Слово «муниципализация» не было произнесено ни разу, и это было отнюдь не случайно. На заседаниях фракции, посвященных предстоящим (выступлениям по указу 9 ноября, меньшевики настойчиво требовали, чтобы один из ораторов обязательно развил тезис о муниципализации, и добились соответствующего решения[158]. Тем не менее этого сделано не было, и «виной» тому была позиция крестьянских депутатов. Выступать с «муниципализацией» при таких настроениях крестьянства, склонявшегося к национализации земли, означало поставить под удар остатки своего влияния в рабочем движении. Жизнь заставляла признать правоту аграрной программы большевиков и прятать меньшевистскую программу подальше от представителей крестьянства.
Таким образом, главный итог прений по указу 9 ноября состоял в том, что и в третьеиюньский период все крестьянство в аграрном вопросе продолжало оставаться на революционно-демократических позициях.
В связи с этим В. И. Ленин писал: «Неудержимое бешенство, с которым правые нападают на революцию, на конец 1905 года, на (восстания, на обе первые Думы, показывает лучше всех длинных рассуждений, что хранители самодержавия видят перед собой живого врага, что борьбу с революцией они не считают конченной, что возрождение революции стоит перед ними ежеминутно, как самая реальная и непосредственная угроза. С мертвым врагом так не борются. Мертвого так не ненавидят» [159].
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС
Национализм. Национализм — важнейшая часть политики третьеиюньской монархии — был провозглашен уже в третьеиюньском манифесте, требовавшем, чтобы новая Дума была «русской по духу». В полном соответствии со взятым бонапартистским курсом национальная политика царизма проводилась в расчете на два большинства, и провал ее был обусловлен той же причиной, которая привела к краху политику бонапартизма в целом.
Революция 1905—1907 гг. поставила перед царизмом и буржуазией национальный вопрос как проблему предотвращения распада империи, сохранения «единой и неделимой» России. Для обоих партнеров по контрреволюции это было вопросом жизни и смерти. Для царизма империя была оправданием его существования, основой политического всевластия и монополии военной силы. Русской буржуазии, слабой и хищнической, она давала возможность расти вширь и сохранять господствующее положение по отношению к буржуазии окраин.
Еще в ходе революции все черносотенно-монархические организации борьбу с национально-освободительным движением провозгласили в качестве одной из своих основных задач. В 1906 г. возникла еженедельная газета «Окраины России», ставившая целью борьбу против «сепаратизма» окраин на началах «единства, неразрывности и це-
6 А. Я. Аврех
лостности России...» Спустя два года газета выступила инициатором создания «Русского окраинного общества», с тем чтобы предупреждать «шатания власти» в национальном вопросе, чтобы «содействовать власти держаться ясного и определенного пути» [160].
По примеру петербургского «Окраинного общества» возникли аналогичные общества и в других городах, размножались черносотенно-националистические листки и газеты — «Друг» (Кишинев), «Сусанин» (Красноярск), «Русский богатырь» (Николаев), «Южный богатырь» (Одесса), «Одесская резина»[161]. Во главе всего реакционно-националистического фронта стояли, помимо Совета объединенного дворянства, партия националистов. Всероссийский национальный клуб, газета «Новое время».
В третьеиюньский период национализм выступил в самой свирепой зоологической форме. Теоретик национализма Меньшиков категорически отрицал мысль о том, что «инородцы» такие же граждане империи, как и русские: «конечно, не такие и не должны быть такими» [162]. Программный лозунг национализма был предельно краток и ясен: «Россия для русских». Основные пункты программы партии националистов сводились к следующему: 1) господство православной церкви; 2) содействие .боевой мощи России; 3) национальное и религиозное направление народного образования; 4) «борьба с еврейством».
Позиция октябристов в национальном вопросе почти не отличалась от позиции правых. Даже орган Струве, всячески защищавший октябристов, был вынужден признать, что при проведении в Думе националистических законопроектов октябристы были «по существу те же националисты» [163]. Одна из главных ошибок избирательного закона И декабря 1905 г., по мнению октябристского официоза, состояла в том, что «колонии получили те же права, что и метрополия» [164]. Разница между правыми и октябристами заключалась лишь в той реальной роли, которую они играли при осуществлении националистического курса в Думе. Первые выступали в качестве младшего партнера, вторые были подлинными хозяевами положения.
Национальная политика кадетов характеризовалась в третьеиюньский период крутым поворотом в сторону открытого национализма и шовинизма.
В начале 1908 г. Струве опубликовал статью под названием «Великая Россия», которая была явным прообразом его будущей статьи в «Вехах». Заголовок статьи, по признанию самого автора, представлял собой заимствование из известной фразы Столыпина, брошенной им в адрес социал-демократической фракции II Думы: «Вам нужны великие потрясения, нам же нужна Великая Россия», Статья требовала возврата к активной ближневосточной политике, опирающейся на франко-русский союз и англорусское соглашение 1907 г.[165]
В связи с этим Струве разработал свою теорию «здорового», «творческого» национализма, противопоставляемого им национализму официальному. Есть два национализма, писал он. «Один — национализм свободный, творческий и потому открытый и в подлинном и лучшем смысле завоевательный. Другой — национализм скованный, пассивный и потому вынужденный бояться других и обособляться от них. Это национализм — закрытый или замкнутый и оборонительный» [166]. Классическим примером первого национализма, которому надо подражать, Струве считал английский национализм. Главный вред официального национализма, основанного лишь на голом насилии, Струве усматривал в том, что он препятствует естественному процессу ассимиляции нерусских народов. Не поддающимися ассимиляции он считал только финнов и поляков, тем не менее делал вывод, что и Финляндия и Польша должны оставаться в составе Российской империи как ее неразрывные части.
Что же касается струвистской программы «творческого» национализма, то она была весьма куцей и полностью совпадала с официальной политикой кадетской партии. Вся она сводилась к отказу от грубо насильственных методов русификации, применяемых правыми, и к предоставлению нерусским народам права пользоваться родным языком в школе, суде и земском самоуправлении. Расхождение между Струве и прогрессистами, с одной стороны, и кадетами — с другой касалось вопросов тактики.
Основной упрек, который делал Струве руководству кадетской партии, состоял в том, что партия, из-за боязни общественного мнения, отмежевалась от “официального национализма и тем самым добровольно отдала правым монополию на национализм. «Государственный национализм» был принесен в Жертву оппозиционному либерализму. «Захват монополии патриотизма правыми группами,— писало „Слово",— это одна из весьма и весьма тягостных ошибок, допущенных прогрессивной частью нашего общества» [167].
Даже «Новое время» признало тон «патриотических» заявлений кадетов в связи с боснийским кризисом «в высшей степени симпатичным»[168]. А столыпинская «Россия» прямо обвиняла кадетов в том, что они объявили себя националистами, чтобы заняться «уловлением сердец» октябристов [169]. Их «игра в националистов» была рассчитана «на откровенную сделку с настроениями данной минуты», указывала газета, имея в виду настроения правых и октябристов.
Конечная цель политики национализма сводилась к тому, чтобы привести к полной покорности все национальные окраины и нерусские народы России, сломить у них всякую волю к борьбе за национальное равноправие. Поэтому в равной мере преследовались и угнетались народы Кавказа и Средней Азии, Поволжья и Сибири, Прибалтики и Польши, Украины и Белоруссии. Однако в ходе выполнения этой задачи на первый план по ряду причин выдвинулись три главных вопроса: финляндский, польский и еврейский. На них-то царизм и черносотенная Дума и сосредоточили основное внимание.
Поход на Финляндию. Первой жертвой воинствующего национализма была избрана Финляндия. Выбор этот был не случаен. Во-первых, царизм решил взять реванш за понесенное поражение, когда пришлось отменить все бобриков- ское законодательство и восстановить финляндскую конституцию. Во-вторых, Финляндия во время революции служила убежищем и базой для русских революционеров, так как действия русской полиции там были ограничены. Наконец, в-третьих, и это главное, государственная автономия
