о его здоровье, которое вызывает опасения. [Далее Г.Г. Нейгауз
довольно подробно пишет о предстоящих концертах и каникулах,
задает своей корреспондентке вопрос об аспирантуре. – А.Л.]
Сейчас спешу очень, потому коротко. Масса дел, хлопот, учеников
и т.д. и т.д. Как всегда. Жить некогда! СТАСИК ТОЖЕ МЕНЯ
РАДУЕТ, НЕ ТОЛЬКО МОИ УЧЕНИКИ [?! ]< …> >>
Цит. по: Нейгауз Г.Г. Письма. – М.: Дека-ВС, 2009, с. 283.
О Ведерникове в этом письме – ни слова, что, пожалуй,
поразительно.
Вообще, приподнятый, почти эйфорический тон
процитированного письма Нейгауза и благодарность, высказанная
им в адрес Шостаковича, и то, что «Стасик тоже меня радует, не
только мои ученики» – все это странно контрастирует с
тяжелейшим поражением его любимого ученика. (По словам
одного из очевидцев, присутствовавших на объявлении
результатов второго тура в Большом зале Консерватории,
Ведерников был «просто убит».) На мой взгляд, основным
содержанием процитированного выше письма является именно
КРИЧАЩЕЕ ОТСУТСТВИЕ УПОМИНА-НИЯ О ВЕДЕРНИКОВЕ
– НИ ОДНОГО СЛОВА СОЧУВСТВИЯ В ЕГО АДРЕС.
Цитата десятая
<<А[натолий] В[едерников]. <…> Я всегда считал, что мне
немножечко не везет. Вот был Первый Всесоюзный конкурс, когда
Мержанов и Рихтер получили первые премии, я же на третий тур
не прошел. НЕ ЗНАЮ, ПОЧЕМУ.
А[натолий] Ш[елудяков]. Не могли припомнить [арестованных]
родителей или что-нибудь такое?
А[натолий] В[едерников]. НЕТ. [Как это можно было узнать?! –
А.Л.] Считают, что я там играл удачно, но там надо было дать
кому-то из Прибалтики премию или кому-то еще…
А[натолий] Ш[елудяков]. Конкурсы – это всегда политика.
А[натолий] В[едерников]. И я, в общем, выпал. Это сказалось на
отношении ко мне Москонцерта, потому что они долгое время
оставляли меня в «антураже», и если бы не Александр
Александрович Холодилин из Министерства культуры СССР,
который мне очень помог, я бы, наверное, из этого не выбился.>>
Беседа с А.И. Ведерниковым/ Анатолий Ведерников: Статьи.
Воспоминания. – М.: Композитор, 2002, с. 57.
Цитата одиннадцатая
<< Кстати, Нейгауз неприятную написал книгу [о какой книге идет
речь, мне так и не удалось выяснить – А.Л.]. Его текстами я был
возмущен предельно. <…> В СВОЕЙ КНИГЕ ОН ПРИНИ-ЖАЕТ
ТАЛАНТ ВЕЛИКОЛЕПНОГО ПИАНИСТА АНАТОЛИЯ
ИВАНОВИЧА ВЕДЕРНИКОВА. ТАМ ЖЕСТОЧАЙШАЯ КРИ-
ТИКА В ЕГО АДРЕС… Кстати, после войны, которую Нейгауз
провел в Свердловске [! – А.Л.], встал вопрос, кто же будет у него
ассистентом в Московской консерватории. Он пригласил человека,
который вопреки традиции не был концертирующим пианистом.
Хорошего теоретика, но не пианиста. А Ведерников попал в
консерваторию, только когда я получил здесь кафедру. Все
потому, что Ведерников представлял школу исполнительства,
отличную от школы Нейгауза.>>
Мержанов В.К. «Музыка – взволнованная речь»/ Интервью газете
«Завтра», 1.04.2003.
Цитата двенадцатая и последняя
<< Теперь я могу закончить мой автобиографический эскиз. С
начала будущего (1960/61) учебного года я сокращу мою работу в
консерватории раза в три-четыре, так как вышел на пенсию. Но
связь с моими учениками, которых люблю, не потеряю. Мне
хорошо помогают в работе мои три помощника и бывших ученика:
«полный» ассистент Л.Н.Наумов и два «полуассистента» (на
полставки) – Е.В. Малинин и мой сын С.Г. Нейгауз. До них
прекрасно помогала мне безвременно погибшая от рака моя
бывшая ученица Татьяна Хлудова.
< …> И, главное, мне хочется хотя бы в общих чертах записать то,
что я продумал, прочувствовал и частично проделал в моей жизни,
а также – что жизнь проделала со мной… >>
Нейгауз Г.Г. Размышления, воспоминания, дневники. Избранные статьи.
– М.: Классика-ХХI, 2000, с. 40.
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Как известно, Анатолий Ведерников ОТКАЗАЛСЯ ПИСАТЬ
ВОСПОМИНАНИЯ О НЕЙГАУЗЕ (см. цитированную выше книгу
о Ведерникове, с. 151). Кто и почему встал на пути
пианистической карьеры талантливого Ведерникова, я думаю, не
такая уж сложная загадка…
Москва, 2007–2010
P.S. Я говорил (в 2007 году) с В.К. Мержановым по телефону, и он
подтвердил мне, что его интервью газете «Завтра» от 01.04.2003 –
не первоапрельская шутка. На мой вопрос о том, какую книгу он
имел в виду, Виктор Карпович ответил: «Да вот она, стоит у меня
на книжной полке». Если бы я был настойчивее в своих
расспросах, то, возможно, выяснилось бы, что речь идет не о
книге, а о выступлении или о частной беседе. Бывает, что память
подводит людей, искажая второстепенные детали.
Добавление II.
ФАБРИКА РЕПУТАЦИЙ
Дискредитация моего отца была первоначально задумана НКВД с
довольно скромной целью: прикрыть ценного агента. То, что речь
идет именно о спецоперации, было ясно, как я полагаю, уже из
моей предыдущей книжки «Гений зла» (2005).
Спецоперация прошла чрезвычайно успешно, что неудивительно.
Подслушка, психологические приемы – это для одних, угрозы –
для других, инструкции – для третьих…
Недавно к дискредитации моего отца приложил руку зав. отделом
культуры в «Нью-Йорк Таймс» господин Э. Маркс (это не шутка!).
Процитировав постыдные слухи о моем отце, он наотрез отказался
упомянуть тот факт, что Елена Боннэр заступилась за Локшина.
Как я ни убеждал его, что Е.Г. Боннэр разбирается в этих вещах
лучше, чем он, Э. Маркс был непреклонен [1]. Если бы Э. Маркс
проделал такое, живя в России, его роль в этой истории была бы
вполне однозначна. А так – кто его знает…
Дело приобрело прямо-таки вселенский масштаб из-за
музыкального дарования моего отца (Шостакович, Мария Юдина,
Рудольф Баршай называли его гением). И вот интерес к музыке
отца, а значит – и к его личности, вывел спецоперацию на новый
уровень. «Разоблачая» Локшина, люди приличные думали,
вероятно, что проявляют гражданское мужество, а люди
известного сорта ковали себе диссидентские репутации.
Одним из «разоблачителей» был Святослав Рихтер, о котором в
свое время убийственно высказался знаменитый скрипач Борис
Гольдштейн [2] (cм. гл. IV, «Необычайное предвидение»).
И здесь читатель, возможно, пожмет плечами: «Кто их там
разберет? Гольдштейн обвиняет Рихтера, Рихтер – Локшина…»
И это очень важный момент. Он позволяет в эпоху Интернета
узнать правду. Статью Артура Штильмана прочло очень много
народу. Ею интересовались и на портале Евгения Берковича, и на
музыкальных форумах. И – тишина. Страшно. Потому что –
правда.
Был, впрочем, в Интернете на forumklassika.ru один полный горечи
отклик (Agasfer, 15.10.2007):
«Большое спасибо за статью [А. Штильмана], я, честно говоря,
ничего о Гольдштейне не знал, кроме обычного: «был
вундеркиндом, а как зрелый мастер не состоялся». Записей, по
теперь понятным причинам, не слыхал. Оказывается – очередное
вранье и очередное… если не убийство, то очень близко. Уже,
казалось бы, мог и привыкнуть к подобным разоблачениям, а все
равно тошно».
* * *
Вообще, чтение истории моего отца – к сожалению – требует от
читателя повышенного внимания к способу установления истины.
Истина не лежит в этой истории на блюдечке. ОДНА ИЗ СТОРОН
– ЛЖЕТ.
Замечу, что для меня путеводной звездой в расследовании истории
отца была статья В.И. Прохоровой «Трагедия предательства»[3],
которую я подробно разбирал в [4]. Я с самого начала не
сомневался в том, что ненависть Прохоровой к отцу – совершенно
искреннее чувство и что факты, изложенные ею в этой статье (Т.Е.
ДО ТОГО, КАК ОНА ПОЗНАКОМИЛАСЬ С МОИМИ БОЛЕЕ
ПОЗДНИМИ ВОЗРАЖЕНИЯМИ [4]), нужно рассматривать
всерьез, отделять их от досадных недоразумений (которые в ее
статье также, к сожалению, имеются) и совершенно отдельно
рассматривать выводы, к которым «органы» умело ее подвели.
К недоразумениям, имеющимся в статье Прохоровой, я, из
уважения к ее сединам, отношу:
1) никогда не существовавшую «трехкомнатную квартиру
Локшина»;
2) неизвестно чей (скорее всего, дамский) почерк с похожими
буквами «м» и «ш», приписанный Прохоровой моему отцу.
Я считаю своей громадной удачей то, что не встречался с
