Булановской дерзости...
Так что сейчас наследник престола вполне мог как размышлять о судьбах Империи и своей собственной судьбе, так и фантазировать на тему Любы Кровопийциной и разного рода приказов ей, типа тех, которые отдают демонеткам юные девственники-чернокнижники в японских комиксах.
— Так что, будут приказы, Ваше Величество? — уточнила Люба.
— Хех, — наследник хмыкнул, — Пожалуй нет, Люба. Я, честно сказать, не хочу занимать трон, и никогда не хотел. Так что идея сбежать подальше от Павловска и дворца, где этот проклятый трон стоит, не кажется мне такой уж дурной. Я доверюсь вам, Люба.
— Хорошо, — буркнула вампирка, хотя эти слова были для неё как ножом по сердцу, — Хорошо. Как прикажете, Ваше Величество. Но прекратите мне выкать, умоляю вас. Уши режет. Я — ваша раба. Нечего называть меня на «вы».
— Как скажете... То есть, как скажешь, Люба. Прости.
— О, Господи! — вот теперь Люба не сдержалась от восклицания.
Выкать ей наследник перестал, зато теперь просит у неё прощения...
Император просит прощения у Лейб-Стражницы!
Воистину, это все равно, как если бы воин просил прощения у своего меча или щита...
Вампирка сейчас испытывала противоречивые чувства. С одной стороны, она была рада, что Государь достаточно умен, чтобы не ехать к Нагибину или Алёне Оборотнич. Павел Павлович понимал, что никому из них теперь веры нет, это было хорошо.
Но с другой стороны...
Люба испытывала почти физическую боль каждый раз, когда Павел Павлович болтал о своем нежелании занять трон. Это было даже не бесчестие, это было за гранью всех понятий.
Вампирка просто не понимала, как такое возможно, она не была сильна в истории, но помнила, что вроде бы раньше в истории России никто ни разу от короны не отказывался...
Ну да плевать.
Павел Павлович — законный Император по крови.
И этого достаточно.
Достаточно для Любы, она ведь была не только Лейб-Стражницей, но и последней из клана Кровопийциных, а для Кровопийциных вопросы крови всегда были самыми важными.
Кровопийцины пили кровь уже тысячу лет, так что отлично знали о том, что кровь и есть душа, что право крови — священно.
А значит Павел Павлович все же будет Императором, хочет он того или нет. Нельзя отказаться от данной тебе Богом миссии, это грех, это отказ от себя самого...
Император вдруг закашлялся, наверняка снова хлещет свою поганую колу.
Хорошо хоть, что Павел Павлович предпочитает Инка-Колу в черной банке, эта настояна на листьях коки, но из них предварительно выжимают весь кокаин. А вот брат Павла Павловича Малой больше любил красную Инка-Колу, которая была уже с кокаином.
Люба бросила взгляд в зеркальце над лобовухой, но увидела, что никакой Инка-Колы в руках у Его Величества нет. Прошлую банку наследник выкинул в окно, а новую так и не открыл, хотя у него была дюжина банок в рюкзаке...
— Что такое, Ваше Величество? Укачало?
Павел Павлович не ответил, только больше закашлялся.
Лицо у наследника исказилось, да ему же не хватает воздуха!
— Вот дерьмо, — у Любы внутри все похолодело.
А что если Павла Павловича отравили, что если он сейчас умрет?
Для Любы это было бы хуже её собственной смерти, это было бы БЕСЧЕСТИЕМ...
Стражница, допустившая гибель своего Императора, хуже последнего грешника, хуже животного, хуже холопа...
Стражница, допустившая смерть Государя, сама не достойна не то что жить, а просто даже помышлять о прощении!
Люба мягко остановила машину, выскакивая наружу, вампирка лихорадочно размышляла...
Ей хватило секунды, чтобы осознать, что отравить наследника никак не могли. Ибо последние дни она пробовала лично всю еду Павла Павловича, а что касается Инка-Колы, которую литрами вкушал Павел Павлович — то её Люба для него купила в случайной шашлычной на трассе.
И никто из врагов не мог знать, что она заедет в эту шашлычную, да и банки были целыми, их никто не открывал и даже не протыкал, чтобы ввести туда яд. Люба их лично осмотрела.
Так что колу отравить не могли. А значит, травануть наследника могли только несколько дней назад, не позже. Наверняка яд был долгоиграющим... Ну конечно! Павел Павлович же ел в том монастыре, где их спрятал Нагибин, а до этого в Карелии, в гостях у Кабаневичей, которые служили Нагибину...
Дать Павлу Павловичу яд отложенного действия — это очень по-нагибински. Нагибин обожал такие многоходовочки. Видимо, подонок еще тогда решил переметнуться к либералам и траванул Государя. Чтобы Его Величество умер позднее, и чтобы никто не подумал бы на Нагибина...
А Люба не уследила. И нет ей прощения!
Люба распахнула пассажирскую дверь, вытащила Павла Павловича наружу, уложила его на обочину, расстегнула наследнику ворот мундира...
— Спокойно, Ваше Величество! — но у Любы у самой дрожал голос, — Дышите! Попробуйте! Вот, попейте...
Люба метнулась к рюкзаку Императора, вскрыла банку Инка-Колы и попыталась залить напиток в Государя.
Но ничего не вышло.
Павел Павлович не мог пить, и дышать тоже не мог.
Он только хрипел, бешено вращал глазами, лицо у него сначала покраснело, а теперь становилось синюшным...
Плохо, очень плохо. Это уже полноценная асфиксия, через минуту все будет кончено.
Но вампирку не устраивал такой вариант.
— Что ж, я высосу этот яд, Ваше Величество...
Люба оседлала наследника, крепко сжав его бедрами, потом склонилась к лицу Павла Павловича, прокусила ему шею и начала жадно лакать кровь.
Она лакала и сосала кровь Императора так быстро, как никогда в жизни, как умирающая от голода кошка, перед которой поставили мисочку молока.
Сама умереть от яда вампирка не боялась, это было просто неважно, её собственная жизнь сейчас не значила ничего...
Но Люба панически боялась другого — что это не поможет, что ей не удастся спасти Императора. Яд, видимо, уже был в сердце наследника, а может и в мозгу, а вырвать Павлу Павловичу мозг и сердце Люба не могла, наследник бы такого точно не пережил. Потеряв сердце или мозг, умирают даже АРИСТО.
Все что девушка могла сейчас сделать — это лакать кровь и надеяться, и молиться всем богам...
Впрочем, в богов Люба никогда особо не верила.
Над вампиркой бешено заметалась её кроваво-алая аура, во рту у Любы был знакомый вкус Булановской крови — кровь Императоров отдавала древними тайнами эпохи Старой Хазарии, дерзостью, силой, жаждой власти, пряностями, солеными ветрами с Каспия...
Люба знала этот вкус, она ведь кусала раньше самого Павла Вечного, когда Император хотел отдохнуть от своей
