не открывается. Только тебя, видать, слушается. Вот ты кликнешь-то парней из ларца, и того… А пока что, не переживай, голуба!
Я взглянула в зеркало и приуныла: такая опухшая, синяки, царапины, а слева за пластырем скрывались швы глубокого пореза. Точно шрам останется, и никакие "парни из ларца" не помогут. И потом… у меня никогда не было такой внушительной косметички, так что, какой там ларец?! Откуда?
Однако бабМаша одёрнула деда, быстро сменила тему и полила на меня "ручьи" бодрости и любви. Вопросы уплыли вместе с унынием, и я заметно взбодрилась. Тем более, любимая бабуля, в отличие от меня, выглядела вполне здоровой, а это уже плюс.
Потом из города сорвалась и Муля, подхватив эстафету бабушки на всю неделю. Да и Димка отчаянно желал приехать, но я запретила: не хотелось, чтоб он увидел меня такой "красавицей". С тех пор ревнивец звонил чуть ли не каждое утро и всё прощения просил. Ну, я, конечно же, опять оттаяла, а когда разрешили прогулки, с удовольствием облюбовала больничный сад для наших телефонных воркований.
За стенами больницы как раз вступала в силу славная весна, озаряя всё светом солнца и первой капелью. Над гордыми кронами деревьев вместе со стайкой голубей важно кружили серо-чёрные вороны, и самые смелые из них подходили ближе к лавке и косили на меня чёрные бусины глаз. Одну из них я даже научилась узнавать. Впрочем, она меня тоже. Как только я садилась на лавку и звонила Димке или папе, ворона тут же мостилась на ближайшей ветке и словно слушала. А потом у неё появился приятель. То, что это именно ворон, я как-то сразу догадалась: огромный, чёрный от клюва до кончика хвоста, молчаливый и важный. Он прилетал в тот момент, когда я выходила в сад, садился рядом с серо-чёрной подругой и… вот уж, воистину, пялился — на меня.
Ну, это птицы. Люди в здешней больнице удивляли ничуть не меньше. С первых же дней они вдруг прониклись ко мне таким вниманием и заботой, словно знали всю жизнь, и при каждой встрече называли "нашей ласточкой". А ещё мне желали скорее поправиться и вернуться домой. И не в город, а к бабушке Маше. Сама же бабуля на мой вопрос пожала плечиком: мол, люди в Больших Дубцах сердечные, дедушку Ивана любят и помнят — отсюда и мне почёт.
Ну, я постаралась отвечать им тем же, но сдержаться, порой, было очень трудно.
А вот потом в больнице появился странный тип — любитель чёрного цвета. В первый раз мы столкнулись с ним на лестнице, когда он торопливо сбегал по ступенькам и, не глядя, толкнул мой жутко неудобный гипс. Вскрикнув, я отшатнулась к перилам и зажмурилась от боли.
— Ой, — выдохнул растерянный голос, — простите! Я не хотел.
Открыв глаза, я тут же забыла обо всём: передо мной стоял высокий черноволосый парень лет двадцати пяти, черноглазый, благородно бледный и… красивый. До умо-помра-чения! Шаблон так и просился сам собой, поскольку густые волосы цвета воронова крыла лёгкими волнами падали ему на плечи, а чёлка игриво вилась над изогнутой левой бровью. Уф, я таких только в кино и на картинах видела. Он снова пробормотал извинение, и тонкие пальцы невольно скользнули вдоль гипса, остановившись в районе моей ключицы. Так близко к шее, что мне вдруг так захотелось коснуться щекой его изящных пальцев — ах! Не знаю, что меня остановило: наверно, трезвый разум сумел пробиться сквозь пелену его чарующего взгляда.
А через миг в мои уши снова влился бархатистый голос:
— Вы в порядке?
— Почти, — пробормотала я.
— Позвольте вам помочь?
С помощью его рук моё тело приняло вертикальное положение. Тонкие пальцы ещё раз скользнули по гипсу — на сей раз сверху вниз. Он спросил о моей руке, и я — теперь уже с насмешкой — рассказала, как отчаянно избегала столкновения с лосем и врезалась в дерево.
— А-а, так это ваш "немец" сплющил свой зад о старый дуб?
— Да, мой "Мерседес". А вы… уже знаете? Надо же. Боюсь увидеть свою бедную машину.
— Да уж, вряд ли она уже поедет.
"Выходит, он осмотрел мою машину? Ловко!", — подумала я, но спросить ничего не успела: парень вдруг отступил на шаг и чуть склонил голову.
— Афанасий Кокаларис, — представился он, тут же одарив меня горящим взглядом.
Блин, я бессовестно не сдержалась и хрюкнула от смеха.
— А что такого? — вздёрнул бровь красавец. — В переводе с греческого "Бессмертный Тощий".
Нет, он явно издевался. Тощий да ещё бессмертный! А сколько гордости во взгляде!
— Очень мило, — улыбнулась я. — Как видно, перевод вас не смущает.
— Нисколько.
— А я — Вероника Царевич.
— Ух ты! — оживился Афанасий. — А дедушка — Иван?
— Да. Вы были знакомы?
Афанасий загадочно улыбнулся.
— Встречались, однажды. Хороший был человек. Моя тётка Ядвига его лично знала. Она вот тоже в больницу попала — кашель, говорит, замучил. Настои да травки уже не помогают. Ах, да — она же, по сути, Баба Яга.
— Может, ведунья? Или травница? — поправила я, на что Кокаларис только хмыкнул:
— Нет, Яга — чистой воды. Ну, если так можно сказать о коварной старушке с бородавками. Э-эм, Вероника, а вы после ужина гуляете? Предлагаю увидеться.
Круто сменил тему! Похлопав глазками, я невольно остановила взгляд на чисто выбритом подбородке Афанасия, а точнее, на его мягких, приятных губах. Он улыбался. Ну, как тут не потерять голову?! Конечно, я согласилась. А как только Афанасий скрылся из виду, с меня как будто слетела невидимая пелена его чертовского обаяния. Нет, он не перестал мне нравиться, а даже наоборот заинтриговал. Это же надо: такой красивый и галантный, и в такой дыре! Заботливый племянник Бабы Яги! Хе, наверно, ему наследство светит — избушка на курьих ножках и ступа с метлой. А что, можно вместе с домом путешествовать или бесплатно летать по миру. "Надо бы узнать, что он за птица", — подумала я, совершенно не отдавая себе отчёт — зачем мне это надо. Просто хотелось и всё.
И вот после ужина я поспешила в больничный
