знаешь о традициях мужского разговора, Пибоди. Это была просто дружеская шутка.
* * *
Последующие дни протекали очень приятно. Давно уже у нас не было возможности просто бродить по Каиру, возобновляя старые знакомства, сидеть в кофейнях, споря с маститыми университетскими учёными, исследовать книжные лавки на базаре. Мы провели вечер со старым другом, шейхом Мухаммедом Бахсором, и наелись до невозможности. Отказаться от чрезмерного угощения было бы невыносимым нарушением хороших манер, хотя я знала, что в итоге мне придётся всю ночь терпеть храп Эмерсона. (Он всегда храпит, когда объедается.) Шейх был разочарован, узнав, что Рамзеса с нами нет, и неодобрительно покачал головой, когда я объяснила, что мальчик остался в Англии продолжать своё образование.
– Чему полезному его могут там научить? Пусть он приедет ко мне, Ситт Хаким, и я научу его ездить верхом, метко стрелять и управлять людскими сердцами.
Месье Лоре, директор Ведомства древностей, находился в Луксоре, поэтому мы не смогли навестить его, как полагалось. Но мы провели массу времени с другими коллегами, постоянно обновляя сведения о современном состоянии археологических раскопок и доступности обученного персонала. Как-то раз мы обедали с преподобным Сейсом на его дахабии, чтобы повидаться с учеником, на которого он возлагал большие надежды. «Иштар» и вполовину не была так хороша, как «Филы», моя любимая дахабия, но пробудила болезненные воспоминания о том незабываемом путешествии. [69] Я не смогла сдержать вздоха, когда мы ушли, и Эмерсон вопросительно взглянул на меня:
– О чём задумалась, Пибоди? Неужели тебя не впечатлила квалификация мистера Джексона?
– Он кажется умным и хорошо подготовленным. Я думала о прошлом, мой дорогой Эмерсон. Помнишь...
– А, твоя дахабия! Они живописны, но непрактичны. Мы можем добраться до Луксора по железной дороге за шестнадцать с половиной часов. Поехали завтра в Мейдум? Ближайшая станция – Рикка; мы можем нанять там ослов.
Он продолжал болтать, казалось, не подозревая о моей неспособности поддержать беседу. Когда мы подошли к нашему номеру, я услышала нечто, напоминавшее войну в миниатюре: крики, грохот, удары. Дверь в нашу гостиную была распахнута настежь. Шум доносился именно оттуда, и моему изумлённому взгляду предстала сцена полного замешательства. Полосатые галабеи вздымались, подобно парусам во время шторма, их носители метались туда-сюда под аккомпанемент криков и громких арабских проклятий.
Неизмеримо более громкий крик Эмерсона, чьи способности в этом отношении превосходят любые, когда-либо слышанные мной, перекрыл шум и утихомирил его. Мужчины застыли, тяжело дыша. Я узнала нашего суфраги, который, очевидно, нанял нескольких помощников-друзей, чтобы добиться результатов. Когда одежды, наконец, перестали развеваться, я увидела того, из-за кого заварилась вся суматоха.
Загнанный, он застыл на спинке дивана, ощетинившись и хлеща воздух хвостом. На мгновение меня охватило ощущение суеверного ужаса, как будто бы предо мной явился сверхъестественный посланец, возвещавший бедствие любимому человеку. Если демонический Чёрный Пёс [70] предвещал смерть члена одной из благородных семей, то какое же проклятие больше приличествовало Эмерсону, нежели огромный и пятнистый египетский кот?
– Бастет! – воскликнула я. – О, Эмерсон...
– Не говори глупостей, Пибоди. – Эмерсон, опытный в обращении с кошками, осторожно обошёл вокруг животного. Кошачья голова повернулась, чтобы следить за его движениями, и я увидел глаза: они были не золотыми, как у нашей кошки Бастет, а чистого бледно-зелёного цвета перидота [71]. – С одной стороны, – продолжал Эмерсон, – Бастет в Чалфонте с Рамзесом, с другой же... Хороший котик, хороший...– Он наклонился и прищурился, рассматривая заднюю часть животного. – Это кот. Никаких сомнений.
Кот был крупнее и темнее по цвету, чем Бастет. Его морда не выражала доброжелательности, обычной для нашей любимицы. Мне редко приходилось видеть более расчётливый взгляд в глазах любого млекопитающего – человека или животного.
– Откуда он взялся? – спросила я, а затем повторила вопрос по-арабски.
Суфраги протянул мне руки с кровоточащими глубокими царапинами. Кот, вероятно, залез через окно; слуга обнаружил его, когда принёс посылку, и тщетно пытался вышвырнуть.
– И ты заручился для помощи поддержкой неуклюжих друзей, – съязвила я, глядя на разбитые вазы и разбросанные цветы возле подранных штор. – Все прочь отсюда! Вы только пугаете бедняжку.
Раненый суфраги смотрел на кота с такой же злобой, как и тот – на него. Должен сказать, зверь не выглядел испуганным. Я собиралась подойти поближе – Эмерсон, как я заметила, осторожно отступил – но тут суфраги обернулся к открытой двери и воскликнул:
– Мы нашли его, эффенди (господин)! Он здесь.
– Да, я вижу, – сказал мистер Винси. Он покачал головой. – Плохой кот! Непослушный Анубис!
Я повернулась.
– Добрый день, мистер Винси. Это ваш кот?
Его лицо, обычно меланхоличное, озарила улыбка. Отлично скроенный дневной костюм [72] подчёркивал достоинства фигуры, но я заметила, что, хотя он и был аккуратно почищен и выглажен, некогда дорогая ткань, увы, износилась.
– Мой друг, мой собеседник, – мягко продолжал Винси. – Но... о Боже! Кажется, он был очень непослушен. Он устроил этот хаос?
– Это не его вина, – ответила я, приближаясь к коту. – Любое существо, когда его преследуют… – предупреждающий окрик мистера Винси раздался слишком поздно. Я отдёрнула руку, отмеченную рядом кровоточащих царапин.
– Простите, дорогая миссис Эмерсон! – воскликнул Винси. Он обогнул меня и схватил тварь, устроив её у себя на руках. Кот тут же успокоился и начал мурлыкать глубоким баритоном.
– Анубиса можно назвать котом одного хозяина. Надеюсь, он не причинил вам вреда?
– Идиотский вопрос, – прокомментировал Эмерсон. – Вот, Пибоди, возьми носовой платок. Подождите немного: он был здесь, в кармане...
Его не оказалось в кармане. Как и всегда. Я взяла платок, предложенный мне мистером Винси, и перевязала руку.
– Далеко не первая царапина, – улыбнулась я. – Мистер Винси, Анубис – никаких обид.
– Позвольте мне представить вас, – продолжал Винси, обращаясь к коту так же серьёзно, как будто на его месте находился человек. – Это миссис Эмерсон, Анубис, она – мой друг, и должна быть и твоим другом. Дайте ему понюхать ваши пальцы, миссис Эмерсон... Ну вот, а теперь можете погладить его по голове.
Несколько удивившись абсурдности предложения, я всё же выполнила эту просьбу и была вознаграждена возобновлением глубокого мурлыканья. Оно звучало настолько похоже на наиболее мягкий голос Эмерсона, что я не могла не взглянуть в сторону мужа. Но сам Эмерсон ничуть не удивился.
– Теперь, когда всё устроилось, надеюсь, вы извините
