Обнимая его руками за спину, я зарываюсь своим лицом в его шею, и мы плачем вместе. В этом мире, который, как я выучила, был равнодушным и мрачным местом, я боялась остаться одна. Я нуждалась в Пике, и понимание, что он тоже нуждается во мне, подтолкнуло меня наконец заговорить. Я никогда не думала, что скажу все это, но внезапно я стала как открытая книга, когда начала всхлипывать около его влажной шеи.
— Я не ненавижу тебя. Я люблю тебя. Но ты сделал мне больно. По-настоящему больно.
— Мне жаль.
— И теперь я так опечалена и напугана, и смущена, и так одинока.
— Я тоже, — подмечает он.
— Я боюсь, что потеряю тебя.
— Я никогда не оставлю тебя, клянусь.
Пик никогда не оставлял меня. Даже, несмотря на то, что мы не учимся в одной школе, он укоренился моей жизни как угроза остальным. Меня по-прежнему дразнили, но уже не так сильно. Лето подошло к концу, и в этом году я перейду в среднюю школу, а Пик в старшую. Мне жаль, что я не могла быть с ним. Единственное время, когда я чувствую легкое облегчение моих страданий — это когда я с ним. Каким-то образом он помогает мне дышать в этом жутком мире.
Если бы кто-нибудь узнал, что мы с Пиком занимаемся сексом, то ужаснулся бы, но не мы, секс стал просто еще одним аспектом наших жизней. Раньше это пугало меня, раньше я плакала, но научилась отстраняться от действительности в том подвале. Мы трахаемся достаточно, чтобы Карл кончил, а затем идем по своим комнатам. Бобби знает, что происходит в подвале, но она предпочитает игнорировать все это, пока делает свои стремные украшения и собирает идиотских уток.
Я готова вернуться в школу, поскольку это означает, что я не буду постоянно жить в той богом забытой коморке. Теперь, когда я вернусь на занятия, то буду проводить только выходные в темноте. Я бы вынесла что угодно, только бы быть рядом с Пиком, поэтому я ни слова не говорю о том, что происходит в том доме из страха, что меня заберут от Пика. Если у меня не будет его, то не будет никого, и нет никакой гарантии, что меня не поместят в другой такой дом, только там я уже буду одинока. Поэтому я держусь, и мое молчание потихоньку съедает доброту, которая оставалась во мне.
Весь день я лежу в кровати с ужасной болью в животе. Я ворочаюсь и корчусь, пытаясь ослабить боль, слушаю музыку, но это бесполезно. Я вздрагиваю и резко сажусь, когда чувствую что-то теплое между ног. Несусь в ванную и съеживаюсь, когда вижу кровь на трусиках. Я сажусь на унитаз, писаю и затем вытираюсь, беру туалетную бумагу и кладу ее на чистую пару трусиков, которые надеваю. Смущенная, я понимаю, что мне нужны деньги, чтобы сходить в аптеку, но существует только один человек, у которого я могу попросить, но я не хочу. Кладу руку на дверную ручку в его комнату, закрываю глаза и сглатываю тяжелый комок, вращаю ручку и жду щелчка.
Заглядываю внутрь, замечаю, что он лежит на кровати и читает спортивный журнал.
Робко я зову его:
— Умм... Пик?
Он смотрит на меня и опускает журнал на свою грудь.
— Что?
Опустив голову, я, запинаясь, бормочу:
— Я... умм, мне нужно несколько долларов.
— Я давал тебе деньги на днях, — выражает недовольство он.
— Знаю, но я... — я бросаю на него кроткий взгляд и затем отвожу глаза, когда решаю рассказать ему все, несмотря на то, что мое лицо покраснело и дико горит, я бормочу: — Я думаю... думаю, у меня начались месячные.
— О, — отвечает он, захваченный врасплох тем, что я выдала ему. — Ум, ага. Я имею в виду, конечно, — он спрыгивает с кровати и идет к комоду.
Боже, это так неловко.
— Сколько?
— Я не... не знаю.
Когда замечаю, что его ноги появляются в поле моего зрения, я нерешительно поднимаю на него взгляд. Он подает мне десять баксов и спрашивает:
— Хочешь, чтобы я сходил с тобой?
Я качаю головой и ковыляю обратно в ванную.
Когда я возвращаюсь из аптеки, запихиваю пакет с прокладками-макси в комод, а затем захожу в ванную и кладу сдачу на раковину Пика. Я правда не думаю, что могу сейчас встретиться с ним. Живот по-прежнему болит, поэтому я решила просто свернуться калачиком на кровати. Я закрываю глаза и поворачиваюсь на другой бок, когда слышу, что Пик вышел из ванной комнаты.
— Ты в порядке? — спрашивает он.
— Мммм хмммм.
— Из-за этого болел живот?
Я реально мечтаю, чтобы он прекратил задавать столько вопросов. Он понятия не имеет, как сильно я хочу прямо сейчас исчезнуть, но я в любом случае отвечаю:
— Не знаю, — потому что честно, я не знаю. Бобби не подписала разрешение на занятия по сексуальному образованию для пятиклашек в прошлом году, и мне не с кем поговорить, так что я, как и он, могу только что-то предполагать.
Кровать прогибается, и когда я смотрю через плечо, он ложится рядом и читает тот же журнал. Я поворачиваю голову обратно и улыбаюсь тому факту, что независимо ни от чего он всегда здесь, ради меня.
Спустя какое-то время за Пиком заезжают друзья. Он запрыгивает к ним в машину и уезжает ненадолго, оставляя меня в доме одну. Я спускаюсь вниз и иду на кухню. Делаю себе сэндвич, и когда сажусь перекусить, слышу, как дверь открывается и затем закрывается. Отклонившись на стуле, я вижу Карла. Он такой огромный в своей грязной рубашке, которая едва сходится на его жирном животе. Я сажусь обратно и продолжаю жевать, когда он заходит в кухню и берет пиво из холодильника.
— Где твой братец? — спрашивает он и делает глоток.
— Не знаю. Он ушел с парочкой друзей.
Не желая находиться с ним в одной комнате, я запихиваю оставшуюся часть сэндвича в рот и мчусь в свою комнату. Потом слышу, что вернулся Пик, и когда он поднимается наверх, я иду в его комнату и наблюдаю, как он вытаскивает пачку денег и запихивает их в комод.
— Откуда ты берешь эти деньги?
— Шшш, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что они у меня есть, хорошо?
Понижая голос, я вновь спрашиваю:
— Где ты их берешь?
— Я работаю пару месяцев, пытаюсь скопить деньги, чтобы не оказаться на улице, когда мне исполнится восемнадцать.
— Работаешь? Да тебя всего тридцать минут не было.
Он подходит ближе ко мне и шепчет:
— Если я расскажу тебе, обещай, что никому не скажешь.
— Пик, кроме тебя мне не с кем поговорить.
— Понимаешь, я бегаю, разношу наркоту для парней.
Мои глаза расширяются, и я спрашиваю:
— Что значит разносишь?
— Продаю, — заявляет он.
— Ты сумасшедший? А что, если тебя поймают?
— Меня не поймают. Расслабься.
— Что вы там делаете? — орет внизу Карл.
— Ничего, — кричит Пик.
— Отлично, тогда поднимайте свои гребаные задницы и топайте в подвал.
— Чеееееееерт, — выдыхает Пик и затем берет меня за руку.
На мгновение мое сердце уходит в пятки, но тут ничего нового. Мы ходим в подвал как минимум раз в неделю. Пик на самом деле помог мне научиться, как отрешаться от происходящего, пока мы внизу, так что я делаю глубокий вдох, на пару секунд задерживаю дыхание и выдыхаю.
— Ты в порядке? — спрашивает он, и когда я киваю, он нежно сжимает мою руку, прежде чем ведет в подвал.
Я никогда не знаю, что Карл заставит нас делать, поэтому, когда оказываюсь там, мой желудок скручивает от мысли, что мы будем трахаться во время моих месячных. Оторвав меня от руки Пика, он поворачивается ко мне, и прежде чем я успеваю что-нибудь сказать, рявкает:
— Снимайте одежду, и трахай ее на кровати, — рявкает он Пику.
Он отпускает мою руку и начинает раздеваться, пока я тупо стою, не желая делать это, потому что у меня идет кровь.
— Я сказал, одежду снимай!
— Я-я…
Пик смотрит на меня, и я быстро качаю головой, не желая, чтобы это произошло, и он посылает мне решительный взгляд.
— Что, бл*дь, происходит? — вопит Карл и появляется передо мной.
Я напугана до смерти, когда открываю рот и бормочу:
— П-пожалуйста, у... у меня начались месячные.
Похотливая ухмылка, которая появляется на его лице — отвратительна. Он отходит на пару шагов от меня и спрашивает:
— У тебя идет кровь?
Я киваю.
— Ну и ладно, — говорит он, садясь на свой стул. — Снимай одежду и ложись на кровать.
— Что? — выдыхаю я.
— Не переживай. Пик трахнет тебя в задницу.
— ЧТО?! — голос Пика звучит шокировано, и у меня начинается паника.
Мои руки начинают трястись, и я начинаю извиняться:
— Нет, просите. Все нормально, мы можем заняться простым сексом.
— Мне моя идея нравится больше, так что снимай долбанную одежду и вставай на четвереньки.
— Что за хрень? Я не могу сделать этого, — говорит Пик, когда я начинаю снимать одежду.
Как будто моя кровь высыхает, потому что все, что я чувствую — это холод, который пробегает по мне. Я с трудом сглатываю, и сквозь меня мчится ужас, когда Карл встает с кресла, хватает Пика за шею и орет:
— То, как ты пытаешься бросить мне вызов, маленькое дерьмо, очень бесит меня.
