дверью!
— Неужели вы могли подумать, что мы можем покуситься на жизнь драгоценнейшей принцессы?
— Вы не должны так думать!
— Наоборот, мы готовы отдать за неё свои никчёмные жизни!
Но Кузьма не слушал их причитаний — он смотрел в глаза Шарлю, который и не думал молить о пощаде. Скрестив руки на груди, Шарль презрительно кривил губы и тоже не спускал взгляда с Кузьмы. Кузьма шагнул к нему, поднеся фонарь к лицу главного подручного Дона Кон Рабиа:
— Ты тоже сюда случайно попал?
— Понимай как хочешь.
— Не боишься, что этой ночью ты исчезнешь? Как исчезли многие из тех, о ком велел позаботиться твой господин?
— Я ничего не боюсь. Да ты и не осмелишься убить слугу великого Дона.
Кузьма некоторое время думал, потом кивнул:
— Ты прав, всему своё время. Это от тебя никуда не уйдёт.
Шарль злобно усмехнулся.
— Посмотрим, кто из нас будет первым.
— Поверь, я пропущу тебя вперёд. Я вежлив даже с палачами и убийцами.
После паузы Кузьма завершил эту беседу коротким советом:
— Убирайся, пока я не потерял терпение.
Шарль со свистом выдохнул. Бессильная злоба душила его, он стиснул кулаки, повернулся к двери и вновь уткнулся в стальную кирасу солдата, загораживавшего дверь.
Кузьма вздохнул:
— Руни, выпусти его.
Солдат неохотно отступил в сторону. Шарль выскользнул в дверь. Никколо и Джино стояли на коленях в ожидании своей участи.
— А вы чего ждёте? Пошли вон!
Джино и Никколо вскочили и бросились прочь.
Кузьма повернулся к солдатам охраны:
— Ну что же, друзья мои, поздравляю. Мы вступили в войну с самим Доном Кон Рабиа.
* * *
Дон Кон Рабиа стоял у окна, за которым сиял солнечный свет. Шарль за его спиной почтительно ожидал, когда Дон заговорит. Дон кивнул в ответ на свои мысли и медленно произнёс:
— Это заговор, дорогой мой Шарль. Иначе это никак не назовёшь. И самое скверное, что у меня связаны руки.
— Не понимаю вас, досточтимый Дон.
Кон Рабиа повернулся от окна к Шарлю.
— Что тут непонятного? Королевская стража лишь исполняла свой долг. Их следует наградить, а не наказывать.
Шарль оскалился в своей волчьей улыбке.
— Я бы их наградил. Каждого кинжалом. Или бокалом вина с кантареллой.
— Знаю-знаю, это твой любимый яд. Но на этот раз нам придётся быть более осмотрительными, чем обычно. Я сам дал власть в руки этой паршивой девчонке, а она за короткое время не только принялась разрушать мои планы, но и ухитрилась собрать вокруг себя союзников. Откуда они только взялись.
— Я могу вам это объяснить.
Дон Кон Рабиа вопросительно посмотрел на своего помощника:
— Так откуда?
— Сначала у неё появился новый паж, Влад. Откуда он, где родители — никто не знает.
— Так выясни это, дорогой Шарль.
— Я пытался. Но никто ничего не знает. Мальчишка наглый, никого и ничего не боится. И пользуется полным доверием принцессы.
— Почему?
Шарль хитро улыбнулся.
— Кажется, вот это я могу объяснить. Один из моих шпионов …
— У тебя есть свои шпионы?
— Простите, высокочтимый Дон, один из ваших шпионов.
Дон Кон Рабиа наставительно поднял палец:
— У тебя, как и у других моих слуг, нет ничего своего. Вы все принадлежите мне. Продолжай.
— Ещё раз прошу меня великодушно простить. Так вот, один из ваших шпионов слышал, как принцесса назвала этого нового пажа «мой брат».
Как ни гордился Дон Кон Рабиа своим умением всегда, при любых обстоятельствах, носить ничего не выражающую маску человека без страстей и эмоций, тут он от удивления вскрикнул:
— Что?!
Но он тут же взял себя в руки и ровным голосом повторил:
— Что ты сказал?
Шарль был счастлив, что смог не только сообщить Дону нечто очень важное, но и заставил его показать эмоции, чего никогда раньше не случалось.
— Этот паж — брат принцессы.
Дон задумчиво заметил:
— Но это прекрасно. Это просто прекрасно.
А Шарль продолжал:
— И этот паж не единственный незваный гость в нашем замке.
Дон Кон Рабиа отвлёкся от своих мыслей и вздохнул:
— Кто ещё?
— Тот самый сержант гвардии, который возглавлял королевских охранников в покоях принцессы этой ночью. Как я узнал, он старый друг начальника королевской стражи, который, собственно, и привёл его в замок и устроил на службу под своё начальство. Они вместе воевали. Этот новичок, Кристофер, очень силён, умён и предан принцессе.
Кон Рабиа в задумчивости прошёлся по гулким каменным плитам своего кабинета. Гофмейстер замка не один раз предлагал застелить полы в его покоях дорогими персидскими коврами, но Кон Рабиа категорически запретил это делать — он не хотел, чтобы возможный убийца неслышно подкрался к нему. Кон Рабиа прекрасно знал, сколько людей мечтают о его смерти, и понимал, что вполне может неожиданно увидеть ночью одного из них у своей постели с кинжалом в руке. «Лучше просыпаться от топота этих неуклюжих олухов моих слуг, чем однажды не проснуться вовсе», — говорил он.
Наконец Кон Рабиа остановился напротив Шарля.
— Скверно, мой дорогой Шарль, очень скверно. Наши враги множатся, наши планы нарушены, из моих людей полностью я могу положиться только на тебя.
Шарль в знак благодарности слегка склонил голову. Кон Рабиа же продолжал:
— Остальные либо умны, но трусливы, либо отважны, но глупы, как бараны. У нас есть лишь одно преимущество. Но зато оно делает нас могущественными, а наших врагов — жалкими и ничтожными, обречёнными на поражение и смерть.
Кон Рабиа сделал паузу, Шарль выжидательно вытянул шею.
Кон Рабиа закончил:
— Это преимущество — я. Мой ум, прозорливость и коварство. И горе моим врагам.
Шарль склонил голову в знак согласия. Он был несколько разочарован. Нет, конечно, он верил в своего повелителя, но после событий той ночи, когда ему едва не снесли голову несколько солдат принцессы и его спасло только чудо, а вернее, выдержка Кристофера, ему хотелось чего-то большего чем просто мудрость Кон Рабиа.
А Кон Рабиа тем временем продолжал:
— Вот что мы сделаем …
Много будешь знать — быстро состаришься. А мало будешь знать — можешь до старости вообще не дожить.
Владик.
Владику не давала покоя мысль о той дверце, за которой хранились документы королевского архива. Что там могло быть такого, что хранитель архива боялся ему показать? Воображение рисовало ему старинные карты с зарытыми кладами, древние рецепты волшебных снадобий и многое — многое другое. Нет-нет, ему непременно нужно было проникнуть в это самое хранилище!
Зайдя на кухню, он улыбнулся кухарке Марианне, синеглазой и смешливой
