– А другой студент ставил черной краской Иксы на заброшенных зданиях, чтобы
привлечь внимание к отказу СМИ предоставлять разностороннюю информацию и к
социальной справедливости. Такое чувство, что они думают, достаточно им быть
странными, и их заметят, но странность – это не всегда «хорошо», знаешь ли? Полагаю,
некоторые из них просто еще слишком юны, чтобы понимать это. Помню, когда я училась
в художественной школе, мы все хотели придумать сенсацию.
Он улыбается, но эта улыбка тусклая, а не его обычная на тысячу ватт.
– Есть еще какие-нибудь перспективные варианты?
– Парочка. Как ты и сказал – для некоторых из них просто не настало нужное время.
Нужное время – это очень важно.
Прямо как у нас. Я думаю обо всем, что сделал Сент-Клэр, как он изменил мою жизнь.
Не только в плане работы и этой невероятной возможности путешествовать, но и в
мелочах. Поощряя меня снова рисовать, вдохновляя быть более уверенной и больше
верить в себя.
Миля пробегает за милей и пейзаж меняется. Кругом зеленая трава на зеленых холмах
и зеленые лиственные деревья. Темные деревянные амбары и белые точки отар овец
рассыпаны по полям и холмам, огороженным проволочными ограждениями частной
собственности. Но мы уже определенно не в городской черте, а в английской сельской
местности во всей ее пышной красоте.
– Мы уже близко? – спрашиваю я. – Не могу поверить, что ты тут вырос. Это кажется
таким отдаленным! – Я думаю о своем детстве в Окленде, в окружении движения, шума и
людей.
– В этом и суть для большинства данной публики.
Он сворачивает на узкую асфальтированную дорогу, которую я бы и не заметила – без
каких-либо опознавательных знаков, за исключением одиноко стоящего богатого на вид
почтового ящика. Пока мы едем с ветерком вниз по дороге, под нависающими над нами
ветвями гигантских дубов, Сент-Клэр, похоже, еще сильнее напрягается, сжимая челюсть.
43
N.A.G. – Переводы книг
Ряды дубов по обе стороны от нас прерываются, открывая нам вид на восхитительный
загородный дом, спрятавшийся среди холмов. Фамильный дом Сент-Клэра трехэтажный,
весь из камня и кирпича, величавый и впечатляющий. Низкая каменная стена отделяет
дом от насыщенной зелени двора, а каменная дорожка ведет к огромной деревянной
двери, похожей на парадный вход в замок. По каменной стене стелются цветы, а плющ
образует симпатичную зеленую арку над дверью.
– Дом, милый дом, – говорит Сент-Клэр тоном навечно проклятого. Выйдя из
машины, ощущаю в воздухе аромат свежей земли и влаги. Папоротники и другие
растения раскинулись вдоль дорожки, создавая чудесный и милый вид, и, несмотря на
кислое настроение Сент-Клэра, я не могу сдержать свой восторг.
– Здесь так красиво, словно в сказке.
Сент-Клэр кивает, пока мы идем по дорожке.
– Тут множество монстров. Готовься. – Он с некоторым усилием открывает широкую
парадную дверь. – Мам?
Моим глазам требуется минута, чтобы привыкнуть к тусклому освещению внутри, но
затем я замечаю выложенный плиткой холл и большую гостиную за его пределами с
окнами, выходящими на цветущий и красочный сад. Сент-Клэр оставляет наш багаж у
двери, и мы проходим сквозь каменную арку в комнату с антикварными бархатными
диванами со стройными линиями и мягкими подушками, столиками из темного дерева и
медными лампами, завершающими замковый образ. На каменных стенах красуются
масляные картины с изображением пейзажей, старые карты Великобритании и огромная
голова оленя над мантией. Я вздрагиваю.
– Дорогой! – Входит миниатюрная женщина, одетая в струящееся платье персикового
цвета, и целует Сент-Клэра в обе щеки. – Так приятно видеть тебя!
Они обнимаются, и Сент-Клэр впервые по-настоящему улыбается, с тех пор как мы
покинули Лондон. – Тоже рад тебя видеть, мама.
– Я так рада, что ты смог приехать, – говорит она. – Твой отец…
До нас доносится приближающаяся тяжелая поступь.
– Помяни дьявола, – бормочет Сент-Клэр, когда в комнату ступает высокий мужчина с
темными, как у Сент-Клэра, волосами и фигурой пловца.
– Сын, – произносит он и протягивает Сент-Клэру руку для пожатия. – Твое переднее
колесо кажется немного спущенным. Пусть Ренальдо посмотрит до твоего отъезда.
– Здравствуй, отец. Приятно тебя видеть.
– Ты привел гостью, – отец Сент-Клэра обращает на меня свои стальные серые глаза. В
них нет ничего от теплоты или искорок юмора Сент-Клэра.
– Я как раз собирался представить маме Грэйс. Грэйс, это мои мама и папа, Элис и
Ричард.
– Здравствуйте, приятно познакомиться.
Наступает затяжная пауза, пока они рассматривают меня. Не могу избавиться от
чувства, будто мне следует сделать реверанс или нечто подобное. Нужно ли мне пожать
им руки? Не знаю, что с собой делать. Я догадывалась, что не встречу здесь теплоту и
нежность, но это так неловко. Большие напольные часы тикают, отмеряя
затягивающуюся тишину. В итоге я не выдерживаю:
– У вас прекрасный дом.
– Грэйс помогает мне с финалом арт-шоу для Лондонского колледжа изобразительных
искусств, – говорит Сент-Клэр.
Ричард фыркает:
– Все еще впустую тратишь свое время на те вычурные полеты фантазии.
– Ваш сын поддерживает прекрасную школу, – восклицаю я. – Там есть парочка
действительно талантливых художников…
– А что насчет компании? – прерывает меня Ричард. – Или ее ты тоже измотал?
– У нас есть компания, – тихо произносит Элис в тот момент, как звонит телефон Сент-
Клэра.
Он смотрит на экран:
– Мне нужно ответить.
– Кто бы сомневался, – говорит Ричард.
– Это по работе, папа. Помнишь, что значит иметь работу?
Стелла Лондон
Искусство и Любовь # 2
Меня передергивает изнутри, когда я наблюдаю, как Сент-Клэр выходит из комнаты
через каменную арку. Ричард без слов уходит в противоположном направлении.
Элис, похоже, неловко.
– Мальчишки всегда остаются мальчишками.
Я нервно смеюсь, неуверенная, что мне тут делать. Но одно очевидно: мама Сент-Клэра
умелая хозяйка.
– Может, сходим выпьем чаю? – предлагает Элис. – Это наверняка была дальняя
дорога. Мы могли бы размять ноги в саду. Может, немного пройдемся?
– Звучит заманчиво, – выдыхаю я, радуясь возможности положить конец возникшему
напряжению.
Снаружи, где, похоже, находится ее святилище, Элис будто оживает. Она показывает
мне свои призовые розовые кусты, пышущие цветом и ароматом, белые и бледно-голубые
гроздья гортензий, ярко-желтые и пурпурные антирринумы. Мы устраиваемся за
столиком у дверей на кухню, и она выносит нам чай. Вдалеке, за пределами сада,
виднеется пастбище, на котором пасутся две лошади, а с краю находится конюшня. От
этого дух захватывает.
– Это похоже на картину, – говорю я, в восторге от природной красоты. – Или то, что
мне хотелось бы нарисовать.
– Вы тоже художница?
В смущении я пожимаю плечами:
– Балуюсь. Но я очень люблю искусство.
– Как Чарльз. – Она передает мне чашечку чая. – Его отец не позволил бы ему
заниматься творчеством, но я частенько задаюсь вопросом, мог бы он сотворить нечто
великое, если бы у него был выбор.
Я киваю, не зная, насколько могу себя выдать. Сент-Клэр нарисовал не очень
радостный портрет патриарха семьи. Элис хихикает:
– Ах, так он вам рассказал.
– Немного, – признаю я.
Она переводит взгляд на склон холма, на пестрых лошадей, похожих с этого
расстояния на маленькие фигурки.
– Я очень горжусь своим сыном. Хотя беспокоюсь, что он слишком много работает. –
Она искоса смотрит на меня: – Ведь так, разве нет?
Я улыбаюсь.
– Он и правда много работает. Но, думаю, получает от этого удовольствие.
Она кивает.
– Тем не менее приятно видеть его наконец остепенившимся, – говорит она,
одобрительно глядя на меня.
Я замираю. Подождите, она что, меня имеет в виду?
– О, эм, мы только начали встречаться.
– Да? – Она приподнимает брови.
– Все только завязывается, – краснею я.
– Что ж, должно быть, для него все серьезно. Чарльз никогда раньше не приводил
домой девушку.
Я удивлена:
– Правда?
Она ухмыляется, и я вижу присущую Сент-Клэру игривость и более мягкую версию его
ямочек на ее щеках.
– Правда, дорогая. – Она тянется, гладит ладонью мою руку, и я чувствую, какие
холодные у нее пальцы, несмотря на солнце. – Будь поаккуратнее с ним. Он кажется
твердым, как статуя, но покрывается трещинами быстрее, чем может показаться.
