услышала свое имя со стороны лестницы. Она взглянула на потолок, где
пушистые облака плыли по снова безмятежному голубому небу. Никаких
пауков, только серо-синие обои на стенах. Кровать тоже выглядела обычной.
Медные столбики с мягкой обивкой были чистыми, без единого отпечатка.
У нее заболела голова.
– Дэлайла? – снова позвал Гэвин, после чего послышались его шаги, когда
бежал по ступенькам.
– Я здесь, – сказала она, удивившись, что ее голос не дрожит.
– Вот ты где, – начал он, но помрачнел, увидев ее лицо. Судя по панике в
его глазах и скорости, с которой он пересек комнату и сел рядом с ней, она
выглядела не так спокойно, как говорила. – Что случилось?
Дэлайла схватила его за руку, такую холодную и уверенную.
– Ничего, – настаивала она, успокаиваясь и думая, что все это ей
приснилось. – Я уснула.
– Кошмар? – спросил он, гладя ее по волосам.
– Просто сон. Я в порядке, честно.
Гэвин расслабился и, наклонившись, осторожно ее поцеловал.
– Видимо, очень плохой сон, – заметил он, заглядывая ей в глаза.
Дэлайла покачала головой и обняла его за талию. Сердце Гэвина билось
спокойно у ее уха, и этот звук был удручающе похож на тот, что ее разбудил.
– Просто сон, – повторила она, закрыв глаза и пытаясь убедить в этом и
себя.
Глава четырнадцатая
Она
Дэлайла почти не спала ночью, боясь закрыть глаза и попасть в тот же
кошмар. Ей и раньше снились кошмары, но этот был другим. Он словно был
реальным. Слишком реальным.
Она была неуклюжей за завтраком, на нее укоризненно поглядывали
родители. Пролила молоко, когда заливала им хлопья, ударилась о ножку стола
и постоянно закатывала глаза, пока мама обсуждала длинные волосы нового
упаковщика в магазине.
– Мам, длинные волосы – не преступление.
Белинда Блу фыркнула, вытащив чайный пакетик из своей чашки.
– Я хочу, чтобы город был прежним. Тихим, чистым и безопасным.
Теперь уже фыркнула Дэлайла.
– Все так и осталось, мам. А хиппи-упаковщик ничего не изменит. Может, даже хорошо, что появился кто-то из Портленда, штат Орегон. Может, это
поможет нам увидеть больше.
Мама промолчала, сжав руку на колене в кулак.
– О чем ты, Дэлайла? Ты хочешь жизнь, где одно приключение будет
сменять другое? Почему нельзя быть счастливой здесь? Почему тебе вечно
нужно что-то дикое или чего нельзя предугадать?
Улыбка Дэлайлы стала шире. Так вот какой ее видит мама: бесшабашной, непредсказуемой и непокорной, и это только потому, что она шесть лет назад
заступилась за мальчика, а сегодня ее не волновали длинные волосы
упаковщика. Такое впечатление не могло появиться из ничего, а ведь мама ее
едва не знала.
– Нет, мам. Я просто хочу, чтобы жить было интересно.
– Что ж, – пробормотал из-за газеты ее отец, – интересная твоя жизнь или
нет, ее все равно придется прожить.
Дэлайлу раздражало, что она не могла избавиться от страха из-за этого
кошмара. И вместо того чтобы вспоминать страшные моменты и ужасающие
звуки, она пыталась найти что-то, не подходящее к ситуации, что выбивалось из
потока образов и убедило бы ее: это был всего лишь кошмар.
«Дом Гэвина хороший, – мысленно повторяла себе она, пока шла в школу. –
Его дом хороший и любит его, он не навредит мне. Он просто защищает его, как
медведица медвежонка. А я просто должна показать, кто я».
Гэвин ждал ее под их деревом, когда она завернула за угол. У него на
коленях лежал блокнот, он склонил голову и рисовал. Этот блокнот Дэлайла
рассматривала, перед тем как уснуть. Она подавила дрожь.
Она пошла к нему по траве с тонким похрустывающим под ногами слоем
снега.
Он поднял голову – его нос и щеки его раскраснелись от холода – и
улыбнулся.
– Привет, – поднимаясь на ноги, сказал он.
Дэлайла улыбнулась в ответ, взяв его за теплую руку в коричневой плотной
перчатке.
– Хорошо спала? – спросил он с заметной тревогой в голосе.
Дэлайла пожала плечами и промолчала, и они пошли, держась за руки, в
школу.
– Что ты рисовал? – спросила она, кивком показав на блокнот в его другой
руке.
– О, – он раскрыл его на странице, что была ближе к концу. – Кое-что
странное.
Дэлайла взглянула на знакомую бумагу цвета слоновой кости, на отпечатки
пальцев на краях. Она побледнела, и сердце сильней заколотилось в груди.
Гэвин рисовал паука. Такие пауки были… в ее сне.
– Что это? – спросила она, чувствуя, как где-то в горле стучит сердце.
Проведя рукой по волосам, Гэвин посмотрел на рисунок.
– Сам не знаю. Просто всплыло в голове. Странное, как я и сказал.
Дэлайла закрыла блокнот и взяла его за руку.
– Идем. А то опоздаем.
***
Утренняя головная боль никак не проходила.
Дэлайла чувствовала, что Гэвин смотрит на нее на уроке, и от его взгляда
кожу бросало в жар. Сегодня она была даже рада длинной лекции, хоть та и
была скучной: у Дэлайлы появился отличный предлог помолчать и попытаться
разобраться с вихрем вопросов в голове.
Она пыталась понять, откуда Гэвин узнал о пауках, у которых в точности
совпали и толстые волосатые лапки, и красная полоска на коричневой спинке.
Она коснулась пальцами запястья, пытаясь найти следы от одеял, но там были
лишь силуэты бледно-голубых вен. Она понимала, что это всего лишь
совпадение, но почему такое странное? На краткий и ужасный миг она
представила, что дом видел ее кошмар, но тут же отбросила эту мысль, поняв, насколько безумно это звучит.
Дэлайла опустила взгляд, когда на ее парту прилетела смятая бумажка. Она
подняла записку и, взглянув на учителя, развернула ее на коленях.
«Ты в порядке?»
Она оглянулась через плечо и увидела глаза Гэвина. Он кивнул в сторону
записки, прося ее ответить.
«Просто устала. Не спала толком».
Мистер Харрингтон повернулся спиной к классу, принявшись записывать
задание на этот вечер, и она бросила записку обратно Гэвину. Долго ждать не
пришлось. Перед ней снова появилась смятая и кое-как сложенная записка.
«Приходи после уроков. Хочу тебя нарисовать».
Она чуть не подавилась жвачкой. Нарисовать ее? Она снова оглянулась на
Гэвина и увидела его темные и серьезные глаза. Он кивнул в сторону записки.
Дэлайла с пылающим лицом склонилась над партой, и всплывший в памяти
сон был позабыт. Гэвин хотел нарисовать ее, словно настоящий художник. От
этой мысли в животе начали порхать бабочки.
Она сглотнула, взяла дрожащими пальцами карандаш и написала всего
одно слово:
«Окей».
В конце концов, то был всего лишь сон.
***
Дорога к дому Гэвина показалась длиннее, чем обычно. Гэвин всю дорогу
держал ее за руку, выводя мизинцем – и этим отвлекая – круги на ее ладони.
– Я дома, – крикнул Гэвин, переступив порог, а она, войдя за ним, резко
остановилась.
Казалось, что события вчерашнего дня что-то в ней изменили. Она была
почти уверена, что больше в этот дом не войдет.
Зимнее солнце светило сквозь занавески, как и раньше, деревья во дворе
мерцали зеленью. Огонь для Гэвина разгорелся ярче, и в комнате стало тепло.
Человеческий глаз мгновенно способен улавливать прямые линии, и Дэлайла
могла поклясться, что каждый угол был слегка закруглен. Некоторые были
сглаженные, другие – неровными. Все отличалось от привычного вида. Двери
были слегка наклонены, у некоторых был один прямой угол, а другой –
скругленный, и это напомнило Дэлайле, что у нее самой левая нога чуть
длиннее правой.
Казалось, что до этого Дом специально выпрямлялся, пытался вести себя
лучшим образом. Теперь же она увидела, каков он на самом деле: непривычного
вида, стены в одних местах соединялись волнами, в других – под острыми
углами.
Стук упавшей на пол сумки Гэвина вернул Дэлайлу в реальность, и она
заморгала, отводя взгляд от кривых стен и глядя на его спокойную улыбку. За
его спиной висевшее рядом с дверью растение наклонилось и потянулось к
нему ветками.
– Дом рад тебя видеть, – стараясь не показывать эмоций, заметила Дэлайла
и подрагивающими руками протянула свое пальто Гэвину. Она и раньше это
замечала, но в этот раз Дом отреагировал так льстиво по отношению к нему, и
ей это не понравилось. Словно он напоминал ей увиденное вчера: но он наш.
Он огляделся и пожал плечами.
– Вроде да.
Они прошли через гостиную на кухню. Гэвин вытащил из холодильника
бутылку молока и поставил ее на стол рядом с тарелкой печенья.
Стул рядом с Дэлайлой отъехал назад, издав еле слышный звук по
деревянному полу. Она осторожно села, словно он в любой момент мог
