хлеб на пол камеры.
— Вот вам, чтобы не сдохли с голоду!
Кузьма вскочил на ноги с такой прытью, что даже Владик от неожиданности отпрянул от него. Через мгновение Кузьма был уже у решётки, замешкавшийся Никколо в испуге ринулся назад, его ноги заплелись, он рухнул на каменный пол и быстро-быстро отполз прочь, на безопасное расстояние.
А Кузьма схватился за решётку и заревел голосом, от которого, казалось, задрожала башня:
— Наглец! Издеваться над людьми, которых судьба и без того решила подвергнуть самым страшным испытаниям! Ещё и мучить голодом! Помяни моё слово, ты ещё заплатишь за это, тебе отольются наши слёзы! Ты попадёшь в мои руки, и тогда в твоём теле не останется ни одной кости, которую я бы не переломал!
Кузьма тянулся через решётку, как будто надеясь схватить Никколо за полу кафтана, хотя перепуганный Никколо уже был далеко от него. Он уже вскочил на ноги и поторопился прочь, на ходу крича:
— Это ещё кто кому переломает! Каторжник!
А Кузьма не унимался, его голос грохотал:
— Пойди сюда, негодяй! Не было ещё на свете человека, который смог бы так подло напасть на меня и не заплатил за это полной мерой! Шакал трусливый! Я тебя…
— Кузьма, он уже ушёл.
Кузьма тут же перестал буйствовать и, как ни в чём не бывало, обернулся к Владику.
— Да? А я и не заметил. Прости, увлёкся.
Кузьма поднял с пола хлеб, аккуратно отряхнул его, разломил и, сев рядом с Владиком, сунул ему половину.
Они оба принялись жевать хлеб.
— Зачем ты на него орал? Всё равно ты до него не мог добраться.
Кузьма довольно вздохнул:
— Хоть душу отвёл. Навёл страха на этого мерзавца. А то сидим тут как…
Кузьма машинально цыкнул зубом. Владик на мгновение перестал жевать, Кузьма тут же махнул рукой:
— Всё-всё, больше не буду!
* * *
Дон Кон Рабиа улыбался так умильно, так любезно, что, казалось, готов был укусить, как змея.
— Ваше высочество может уделить мне несколько минут?
Жан, который вскочил при появлении Кон Рабиа, попытался проскользнуть мимо него, но Дон остановил его едва заметным движением руки.
— Куда вы, молодой человек? Я знаю, что вы преданный слуга её высочества, и она вряд ли потребует от вас удалиться.
Жан остановился, вопросительно глядя на Веронику. Вероника кивком головы велела Жану остаться, и он замер, чувствуя, как слабеют ноги.
А Кон Рабиа вновь обратился к Веронике.
— Ваше высочество, в прошлый раз я был излишне настойчив в объяснении своего плана действий против… против некоего государства, о котором вы, конечно, помните. Я надеялся, что время, которое прошло после той нашей встречи, позволило вам ещё раз обдумать эту проблему. Обдумать со всех сторон. Без спешки. И принять верное решение.
Вероника без выражения посмотрел на Дона:
— То есть согласиться с вами?
— Да, ваше высочество.
— А это означает войну.
— Именно так. Интересы нашего, простите, вашего королевства требуют, чтобы мы…
Вера, подняв руку, остановила Дона:
— А если я не соглашусь? Если я не позволю вам начать эту войну?
Дон Кон Рабиа развёл руками и вновь улыбнулся, на этот раз не столь сладко, как прежде.
— Да что же тогда может быть? Ничего и не будет. Всё останется по-прежнему, а все ещё сильнее будут обожать нашу прекрасную и мудрую принцессу, окружённую преданными друзьями. Сегодня немногие из них находятся здесь, но я уверен, и вдали от вашего высочества те другие, которых здесь нет, останутся верны вам…
— Хватит.
Дон Кон Рабиа тут же умолк, а Жан в удивлении уставился на принцессу — никогда он ещё не слышал в её голосе столько холода и презрения.
— Хватит, Дон Кон Рабиа, мы оба понимаем друг друга. Что касается моих слуг и верных друзей. Где мой паж Влад? Где офицер охраны Кристофер?
Дон Кон Рабиа приложил руки к груди и распахнул глаза, не мигая уставившись на Веронику.
— Откуда же мне знать, ваше высочество? С утра до ночи нахожусь в хлопотах о благоденствии вашего высочества и всего королевства, я просто не могу уследить…
— Я сказала, прекратите этот спектакль. Куда вы их дели? Что с ними?
— Ваше высочество…
Вероника произнесла очень отчётливо и размеренно:
— Любезный Дон Кон Рабиа, вы играете с огнём. Вы решили шантажировать меня, похитив моих верных слуг. Молитесь, чтобы они были целы и невредимы. В противном случае…
Дон Кон Рабиа почувствовал, что по его спине пробежал холодок. Его боялся каждый человек в королевстве — от самого жалкого бродяги до членов Высшего совета. Его могущество было колоссальным. В его распоряжении были самые бесчестные и готовые на всё люди. Но что-то в голосе и словах этой девушки заставило его усомниться в том, что его будущее будет именно таким, каким он рисовал его в своих мечтах. Усилием воли Дон Кон Рабиа отбросил эти мысли и заставил себя снисходительно улыбнуться:
— Ваше высочество утомилось, и это понятно — столько государственных дел, столько дел. Я откланяюсь, в надежде на то, что вы ещё раз обдумаете…
— Я готова буду обдумать все ваши планы только после того, когда мой паж Влад и Кристофер будут стоять здесь, передо мной.
Дон Кон Рабиа поднял к небу руки:
— Как мне убедить ваше высочество, что я не имею никакого отношения…
— Не испытывайте моё терпение. Вечером я жду вас в сопровождении моих верных слуг. Ступайте.
Кон Рабиа, кланяясь, удалился. Когда двери за ним закрылись, Вероника в отчаянии сжала руки:
— Что же делать, милый Жан? Что, если он не вернёт нам наших Влада и Кристофера?
Жан молча смотрел на Веронику — он не знал, что ей ответить.
* * *
Кузьма по-прежнему сидел на соломе, а Владик вышагивал по камере. Кузьма не выдержал:
— Тебе ещё далеко?
Владик остановился:
— Что далеко?
— Тебе видней, откуда я знаю, куда ты идёшь. И шагает, и шагает. Сядь, в глазах рябит.
Владик плюхнулся рядом с Кузьмой.
— Дёрнуло меня ту дверь открыть. Погибнем ни за что.
Кузьма пожал плечами.
— Ну, во-первых, мы ещё не погибли. А во-вторых… Если есть цель, ничего зря не бывает.
— Ну, и какая у нас цель? Ноги отсюда унести?
— Это мы потом обсудим, даст Бог, будет время. А тебе я одно скажу — если у тебя есть возможность сделать доброе дело, ты счастливый человек. Многие так всю жизнь проживают, а добра людям не принесли.
Владик поморщился.
— Какое именно доброе дело? Только успел попасть в это королевство