изнервничалась вконец. Когда к ней неожиданно подлетела чайка, Чаромора вздрогнула от испуга и нечаянно отхватила от скалы увесистый кусок. Осколок размером с медведя плюхнулся в воду, и брызги мазута веером разлетелись во все стороны, чайка испуганно взмыла.
— Ах ты дурёха! Не хватает ещё и тебе морской чумой заразиться! — укоряла Чаромора чайку.
Потом она снова углубилась в работу и уже ничего не замечала вокруг себя.
Долго трудилась Чаромора, но вот, наконец, вода вокруг острова снова заголубела. У кромки воды желтел песок, прибрежные валуны светились чистотой, снова отливали зеленью камышовые заросли. Рыбы радостно сновали в чистой воде, чайки садились смело на её поверхность.
Всё было как прежде, и только Чаромора неузнаваемо изменилась.
Она и всегда была тощей, теперь же от неё остались и вовсе кожа да кости. Волосы ей подпалило ещё в трубе. Обгоревшие лохмотья одежды были в саже и к тому же были забрызганы мазутом.
— Ах ты моя горемычная! — пожалела себя Чаромора. — Всем теперь хорошо, только вот ты лохматая да чумазая, как старая ведьма.
Появиться в таком виде перед капитаном ей не хотелось.
И Чаромора отправилась бродить по берегу моря. До чего же приятно было смотреть на чистое побережье! Прозрачные волны с тихим шорохом наплывали на белый песок. В лучах солнца море переливалось и мерцало. Сосны тихо шумели. В небе на все голоса радостно заливались птицы.
Чаромору охватил блаженный покой. На своём веку она спасла немало жизней, но никогда ещё не испытывала от этого такой радости. Что из того, что сама она грязная и в лохмотьях? Зато море снова прозрачное и птицы живы.
Сердце её наполнилось тихой радостью, и Чаромора направилась к дому. Грабли она несла на плече, чайка кружила над её головой. Глаза на грязном и худом лице Чароморы сияли, как звёзды.
Подходя к избушке, Чаромора заметила, что из трубы вьётся дымок. Это хозяйничал капитан. Старуха прислонила грабли к навесу и устало вошла в дом. Там её уже ждал накрытый стол.
— Ну-ну, — сказала Чаромора капитану, — посмотрим, что из этого получится. Ещё никогда раньше возле моего острова не было мазута. Но одно я тебе скажу твёрдо: я смертельно устала от этих вечных придирок и ссор.
— Я тоже, дорогая Эммелина, — произнёс капитан от всего сердца.
— Сам видишь, к чему это привело, — сказала Чаромора, — А если бы я задохнулась в той злополучной трубе!
— Ох, если бы я не напустил этого пара! — виновато вздохнул капитан.
— А я не оставила бы тебя одного на острове! — откликнулась Чаромора.
— И в этом виноват я, — ответил Трумм.
— Нечего мне было ворожить, чтобы ты заблудился в лесу.
— А что тебе оставалось, если я сломя голову ринулся невесть куда.
— Ох, если бы я не стала плутовать в «Кругосветном путешествии»! — пожалела Чаромора. — Вот с этого всё и пошло. Лучше уж нам беречь друг друга.
— Я согласен, — ответил Трумм серьёзно. — Но я должен ещё признаться, что пар смыл с рукописи твоей будущей книги все буквы. Остались только чистые белые листы.
— Вот и хорошо! — воскликнула Чаромора. — Вот мы и избавились от неё. Какая же мука — сидеть над этой книгой!
— Но, дорогая Эммелина, как же так! — растерялся Трумм. — Разве ты не запишешь свои рецепты?
— Как же ты не понимаешь, — ответила Чаромора, — с любыми рецептами нужно обращаться очень осторожно. Что хорошо для одного, может обернуться бедой для другого. Даже я не всегда могу предугадать, как дело обернётся. Мне не было бы ни минуты покоя, если бы все знали про снадобья то, что знаю я, старая опытная чародейка.
— О да, — ответил грустно Трумм, — когда ты так говоришь, то все твои слова кажутся мне справедливыми. Но ведь нужно что-то делать, чтобы всем было хорошо!
Чаромора ласково улыбнулась погрустневшему капитану. Она подошла к очагу. На плите томился сваренный Труммом обед. Чаромора подняла крышку и заглянула в кастрюлю.
— Ну-ну, — довольно произнесла она, — грибы с подливкой — это как раз то, о чём я мечтаю после всех этих передряг!
Чаромора помылась, переоделась и, подойдя к зеркалу, стала разглядывать себя.
— Надо бы достать корней лопуха и заварить настой. От него мои волосы быстро бы отросли, — сказала она.
— Я думаю, что у моих лопухов корни уже выросли и окрепли, — произнёс Трумм грустным голосом.
— Вот и прекрасно! — просияла Чаромора. — За всеми этими неприятностями я совсем забыла о твоих лопухах.
Они сели за стол. Грибы оказались очень вкусными, но, несмотря на все похвалы, Трумм оставался печальным.
— Не насмехайся надо мной, Эммелина, — ответил он на замечание Чароморы, что ещё никогда в жизни она не ела таких вкусных грибов.
А когда Чаромора предложила ему выпить капли от печали, Трумм даже рассердился.
— Так тоже не годится, — сказал он, — у меня многое получается шиворот-навыворот, а тебе приходится исправлять. Когда же я начинаю страдать от этого, ты хочешь успокоить меня ложкой лекарства. И всё может повториться сначала. Не утешай меня, пусть сердце поболит, а я подумаю, что мне, капитану Трумму, нужно сделать самому, чтобы всё было хорошо.
— Ты мог бы побольше рисовать, — предложила Чаромора. — Право, мне очень нравятся твои картины.
— Ну какой из меня художник, — грустно произнёс капитан. — Мои картины безжизненны. Да ты и сама это знаешь, чем бы я ни занялся, во всём мне приходится потом разочаровываться. Как бы мне хотелось заняться делом, которое никогда не обманет!
Эти мысли совсем расстроили капитана Трумма. Взволнованный, бродил он по острову, всё глядя на море, но смятение его не проходило.
Чаромора издали следила за капитаном, и сердце ей сжимала тревога за него.
То были трудные дни.
Как-то тревожным утром капитан Трумм проснулся позже, Чаромора уже успела побывать у моря. Лицо её разрумянилось, одежда пропахла морским ветром и мёдом, а в руках была целая охапка
