Желая посмеяться над невежественностью и беззаботностью некоторых парижан, которые выезжают из дома только в младенчестве, отправляясь не надолго в деревню к кормилице, которые не осмеливаются покинуть привычного им вида на Пон-Нёф и на Самаритен{39} и считают соседние страны за самые далекие, один писатель лет двадцать тому назад написал маленькую брошюрку, озаглавленную: Путешествие морем из Парижа в Сен-Клу и возвращение сухопутным путем из Сен-Клу в Париж{40}. Привожу из нее маленькую выдержку:
«Парижанин, предпринимая это дальнее путешествие, берет с собой весь свой гардероб, запасается провизией, прощается с друзьями и родными. Помолившись всем святым и вверив себя защите своего ангела-хранителя, он занимает место на галиоте{41}, — для него это линейный корабль. Ошеломленный быстротой хода, он осведомляется, скоро ли они повстречаются с Индийской компанией{42}, принимает прачечные плоты в Шайо за один из восточных портов, считает, что он теперь далеко от родины, с нежностью думает об улице Телки и проливает горючие слезы.
«Созерцая безбрежные моря, он удивляется, что треска так дорога в Париже; ищет глазами мыс Доброй Надежды, а завидя вьющуюся красную полоску дыма над Севским стекольным заводом, восклицает: А, вот и Везувий, о котором мне говорили!
«Приехав в Сен-Клу, он идет к обедне, возносит благодарственные моленья, описывает своей дорогой мамаше все свои страхи и злоключения, а именно описывает, как дорогой, усевшись на груде только что просмоленных канатов, он прилип к ним своими прекрасными бархатными штанами, да так крепко, что смог подняться, только распростившись со значительным куском этой части туалета. В Сен-Клу он постигает обширность земного шара и начинает понимать, что одухотворенная природа тянется и за пределами Парижа».
Возвращение сухопутным путем написано в том же духе. Изумленный и восхищенный парижанин узнает дорогой, что селедка и треска не ловятся в Сене и что Булонский лес не тот древний лес, где некогда жили друиды{43}. Прежде он гору Мон-Валериен{44} принимал за вершину Голгофы, на которой Иисус Христос пролил свою драгоценную кровь; теперь его вывели из этого заблуждения. Видя несколько колоколен, он выводит мудрое заключение, что находится еще среди католиков и что, следовательно, его вера в полной безопасности. Он видит оленя и молодую косулю; это его первый шаг в область естественной истории. Он слышит название «Мадрид»{45} и поспешно вопрошает: Столица Испании? Ему отвечают, что замок, в котором был заточен в Испании Франциск I{46}, находится не здесь. Такой ответ удивляет его и задает изрядную работу его умственным способностям.
Он хороший патриот и никогда не отрекается от родины; всем встречным он объявляет, что он коренной уроженец Парижа, что его мать торгует шелковыми тканями под вывеской Золотой Бороды и что один из его двоюродных братьев — нотариус.
Он возвращается в семью, где его встречают радостными криками; тетки его, ни разу за последние двадцать лет не бывавшие в Тюильри, восхищаются его отвагой и смотрят на него как на одного из самых бесстрашных путешественников.
Такова эта шутка, имевшая в свое время успех, так как в ней описана с натуры врожденная глупость истинного парижанина.
Прибавим, что по возвращении к родному очагу ему все еще не хватает многих знаний, так как нельзя же все изучить! Вот почему он не может отличить в поле ячмень от овса и лен от проса.
Я видел честных буржуа, к тому же знакомых с театральными пьесами и хороших расинистов{47}, которые на основании виденных ими эстампов и статуй твердо верят в существование сирен, сфинксов, единорогов и феникса. Они говорили мне: Мы видели в одной кунсткамере рога единорогов. Пришлось им объяснить, что это были останки морской рыбы. Поэтому парижан нужно не обучать уму, а отучать от глупости, как говорил Монтень{48}.
Тот олух, которого разбудили спозаранку, чтобы показать ему равноденствие, плывущее на облаке, был парижанином{49}.
Ухаживать за девушкой на буржуазном языке означает искать ее руки. Молодой человек является в дом ее родителей в воскресенье, после вечерни, и садится играть с ними в мушку{50}. Он проигрывает, но не ворчит, а просит разрешения придти опять. Это разрешение ему дается в присутствии дочери, которая жеманится и поджимает губки.
В следующее воскресенье, если только погода этому не препятствует, он устраивает небольшую прогулку. Признанный за человека с намерениями, он получает право беседовать со своей будущей половиной, идя на расстоянии пятидесяти шагов впереди родителей. На опушке рощицы происходит торжественное объяснение, ни мало не удивляющее красотку.
Жених всегда безукоризненно завит, всегда в прекраснейшем настроении, и девушка мало-по-малу начинает его любить. К тому же она знает, что для нее замужество — единственный путь к свободе. В присутствии жениха все в доме говорят только о добродетелях, которые с незапамятных времен царят в этой семье.
Но является препятствие. Родители жениха находят ему более выгодную партию, и все его планы рушатся. Девушка уязвлена, но скоро утешается. С ней это случается уже в третий раз, и, подкрепляемая наставлениями матери, она вооружается благородной гордостью.
Появляются другие женихи, но когда дело доходит до контракта, снова возникают затруднения. Между тем девушке наступает уже двадцать первый год; колебаться больше нельзя; отцу приходится уступить, так как он знает, что залежалый товар теряет цену, не говоря уже о возможности непредвиденных случайностей.
Девушка начинает дуться и первому же, кто ей делает теперь предложение, дает согласие. В течение каких-нибудь трех недель все устраивается. Девушке предстоит удовольствие рассказывать всем, что ей делали предложения по меньшей мере пятеро прекрасных женихов, — она не прибавит, конечно, что четверо из них от нее отказались.
Рассудительные родители находят, что она еще достаточно молода, чтобы наградить семью толпой малышей, которых им придется крестить.
Мать, завидовавшая своей дочери с тех пор, как та выросла, и стремившаяся выдать ее замуж, чтобы поскорее от нее отделаться, но не желающая в то же время терять над ней своей власти, начинает поучать зятя, выставляет свою дочь ветреницей, не унаследовавшей ни одного материнского качества и требующей неослабного наблюдения внимательной матери.
Она предлагает вести их хозяйство. Зять не знает, что Ювенал{51} сказал: Если хотите иметь в доме мир, то не позволяйте теще давать вам советы. Его крайне удивляют возникающие месяца через три раздоры между матерью и дочерью. Муж становится на сторону жены, выпроваживает тещу и рассказывает о своих огорчениях всему околотку. Теща рассказывает в свою очередь. Мнения соседей разделяются.
При появлении на свет второго ребенка происходит примирение; обе стороны проливают слезы; соседи удовлетворены, семейка процветает.
Старея, мать забывает власть, которой она чересчур злоупотребляла, и заключает с дочерью союз против зятя, которого она побаивается, но не любит. Внучата ее очаровательны, умны; но все это, по ее словам, они унаследовали от дедушки и бабушки.
В общем мещаночка должна быть очень сдержанной и добродетельной, чтобы не завидовать богатству и блеску той или иной куртизанки, которую она видит разодетой в роскошные туалеты. Она не хотела бы быть содержанкой, но порой вздыхает, думая о свободе, которой они пользуются в выборе любовников. Без борьбы нет добродетели, и мещаночка, которая борется и выходит победительницей, заслуживает всеобщего уважения. Надо сказать, что в этом сословии оно ценится женщинами больше, чем во всяком другом.
Клеон встречает Дамиса, обнимает его, душит в объятиях и говорит: «Я счастливейший из смертных: я женюсь на девушке, которая только что вышла из монастыря и, можно сказать, никого еще, кроме меня, не видала. На ее челе печать нежности и доброты. Нельзя быть непосредственней, наивней и скромней. Глаза ее боятся встретиться со взглядами, которые приковывает к себе ее красота. Когда она говорит, — милый румянец заливает ее лицо, и эта застенчивость только усиливает присущее ей очарование, так как я убежден, что она вызвана скромностью, а не недостатком ума. Бедствия, обрушивающиеся на род человеческий, находят в ней отклик: она не может слушать о них спокойно. Как сладостно видеть, как она проливает слезы по поводу несчастий ближних. Нет на свете души более чувствительной, более нежной, более любящей. Она будет жить, дышать только для меня; она с любовью будет исполнять свой долг, и это сделает меня счастливейшим из мужей».
