая спать, и Бродир наконец изгнал ее. Уже хорошо за полночь, он наконец забылся, но вместо спокойного восстанавливающего отдыха, кто-то ниспослал ему наваждение, крадущее уверенность и силы.
В видении, над кораблем Бродира раздался гром189, и пошел дождь из кипящей крови. Ватажники прикрылись щитами, но все же многие получили ожоги и погибли. Со следующим раскатом грома, сложенные в кучи мечи выскочили из ножен, а секиры и копья взлетели в воздух и начали сражаться. Воинам вновь пришлось прикрываться щитами, и все же многие были ранены и убиты. С третьим громовым раскатом, на последних оставшихся в живых налетело воронье, и казалось, что клювы и когти у птиц железные. Когда смертоносное нападение пернатых закончилось, на залитом кровью и заваленном мертвыми телами дне драккара остался стоять один Бродир. Парус, с которого продолжала капать кровь, висел тряпкой, но корабль ускорялся навстречу низко стлавшимся над морем сгусткам тумана, над которыми поднималась тень с одним светившимся в полутьме багровым глазом.
Лицо Родульфа с толстыми щеками и парой маленьких круглых глазок никак не было похоже на смутно различимые черты ночного морока, разве что кустистая борода тревожно с чем-то перекликалась, но когда великан навис над ярлом, незваное воспоминание о видении достигло такой силы, что замедлило движения Бродира, словно кровь застыла в жилах. После обмена четырьмя ударами, скальд-сквернослов разнес в щепки Бродиров щит, и следующим взмахом секиры смял пластины его доспеха и сбил с ног. Хуже того, Гормов великан не удосужился даже добить поверженного соперника, рассмеявшись и сказав: «Беги, Бродир. Убью тебя, засмеют еще, что я не муж...» После этого, Родульф повернулся спиной и пошел, раскидывая воинов влево и вправо, на помощь углубившемуся в гущу неприятелей и оторвавшемуся от стены щитов троллю с боевым молотом.
Чтобы не быть втоптанным в кровавую грязь на склоне холма, ярлу и точно пришлось обратиться в бегство, и его позор видела вся дружина. Некоторое время после этого, бой все равно шел достаточно удачно, даже после того, как левому крылу Бродировой силы досталось от нападения с юга. На севере, таны отступили почти до леса, их щиты начали опускаться под ударами, и части воинов из войска, собранного Фьольниром, удалось обогнуть Хёрдакнутовых дружинников справа. Тут из-за деревьев раздались вой боевых волынок и дикие крики, а по склону навстречу пошедшим в обход стены щитов покатились огненные колеса, сбивая ратников с ног, с грохотом взрываясь, и сея смерть в граде осколков дерева и железа.
Рать Одина встретила потери стойко, собравшись в оборонительный строй, где каждый воин защищал сперва товарища справа, потом себя, под натиском поваливших на подмогу танам венедов. Тут середину первого ряда Хёрдакнутовых дружинников, стоявших под серебряным драконом, озарили вспышки. Послышался раскатистый треск, слева и справа от Бродира, дружинники пали наземь, обливаясь кровью, словно сраженные невидимыми стрелами. Из клубов дыма, заволокшего танов, тяжелой поступью вышел огромный вороной конь в укрепленной сталью попоне и цельнокованном налобнике, на спине которого в высоком седле сидел старый ярл. Положив правую руку в блестящей серебром перчатке ему на плечо, рядом на еще одном вороном держался юный воин с лицом слегка неправдоподобной красоты под сияющим крылатым шлемом.
- Нуада Аргетлам! - закричал кто-то из лейганцев.
Копья на левом краю Бродирова войска, где стояли преимущественно местные воины, дрогнули. И тут через раскрывшийся в танской стене щитов проход, сотрясая землю могучей поступью исполинских коней, устремились верховые. Бродир готов был поклясться, что их было не меньше трехсот, хотя на холме вокруг серебряного змея с трудом уместились бы и сто.
- Кром! Кром и Йеллинг! - возгласил старый ярл, справа присоединяясь к натиску и опуская копье с длинным стальным наконечником.
- Беалтайне на сеирб'исиг' Ф'ои Мьоре бас! - серебряным колокольчиком отозвался незнакомец, оставшийся у стены щитов.
Наречие было достаточно похоже на язык, еще бывший в ходу у ванненских старцев, чтобы Бродир понял, что клич призывал проклятия на приспешников древних и чудовищных богов, по преданию, правивших Туад Хумайном и Лейганом во время зимы великанов, и ведомых Баларом Красный Глаз. Именно второй клич поверг левое крыло в смятение, и именно туда направили свой неостановимый ход всадники в броне. Бродиру вспомнилась тень в тумане, дренгрскапр оставил его, и ярл бросился бежать.
Предводитель Ваннена не помнил, каким именно образом добрался до леса. Обнадеживало, что Ошин и Фарагер не оставили его даже в течение постыдного отрезка времени, отмеченного слабостью духа и безумием. Скорее всего, битва была уже проиграна, но в ней еще можно было с честью погибнуть. В поисках достойной цели, ярл и верные карлы крались сквозь опустевший лес, через некоторое время достигнув его южного края.
Шар, в начале битвы показавшийся Бродиру с тыкву, оказался размером не меньше, чем изрядный корабль, хотя он нес только одного моряка - закутанного в шкуры мальчишку. Летучее (явно силой волшебства) сооружение медленно опускалось к земле, заваленной телами и кусками тел.
