как в мужских, так и в женских колониях), ты – нелюдь; подобные тебе на той же «зоне»
моют параши, и Петрович, чувствуя это, посчитал нужным тебя «опустить» – таким
нестандартным образом, он выразил свое презрение. Может быть, ты найдешь деньги к
следующему понедельнику, но вот отмыться от этого клейма не удастся еще очень долго –
для этого требуется, по крайней мере, страстное желание возродиться морально, необходимо
иметь хоть какое-то представление о достоинстве.
Я ни в коем случае не хочу оправдывать жестокие наклонности Лидии и ее
родственничков, но ведь их поведение, реакция на тебя сами собой разумеются. И это
лишний раз доказывает, что только ты являешься причиной своей боли и в твоих же силах ее
избежать… Ох, что-то я заболтался, хотя говорить собирался вовсе не об этом. Я чего к тебе
обращаюсь – мне на время надо исчезнуть, побудешь без меня, погуляешь, кое с кем
познакомишься, кое-что узнаешь и увидишь, я же тем временем совершу уголовно
наказуемое действие – чудовищно, правда? – но иначе нельзя, потом все узнаешь. Мне
подбросили анонимную записку следующего содержания: «Уровень Г26, этаж 74,
лаборатория №19. Главное Субстанциональное Хранилище. Касается душки, дело
утвердили. Опасно».
В субстанциональное хранилище фигурам вроде меня вход заказан, так что придется
проникнуть туда незаконным путем. Понятия не имею, какое открытие меня ждет в
лаборатории, скорее всего, не самое приятное, но я догадываюсь, что записку подкинула
однокурсница, с которой мы недавно пересеклись – только вот не знаю, ловушка это или
дружеский жест с ее стороны – буду надеяться на лучшее.
Ты же давай поднимайся, наконец, утирай слезы и иди в город – там тебя давно ждут,
там нуждаются в твоей помощи. Хотя бы раз сделай что-нибудь полезное и самостоятельно!
Ладно, бывай. Да и кстати, душка из письма – это ты.
Слезы высохли. После всех испытаний на тебя накатила такая усталость, что удалось
задремать прямо на полу, посреди выпотрошенной квартиры. Ты лежишь, свернувшись
калачиком, и тихо посапываешь, как ребенок. Медленно возвращаешься к реальности.
Открываешь глаза. Электрический свет все так же слепит, за окном по-прежнему темно.
Вроде бы ничего не изменилось. Ты не знаешь, сколько длился сон. Все твое тело ломит, но
голова ясная. Хотя ты помнишь избиение в мельчайших подробностях, и боль никуда не
делась, а только прикорнула под боком, – тем не менее, тебе уже наскучило лежать на одном
месте и ничего не делать. К тому же холодно.
Очень медленно приподнимаешь голову – шея мстит жестоко; опираешься на локоть – к
ножевому кудахтанью шеи присоединяются грудь и живот; выпрямляешься и со стоном
усаживаешься на пол: теперь это уже целый хор возмущенных голосов – твое тело
протестует. Надо подняться с пола. Чтобы как-то ослабить приступы, сначала ты встаешь на
четвереньки, затем медленно выпрямляешься, еще осторожнее выставляешь вперед
согнутую в колене ногу и, перенеся на нее вес своего тела наконец-то поднимаешься. Без
43
кряхтения и нарывающей боли не обходится, но все это терпимо, особенно если двигаться
медленно и рассчитывать каждое следующее действие.
Выяснив, сколько время – 2.17, – ты идешь на кухню, чтобы утолить жажду.
Напиваешься воды из чайника и возвращаешься обратно в комнату. Все это занимает очень
много времени и усилий, но сейчас ты не хочешь оставаться на одном месте – иначе в голову
лезут ужасные мысли. Заняться совершенно нечем. Как ни странно, былые тоска, стыд,
унижение куда-то исчезли. Они, наверное, тоже рядом, могут наскочить в любой момент, но
ты вдруг успокаиваешься. Непонятно чем вызвано это умиротворение, баюкающий покой
идет откуда-то изнутри – как будто обнаружился источник надежды, полноводный источник.
Однако стоило лишь тебе войти в гостиную и краем глаза заметить на полу скомканного
мишку, как накатывает почти физический ужас – теперь твое битое тело не гудит,
возмущаясь, а просительно скулит. Ты боишься, что братья Лидии и Петрович вернутся.
Вдруг забыли что-нибудь или на обратном пути из кабака решили продолжить свои игры.
Увидят тебя на ногах, без штанов и трусов, разозлятся и, пьяные, ни в чем уже себе не
откажут. Ты не выдержишь еще одного испытания. Но что делать?! Выключить свет?
Спрятаться в шкафу? Найти какое-нибудь оружие? С четырьмя мужиками тебе никогда не
справиться в одиночку. Вызвать милицию? А вдруг они все купленные и только подбавят?
Твое жалкое тело истекает потом. Пот мерзко воняет – даже он пахнет страхом. Ты
понимаешь, что надо бежать. Куда угодно, просто в город. Надо уйти подальше от этого
жуткого места, где все напоминает о боли. Хотя бы на одну ночь. Потому крепыши
угомоняться и не вспомнят о тебе до следующей недели. Это неважно – главное выбраться
из квартиры сегодня, сейчас же. Уже не обращая внимания на боль, ты хватаешь с пола
первые попавшиеся трусы и джинсы, перебегаешь в коридор, обуваешься, накидываешь на
плечи пальто и, не оглядываясь, выходишь из квартиры.
Тихо прикрываешь за собой дверь. Долго, без движения стоишь на темной лестничной
клетке и нервно вслушиваешься. Как будто сливаешься со стеной. Идут? Рядом? Вот какой-
то звук! Сверху или снизу? Крысы, кошки? Это они? Как страшно. Тебя поташнивает от
волнения – это сердце бешено стучит и подпирает к горлу. Тихо! Ну, тише же, зачем ты так
бьешься, они ведь различат, найдут, убьют! Нет, ни звука. Все кажется. Срочно – нужно
бежать!
Стараясь идти беззвучно, ты спускаешься по лестнице, то и дело жмешься к стене и ни
на секунду не перестаешь вслушиваться. Почему так темно в подъезде? Может, они
специально разбили лампочки, а теперь сидят в темноте и ждут? Ждут с палками, с
мешочками, а в них песок, чтобы удар получался сильнее, а в песке – гвозди. Ты отчаянно
лупишь глаза: надо различить врагов в темноте, но так темно, так темно. Еще чуть-чуть.
Скоро дверь на улицу. Вот почти что. Еще несколько шагов. Неужели они здесь, неужели не
получится? Сейчас начнут бить – ты как будто ощущаешь их присутствие в самых темных
углах подъезда. Они, верно, улыбаются, следя за тобой. Вот сейчас. Ударят в спину, чтобы
опрокинуть на пол, а потом ногами. Сейчас. Еще несколько шагов. Дверь! Пытаешься
впотьмах нащупать кодовый замок, кнопку – руки дрожат. Кто дышит в шею?! Почему так
тихо?! Да открывайся же! Еще чуть-чуть. Сейчас начнется – они специально тянут до
последнего, они, сволочи, издеваются! Есть. Открылась. Тише же! Все. Свобода, улица,
воздух, бежать! Бол и, тело, бол и сильнее – значит, есть еще чему болеть! Сюда!
Валит снег пушистыми хлопьями, – они ласкают разгоряченное лицо. В теплую метель
легко спрятаться от преследователей, и на улице уютнее, чем дома. Ты идешь быстро, не
разбирая дороги. Сворачиваешь в любые переулки, жмешься по стенам влажных от снега
домов, идешь все время прямо, не оборачиваясь. Главное – убраться подальше от прокл ятого
места.
Проходит некоторое время, и ты замедляешь шаг. Боль не стихла, но и не сбивает с
толку. То ли от свежего воздуха, то ли оттого, что опасность наконец позади, ты
становишься рассудительнее. Надо сходить в травмпункт, понимаешь ты. Может быть что-
44
нибудь серьезное, с этим шутки плохи, а как-никак надо еще заработать денег до
понедельника. Ты ищешь глазами название улицы. Знакомая вывеска – на твою удачу
травматологический пункт близко, всего лишь в нескольких кварталах отсюда и, что
немаловажно, в противоположную сторону от дома.
Ты добираешься до нужного места. Травмпункт расположен в подвале старого
кирпичного здания, и ты с облегчением узнаешь, что он работает круглые сутки. Грузно
опираясь на перила, спускаешься по лестнице с крутыми ступенями, дергаешь входную
дверь за ручку, и она со скрипом открывается. Ты осторожно переступаешь порог и
оказываешься в длинном коридоре, в конце которого видно справочное окошко. В
помещении, кроме храпящего на скамеечке бездомного, никого нет, и проходя мимо, ты
невольно задерживаешь дыхание – такая вонь исходит от бомжа.
Про себя ты отмечаешь, что этот запах мочи, пота и давно не мытого тела странным
образом преследовал тебя всю дорогу до травматологического пункта. Может ли быть, что
