— Я сказал ей, что я гей, но она не особо обрадовалась этому.
Я чуть не подавилась своей выпивкой.
— Что? — прыскаю я.
Он смеется.
— А тебя не беспокоит, что люди думают, что ты гей?
— Неа. Это очень полезно при определенных обстоятельствах.
— Ты не мог ей просто сказать, что не заинтересован?
— Девушки типа нее не сдаются, она бы все равно сунула мне свой номер телефона в руку. И это бы заставило тебя ревновать и злиться.
— Я не ревную, — отрицаю я.
— О, ты ревнуешь и это нормально, Элизабет Сноу Дилшоу. Ты именно та женщина, которая попытается заставить мужчину надеть пояс целомудрия.
Его заявление меня удивляет. Он вряд ли знает меня настолько хорошо.
— Почему ты так решил? — спрашиваю я с любопытством.
Его глаза, как зеркала, ничего не выражают.
— Опыт, — говорит он загадочно.
— Ну, ты ошибаешься. Я никогда в своей жизни никому не завидовала. Ни с Ленни, и уж точно не с тобой. На самом деле, мне было даже смешно, что все женщины пялятся на тебя.
— Это очень хорошо, потому что они не найдут пояса целомудрия на мой размер, — он ухмыляется. — Слишком большой.
— Я не буду беспокоиться, если официантка даст тебе свой номер, — говорю я.
У него на лице появляется какое-то озорное выражение, он протягивает руку, сжимая мое запястье и поглаживает его, словно соблазнительное обещание. Жест интимный, приятный и чувствуется таким замечательным. По коже у меня разливается удовольствие, мышцы вибрируют и мгновенно я чувствую, как во мне поднимается сильное желание, словно сухие листья, подхваченные ветром и беспомощно летящие в другой мир.
В его глазах появляется блеск, Шейн с неприкрытым желанием смотрит на меня, я уничтожена его взглядом, поэтому автоматически облизываю губы. Мы потерялись в нашем собственном мире. Мы смотрим друг на друга голодными глазами. Желание отчаянно мерцает между нами, словно невидимая магия. У меня кровь бежит быстрее по венам, я чувствую влагу между ног. Боже, никогда я не могла подумать, что могу так сексуально возбудиться, сидя в ресторане, и всего лишь глядя на мужчину.
Приходит официантка с нашем заказом, останавливается рядом с нами и покашливает, причем громко.
Я вырываю свою руку. Она плюхает пиццу на середину стола, шлепает маленькие тарелки каждому из нас и гордо удаляется прочь.
Я хихикаю на Шейна.
— Я же сказал тебе, что она именно та девушка, — говорит он.
Мы оба смеемся.
Пицца очень вкусная. Шейн оплачивает счет, мы поднимаемся и идем в сторону холма. На улице жарко, холм очень крутой, но мы все же добираемся до вершины. Мы останавливаемся у величественной старинной церкви Notre-Dame d’Espérance, и я смотрю вниз на потрясающий вид на залив.
— Хочешь зайдем в церковь? — спрашивает Шейн.
— Да.
Мы проходим через старые двери, и внутри словно вступаем в другой мир. Даже воздух внутри достаточно прохладный, я чувствую от холода мурашки на коже. Каменные стены создают впечатление сырости и холода. Наши шаги эхом отдаются от стен. Солнечный свет падает сквозь высокие нечеткие витражи в тусклое помещение, создавая иллюзорные еле заметные тени на полу. Здесь пусто, лишь женщина с черным платком на голове склонилась в молитве на одной из передних скамей. Она не оборачивается на наши шаги. Я с трепетом осматриваю огромное, с высоким потолком помещение.
— Слишком много Vellichor? — шепчет рядом со мной Шейн.
Я кидаю на него взгляд.
— Нет, мне нравится. Это гораздо лучше, чем любой книжный магазин.
Он странно на меня смотрит.
— Ты шутишь?
— Нет, серьезно. За столько лет люди приезжали сюда со своими болями, печалями, надеждами, благодарностями и радостями. Камни впитали эти чувства. Сотни лет человеческих эмоций. Ты чувствуешь их?
Он неподвижно стоит несколько секунд, затем внимательно смотрит на меня.
— Нет.
— Жаль, — шепчу я и двигаюсь вперед.
Он следует за мной.
— Ты никогда раньше не была в церкви?
— Нет. Моя мать не ходила в христианскую церковь, поэтому она никогда не водила нас туда. Однако, я умоляла свою няню, пока она не сдалась и отвела меня тайком в храм.
— Сколько тебе тогда было?
— Первый раз мне было пять лет.
— Ты ходила в индуистский храм?
— Нет. В детстве я не ходила в храм молиться. Я очень сильно любила свою няню, я не могла пережить разлуку с ней, даже когда она ходила в храм. Плюс, мне очень понравилась поездка, потому что было очень красиво, и священник разрешил мне позвонить в колокол.
Мы подходим к боковому алтарю с горящими свечами, Шейн поворачивается ко мне.
— Ты хочешь зажечь свечу?
— А что это значит?
— Это символ твоей молитвы, которая будет гореть даже после того, как ты уйдешь.
Я помню, как Читра зажигала лампадки, и я спрашивала ее, зачем она это делает и до сих пор помню ее ответ. Милая Читра. Я так скучаю по ней. «Это способ попросить что-то у Бога. Огонь поднимает твою молитву к Богу», сказала она.
Я смотрю на Шейна.
— Да, я хотела бы зажечь свечу и помолиться.
Он бросает купюру в ящик для пожертвований и берет две свечи. Подходит ко мне, мы стоим бок о бок в свете наших свечей. Я наблюдаю, как Шейн ставит свою в подсвечник и закрываю глаза в молитве. Я молюсь так, как никогда не молилась. Я молюсь всем Богам, индуским или христианским, кто-нибудь да услышит. Я прошу камни поглотить мою молитву и держать ее в безопасности после того, как я уйду и когда догорит моя свеча. Я молюсь за тихое заступничество с небес, чтобы мои действия не нанесли вреда ни Ленни, ни Шейну.
Я открываю глаза и вижу перед собой, как догорает чья-то свеча. Такое чувство, словно она отчаянно цепляется за свои последние вздохи жизни. Я не могу видеть, как она потухнет. Я перевожу взгляд на Шейна. Он внимательно смотрит на меня.
— Мы можем купить еще одну свечу?
Его брови приподнимаются, он кладет еще одну банкноту в коробку и берет новую свечу, передает ее мне. Я зажигаю ее, используя огонь в лампадке, которая стоит рядом с затухшей свечой и устанавливаю ее рядом с ней. Я смотрю на пламя, потом поворачиваюсь к Шейну и улыбаюсь.
— Пойдем?
Мы выходим в полуденный воздух, теплый и наполненный запахом моря.
— Как насчет мороженого? — спрашивает он.
— Показывайте дорогу, сэр.
— Несколько шагов, мадам, и ты получишь лучшее мороженое, которое когда-либо ела, — говорит он, и мы останавливаемся у магазинчика с зелено-желтой вывеской и чугунными столиками и стульями перед ним. На двери висит колокольчик, который играет перезвон, как только мы заходим в магазин. Очевидно, что это семейный бизнеса. Прилавок с мороженым огибает весь магазин в форме буквы U. Мужчина с усами как у моржа стоит позади него. Он знает Шейна и разговаривает с ним по-французски.
— Ты можешь заказать в рожок столько шариков с разными вкусами, сколько захочешь, — говорит мне Шейн.
Здесь такое разнообразие необычных вкусов, что трудно выбрать, но в конце концов я решаюсь на четыре вида шоколада: эквадорский темный шоколад, мексиканский шоколад с корицей, самодельный британский шоколад с орехами и белый шоколад с имбирем. Шейн берет шарики мороженого с подсоленными турецкими фисташками, виноградом и черной малиной. Шейн расплачивается за мороженое, мужчина протягивает салфетки, и мы выносим наши сокровища на солнце, садясь за один из столиков. Я старательно вылизываю белый шоколад с имбирем. Вкусно.
— Ну как? — спрашивает он.
— Очень вкусно, — говорю я, глядя на него через ресницы.
— Ты флиртуешь со мной, крольчонок? — спрашивает он, его губы покрыты мороженым.
Я вспоминаю их, когда мы целовались прошлой ночью и чувствую прилив жара, проходящего по моему телу, я не знаю почему, но мне становится интересно. Мне нравится в нем многое. Мне нравится, как он заставляет меня себя чувствовать живой.
— Возможно, — смело отвечаю я.
Его улыбка становится волчьей, глаза поблескивают.
— Каждый раз срабатывает, — говорит он.
— Что?
Он начинает лизать свое мороженое.
— Как только начинаешь кормить девушку мороженым, у нее тут же просыпается аппетит к любви.
— Я сказала возможно, — многозначительно напоминаю я.
Он усмехается и с ленцой посматривает на меня, все его тело расслаблено покоится на стуле.
— Возможно — это наверняка, разве есть разница?
Солнце пригревает мою кожу, я сижу с самым великолепным мужчиной на земле, и вдруг я ощущаю в себе смелость. Я наклоняюсь к нему вперед и лижу его мороженое.
— Это возможно, — тихо говорю я. Потом я еще наклоняюсь вперед, и находясь напротив его лица, прохожусь языком по его губам.
— А это наверняка, — я откидываюсь назад на спинку стула и стараюсь придать своему лицу беспечный вид. — Теперь ты видишь разницу?
Что-то мелькает в его глазах. В мгновение ока он не кажется ручным и расслабленным, словно я своими действиями разбудила спящего тигра, я не могу оторвать глаз от такой перемены.
