нас, Винси. Мы только что вернулись и хотим переодеться.
Очередной пример мужского остроумия. Я всё-таки назвала бы это грубостью.
– О, прошу прощения, – воскликнул мистер Винси. – Я пришёл, надеясь пригласить вас на чай. Я ждал вас на террасе, но Анубис исчез, и мне пришлось отправиться на поиски. Вот так всё и произошло. Но коль скоро у вас иные намерения…
– Я с удовольствием присоединюсь к вам за чаем, – ответила я.
Печальные серые глаза мистера Винси загорелись. Взгляд был бесконечно выразителен.
– Пожалуйста, без меня, – хмыкнул Эмерсон. – Я занят. Всего хорошего, Винси.
Он открыл дверь в спальню и изрыгнул богохульство. Мистер Винси отозвался эхом, хотя и неизмеримо более благочестивым:
– О Боже, неужели Анубис был и в этой комнате?
– Похоже, что так, – ответила я, огорчённо изучая смятое бельё и разбросанные бумаги. – Не обращайте внимания, мистер Винси: суфраги с друзьями причинили больше вреда, чем Анубис. Они…
– Проклятье! – крикнул Эмерсон и захлопнул дверь.
Я взяла сумочку и зонтик, и, приказав суфраги привести в порядок комнаты, повела мистера Винси за собой в зал.
– Надеюсь, мне не стоит извиняться за мужа, – сказала я. – Вы знаете, что под его грубыми манерами скрывается золотое сердце.
– О, я очень хорошо знаю Эмерсона, – рассмеялся Винси. – Честно говоря, миссис Эмерсон, я рад вашему обществу. Я… я хотел бы просить об одолжении.
Я предчувствовала, о чём пойдёт речь, но, будучи джентльменом, мистер Винси медлил с изложением, пока мы не нашли стол на террасе, и официант не принял наш заказ.
Некоторое время мы сидели молча, наслаждаясь тёплым дневным воздухом и наблюдая за живописной процессией египетской жизни, протекавшей на улице. Коляски высаживали одних пассажиров и принимали других, водоносы и продавцы толпились на каждом шагу. Почти все столики были заняты дамами в светлых летних платьях и больших шляпах, джентльменами в дневных костюмах и, как обычно, мелькавшими в разных местах офицерами. Винси вытащил из кармана цепочку с ошейником и надел его на кота. Тот подчинился этому унижению с бо́льшим достоинством, нежели я ожидала, исходя из его поведения, и присел у ног хозяина, как собака.
Я обнаружила, что мистер Винси – приятный собеседник. Наша взаимная привязанность к кошачьим послужила удобной вводной темой для разговора. Я рассказала ему о нашей кошке Бастет, а он ответил монологом об интеллекте, верности и мужестве Анубиса.
– В течение многих лет он был не просто моим другом, но лучшим другом, миссис Эмерсон. Люди говорят об эгоизме кошек, но я не нашёл подобной преданности среди людей.
Я восприняла это заявление надлежащим образом – как некое предисловие к его собственной печальной истории – но, естественно, была слишком хорошо воспитана, чтобы дать понять, что знаю о ней. Я отреагировала сочувственным бормотанием и взглядом, приглашавшим к дальнейшим признаниям.
На скулах вспыхнул румянец.
– Вы, очевидно, догадались, о чём я хотел спросить, миссис Эмерсон. Ваши доброта и сочувствие общеизвестны. Я надеялся… мне необходимо... Прошу прощения. Мне трудно просить об одолжении. Я ещё не потерял всю свою гордость.
– Умоляю вас: избавьтесь от застенчивости, мистер Винси, – тепло ответила я. – Несчастье может постигнуть и достойного. Поиск честной работы – не позор.
– Как красноречиво и с каким восхитительным тактом вы выражаетесь! – воскликнул Винси. Мне показалось, что в его глазах блеснули слёзы. Я отвернулась, чтобы он смог справиться со своими чувствами.
В общем, всё было так, как я и предполагала. Услышав о наших планах относительно увеличенного и постоянного персонала, он предложил свои услуги. Как только трудности с признанием закончились, он продолжил рассказывать о своей квалификации. Впечатляющей, надо признаться: десять лет на раскопках, свободное владение арабским языком, знакомство с иероглифами, многогранное классическое образование.
– Есть только одна трудность, – заключил он, белозубо улыбнувшись. – Куда я, туда и Анубис. Я не откажусь от него.
– Если бы вы поступили иначе, то упали бы в моих глазах, – заверила я его.– Никаких сложностей, мистер Винси. Вы понимаете, я ничего не могу обещать; наши планы всё ещё находятся в процессе составления. Однако я поговорю с Эмерсоном. Не желаю внушать вам ложные надежды, но имею все основания полагать, что он благосклонно отнесётся к вашему предложению.
– Я никогда не смогу вас отблагодарить. – Его голос прервался. – Это правда,
миссис Эмерсон, вы и понятия не имеете...
– Не будем об этом, мистер Винси. – Тронутая его искренностью, уважая его достоинство, я притворилась, что смотрю на часы. – О Боже, я опаздываю. Мне нужно спешить, чтобы успеть переодеться. Вы идёте на бал?
– Я не собирался, но если вы будете там...
– Да, безусловно. Жду с нетерпением.
– Кем вы нарядитесь?
– А, это секрет, – весело ответила я, – мы все будем замаскированы. Половина удовольствия – пытаться узнать друзей.
– Я не верю, что вам удалось уговорить Эмерсона, – произнёс Винси. – Раньше он всегда ревел, как цепной медведь, стоило лишь завести речь об общественных мероприятиях. Как вы его цивилизовали!
– Всё-таки немного взревел, – призналась я со смехом.– Но я нашла идеальный костюм, против которого он не сможет возразить.
– Древний фараон? – Освободившись от смущения, Винси охотно принялся за обсуждение. – Он был бы совершенным Тутмосом Третьим, великим королём-воином.
– Право, мистер Винси, вы можете представить, как Эмерсон появляется на публике, облачённый только в короткий килт и вышитый бисером воротник? Он скромный человек. И потом, Тутмос был ростом всего на несколько дюймов выше пяти футов [73].
– Он великолепно выглядел бы в доспехах.
– Доспехи не так-то легко достать на рынке. Вам не удастся так легко задержать меня, мистер Винси! Мне пора!
– Да и мне. Вдруг я тоже найду себе подходящий наряд. – Он взял руку, которую я ему протянула, грустно взглянул на импровизированную повязку и поднёс эту перевязанную руку к своим губам.
* * *
Эмерсон утверждал, что забыл о маскараде. Затем заявил, что никогда не соглашался его посещать. После того, как его отбросили с обеих этих позиций, он отступил на третью линию обороны, возражая против моего наряда. Начал со слов:
– Если ты думаешь, что я намерен позволить своей жене появиться в подобном костюме... – и закончил: – Я умываю руки. Поступай, как знаешь.
