Дэлайлы.
Он посмотрел под ноги, под которыми скрипел пол.
– Почему на ковре пластик?
– Мама не любит грязь в доме, потому положила пластик там, где ходят
грязными ногами.
Гэвин ничего не ответил, но его хватка стала крепче, когда они добрались
до лестницы. Он поднимался следом за ней, а она улавливала надоедливые
запахи цветочного освежителя воздуха, моющих средств и пластика на ковре.
Ее спальня была такой же, как и у всех десятилетних девочек, понимала
Дэлайла. Почему между ее приездами родители никогда не обновляли комнату?
Было забавно, что они пытались не обращать внимания на рост Дэлайлы, – так
же и Дом Гэвина игнорировал его взросление.
Она закрыла за ними дверь, и его длинный темный силуэт отбросил тень на
всю комнату. Казалось, здесь едва хватает места, чтобы двигаться, не
столкнувшись друг с другом.
– Из-за тебя комната кажется еще меньше, – сказала она, подходя к нему
сзади. Он переключил внимание с ее маленькой кровати на коллекцию
керамических единорогов на полке. Комната была полна ее детских игрушек, и
она подумала, что Гэвину это могло казаться слишком блеклым в плане
отражения внутреннего мира, но слишком кричащим по цвету.
Дэлайла вспомнила обо всех ночах, когда она смотрела в потолок, ожидая, что перестанет о нем размышлять и сможет уснуть. Она слишком много ночей
провела в общежитии или у Нонны, и даже спустя три месяца после
возвращения домой она все еще чувствовала себя так, словно спала в чужом
доме.
Дэлайла не понимала, что смотрит на кровать, пока Гэвин не сказал:
– Вряд ли я смог бы здесь спать.
– Нет. Отец убьет тебя, это во-первых, и мы не будем…
– Я не б этом, – смущенно перебил ее он. – Я о том, как все отличается. В
школе или на работе я вполне могу находиться в обычных неодушевленных
пространствах. А эта комната словно должна быть живой… но это не так.
– Многие спальни неживые. Когда-нибудь мы станем старше, и у нас
будут…
– Все в порядке, – перебил ее он, быстро покачав головой. – Просто нужно
немного времени, чтобы привыкнуть.
Дэлайла нахмурилась, но выдавила из себя улыбку. По правде говоря, она
знала, как непросто будет Гэвину жить где-то еще, но однажды такой день
наступит. Несмотря на то, понимали они это с Домом или нет.
– Ты ведь знаешь, я все равно затащила бы тебя сюда, – сказала она, улыбаясь, – так что привыкай к тому, что дом может быть таким розовеньким и
скучным одновременно.
– Дэлайла, – резко прошептал он, подойдя так близко, что она
почувствовала, как вибрирует в груди его голос. – Нельзя так говорить. Пусть
это прозвучит странно, но если тебя что-то здесь услышит? Я не хочу давать им
повод тебя напугать.
Она разглядывала его, сокрушаясь от того, как потемнели от тревоги его
глаза.
– Похоже, у тебя развилась паранойя, – но глубоко внутри она так не
думала. Или не совсем. Она хотела, чтобы он согласился с ней, сказал ей не
беспокоиться, уверил, что вне Дома они оба в безопасности.
Гэвин пожал плечами, но при этом выглядел неуверенным.
– Наверное.
Внезапно комната стала маленькой, словно они стояли внутри увядающего
полевого цветка. Она взяла его за руку и повела на улицу, нуждаясь в свежем
воздухе.
– Я хочу еще немного погулять, – ей хотелось услышать от него еще один
вопрос в конце прогулки, что-нибудь про поцелуй или про побег из этого
города, или что-то об общем доме. Но только не вопрос о том, где ее родители.
Не договариваясь, они пошли к городскому парку с огромными дубами. Ей
понравилась идея, что они могут побыть под одним из дубов, где она напомнит
ему, что в таких местах они совсем одни. Когда она остановилась перед деревом
и взглянула на него, увидела, как он прикусил свою губу, и весь ее мир сузился
до простого желания часами целовать его.
Образовавшаяся между огромными корнями впадина напомнила Дэлайле
лодку, куда они и опустились. Она чувствовала, что оказалась практически под
землей, когда легла и притянула Гэвина оказаться над ней. Он не поддавался и
пытался понять, как лучше расположить длинные руки и бесконечно длинное
тело.
– Боюсь тебя раздавить, – проговорил он.
Дэлайла вытянула руки и подвинулась, укладываясь поудобней на спину.
– Не раздавишь.
Хотя она отчасти надеялась на обратное.
– Мне кажется, мы здесь не одни, – в этот раз он едва слышно шептал и
оглянулся через плечо, словно ожидая увидеть стол, кресло или полоску обоев, что спешили к ним по траве.
– Гэвин, здесь нет никого, кроме нас. Нам еще не удавалось остаться одним, так почему бы тебе просто не поцеловать меня?
Наконец он сдался и оказался над ней, упершись в землю острыми локтями, и под ним было темно и тепло. Поцелуи Гэвина были не такими и нежными –
они были настойчивыми, он рычал – но Дэлайла понимала, что ему нравится
целоваться под таким углом, лицом к лицу, когда ему не надо было склоняться к
ней или приподнимать ее. Это было в новинку, и добавляло опасности то, что
они лежали на земле посреди общественного парка в будний день.
Ветки над ними зашелестели громче, хотя ветра не было слышно, и Гэвин
резко оторвался от нее и поднял голову, озираясь. Когда он снова накрыл ее
губы своими, им двигала новая решимость, которую она не совсем понимала, но он казался отчаянным, и она была благодарна чему-то, подтолкнувшему его.
Поцелуи становились все глубже, а прикосновения все смелее, и вскоре он
раскачивался над ней, а она двигалась под ним, и оба они преследовали одну
цель – хотели все большего, желая растянуть этот миг, чтобы он длился
несколько дней. Небо слово исчезло, и она прикрыла глаза – ей тут же
показалось, что сейчас, в его объятиях, полночь. Когда она открыла глаза, чтобы
посмотреть на него, оказалось, что он тоже зажмурился, а ветки за ним
оказались ближе, чем раньше, делая их убежище еще более уединенным.
Дэлайла закрыла глаза и улыбнулась в губы Гэвина, скользя ногами по его
бокам. Она почувствовала, как его пальцы опускаются по ее рукам и хватают ее
за запястья, опуская их на землю рядом с ее бедрами. От этого ей только
сильнее захотелось обвиться вокруг него, но он удерживал ее пальцами, заставляя ее раствориться в этом головокружении, бессвязных мыслях и
смазанных границах. Откуда он знал, что ей хотелось именно этого: чтобы он
был таким требовательным, настойчивым и голодным?
Но руки, что прижимали ее запястья к земле, каким-то образом
одновременно задирали и ее рубашку, касаясь мягкой ткани ее лифчика. Его рот
становился жадным, влажным на ее губах, он постанывал, прикусывая ее губы.
Становился диким, но кожу Дэлайлы покалывало от нехорошего предчувствия, словно она касалась оголенного провода.
– Гэвин, – прошептала она ему в губы, пытаясь отстраниться и понять, как
он может одновременно прижимать ее запястья и касаться груди.
– Можешь прикасаться и ко мне? – сдавленно спросил он, тяжело дыша у
ее губ, и когда она осознала его слова, – а Гэвин явно не понимал, что ее
запястья были связаны, поэтому Дэлайла не могла его коснуться, – дневной свет
полностью исчез, и ей тут же показалось, что они окружены. Дэлайла открыла
глаза.
Тьма была не из-за скрывшегося за облаками солнца и не из-за прикрытых
глаз. Это дерево сплело вокруг них паутину из черных шевелящихся веток, что
закрывали их от последних лучей солнца.
Темные ветви подбирались к спине Гэвина, настойчиво проникали под край
его рубашки, в рукава, обвивались вокруг плеч, сползали по рукам. А он
продолжал целовать ее шею, нежно покусывая ее ухо.
– Дэлайла, не останавливайся.
Дэлайла вонзилась пятками в мягкую землю, пытаясь выбраться из-под
него. Сдержав крик, она почувствовала, как толстые ветки царапают ее кожу.
Она начала бороться, и они медленно отпустили ее запястья. Гэвин сел еще
медленнее, нетерпеливо убирая ветки из-под рубашки. Они отступили и
уползли, словно наказанные.
Она с ужасом подумала, что он знал. Все это время он знал, что дерево
движется, подбирается к нему и заявляет на него права, и ему было плевать.
– Почему ты не двигался? – выдохнула она, слыша, как в голосе становится
слышна истерика. – Как ты мог терпеть это?
– У меня особого выбора и нет, – унылым и незнакомым голосом ответил
он. – Этот парк, Дом, школа – не важно, где, но мы не можем быть наедине. Дом
всегда здесь. Он всегда меня видит.
– Так вот что ты имел в виду, когда говорил, что он захватывает
неодушевленные предметы. Стоит тебе покинуть Дом, как он идет с тобой
следом, а то и… – ее дыхание перехватило, слова вырывались слишком быстро.
