тогда тебя берет невыносимая тоска. Ты вжимаешься в пол, трешься щекой о шершавый
паркет и воешь. Как будто ищешь кого-то в комнате невидящими глазами и горько шепчешь:
- Мамочка, где ты? Мама, помоги мне. Пожалуйста, помоги мне. Мамочка, мамочка, я так
больше не могу. Помоги мне, мамочка. Где ты? Не оставляй меня…
Слезы капают на пол. Рот мученически искривлен, ты стонешь и тихо зовешь:
- Господи… Господи… Ну, пожалуйста… Ну, за что ты меня?.. Господи, мне больно, так
больно. За что мне это? Мамочка… Помоги мне, где ты?.. Боже мой, зачем это все так
больно?..
У нас в университете есть даже целая серия анекдотов на эту тему, про раннего в бою
солдата. Он лежит на земле, ноги оторвало, в живот попал осколок от разорвавшейся мины,
он зажимает руками кровоточащую рану и аффектировано молится (хотя всю жизнь
рисовался атеистом), он говорит: «Господи, помоги мне. Я не хочу умирать. Господи,
умоляю тебя. Как больно! Господи, за что?.. Блядь!», а тем временем на небе сидит Господь
Бог и, приставив руку к уху, пытается разобрать слова раненого, все слушает, слушает,
морщит лоб от напряжения, и, наконец, неуверенно переспрашивает: «За что? За что «что»?
ЗАШТОПАТЬ? Да, что он там собрался штопать в такую минуту, совершенно не понимаю!».
А я еще вот этот анекдот люблю: та же сценка, раненный солдат лежит на поле боя и
взывает к Богу, хотя, повторюсь, всю жизнь выдавал себя за неверующего, лежит и стонет:
«Господи, Боженька милый, не забирай меня, я еще так мало пожил, у меня дома детишки,
жена ждет, не переживет моей кончины, а мама, про маму ты забыл, мама старенькая, тоже
не выдержит, Господи, умоляю тебя, я хочу жить, прошу тебя оставь мне жизнь, я еще
дерева не посадил и дом не построил, зачем я тебе такой молодой, Господи, почему ты меня
оставил, прошу тебя…», и дальше в таком же духе, а бородатый Бог, именно такой, каким
его себе обычно представляют люди, сидит тем временем на облаке, приставив руку к уху,
морщит лоб, пытается разобрать слова раненого и, наконец отчаявшись, раздосадовано
взмахивает руками и восклицает: «Да что он там говорит? Ни черта не слышу!!!». Прелесть,
правда? У нас в университете особенно любят описывать внешность этого Бога, какая у него
борода, какой он старый, в какую робу завернут и так далее, это создает дополнительный,
комический эффект.
Правда, очень часто нам за такие выкрутасы попадает от старших, но студенты всюду и
во все времена славились особым вольнодумством, так что дальше словесного выговора дело
обычно не идет. К тому же до сих пор, хотя достаточно времени миновало, свежи
воспоминания об одном легкомысленном типе, который ради красного словца выбрал в
неприглядные герои своих баек именно Бога. Критиковал его действия, ставил под сомнение
39
божественность его происхождения, иронизировал по поводу вечности и бесконечности
Бога, насмехался над ясностью его абсолютного ума. Тщеславный был тип. Когда он
устраивал свои радикальные спектакли, многие смеялись, но не над шутками, безвкусными
и, по сути, совершенно не оригинальными, а над самим рассказчиком – как он упивался
мнимым успехом, как рассчитывал достичь его столь недостойной ценой, как, ослепленный,
сам рыл себе яму.
Вскоре это стало переходить все мыслимые границы, и жалкого шутника попросту
выставили из университета, без объяснений, без направления на один из низших уровней и
полагающихся в таком случае не лимитированных командировочных. Короче говоря,
наказали за самонадеянность, не приличествующую его статусу и вообще кому-либо из
нашего круга. По той же причине никто не предостерегал его во время хулиганских
рассказов и не напоминал, чем все это может закончиться. Если уж заложена в тебе тяга к
саморазрушению – ни слова друзей, ни увещевания родителей, какими бы разумными они ни
были, не помогут. В общем, спился наш клоун-революционер, бомжует где-то на задворках,
чудовищно воняет, ни с кем не общается и главное – не желает видеть собственной глупости,
хотя для всех здесь она очевидна.
Ты спросишь, зачем я пересказываю тебе эти университетские истории и какая от них
польза, если для тебя-то истина отнюдь не очевидна? Но мне нравится с тобой общаться. Как
бы порой меня не выводили из себя твои выходки, а по большей части полное бездействие –
мне все равно нравится делиться с тобой кое-какими мыслями и наблюдениями, даже минуя
тот факт, что ты меня совершенно не слышишь. Да слышишь на самом деле – когда кошки
на сердце скребут, когда под ложечкой сосет, когда в ушах неожиданно раздается слабый, но
настойчивый звон, и когда у тебя болит совесть – ты слышишь меня.
Ладно, завязывай, хватит реветь, вытирай слезы и не скули – мама все равно не придет, а
лежать на полу калачиком до скончания веков я лично не позволю. Да, больно, да, противно,
но насколько мне известно, так всегда бывает после того, как над тобой потрудились четыре
отмороженных бугая: как же иначе? у них ведь такие невероятные кулачища, конечно,
больно. И это все, между прочим, пройдет – абсолютно все раны зализываются. Однако если
ты не возьмешься за голову и не предпримешь, как требуется, что-нибудь до следующего
понедельника – я за удачный исход уже ручаюсь. Больно не будет. Может, вообще уже
ничего не будет…
Какова мораль шуток о Боге и раненом солдате? Естественно, реакция Бога не играет
здесь особой роли – то же самое с анекдотами о национальных особенностях того или иного
народа: очень забавно, но против самого народа никто, как правило, ничего не имеет. Смех в
том, что раненый солдат на самом деле не верит в Бога и, тем не менее, к нему обращается.
Положим, всю жизнь он отказывался верить в Создателя и каким-то образом ему это
удавалось, однако в секунду особой слабости и отчаяния он моментально забывает обо всех
прошлых доводах и обращается к кому-то или чему-то с просьбой о помощи. Ведет себя, как
ребенок, в которого неожиданно попал снежок, – он плачет, не зная, ему ли предназначался
удар, но при этом совершенно уверен, что снежок кинул кто-то сильнее него.
Раненый солдат, будучи по мировоззрению атеистом, обращается к силе, которая, на его
взгляд, не существует и существовать не может. Это вдвойне абсурдно. И Бог из анекдотов,
по сути, реагирует на его мольбы так, как должна отреагировать сила, которой не
существует, но которая одновременно существует, потому что в данный момент ее наличие и
даже абсолютная власть предполагается. Немудрено, что такой Бог оказывается в
растерянности и абсолютно неподготовленным к боли и призывам страждущего. Такой Бог,
по меньшей мере, не может знать, что именно произошло с солдатом, потому что сам он
появился постфактум и даже после того, как изобрели оружие и в частности ту бомбу, на
которой столь неудачно подорвался солдат. Даже желая помочь, он ничего не сможет
сделать, потому как абсолютно бессилен, а бессильный бог – это вообще-то не Бог, и
обращаться к нему в таком случае опять же не имеет смысла.
40
Все это, однако, интеллектуальные игры, а ограничиться можно лишь одной сентенцией,
подводящей итог, сказанному ранее, – либо ты не веришь во всемогущую божественную
силу (но в таком случае не надо себя обманывать и чуть что отступаться от собственных
слов), либо ты веришь во всемогущую божественную силу (в данном случае ты не имеешь
права ставить под сомнение даже самые жестокие, на твой взгляд, действия Бога и
обязуешься смиренно принимать все подарки и удары жизни). Человечество, будучи не
способным сделать окончательный выбор между двумя этими вариантами, пытается
удержаться где-то между ними, то и дело теряя равновесие и срываясь.
Говоря откровенно, есть еще один путь, возможно, самый радикальный – и это твой
случай. Иных людей, а в вашу эпоху, как ни ужасно, их большинство, вообще не интересует,
существует Бог или нет. Их вообще ничто не трогает. Тебя ничто не волнует. Тебе не хватает
ума и воли на то, чтобы принести хоть какую-то пользу обществу, и не хватает воображения,
чтобы пуститься во все тяжкие. Ты хочешь бездействовать. Тебе надо лишь забиться в свой
угол, порой удовлетворять самые примитивные потребности и бесцельно грезить. Это
крайняя степень отчужденности от Бога. И это очень опасно.
Лично меня интересует только одно. Как показывает опыт, вера в Бога (нечто
