У меня была стратегия: не обращать внимания на то, что говорят другие, и делать свою работу. Но поначалу эта стратегия не работала, и я сидел на лавке. Бороться за места в нападении тяжело. Плюс к этому, меня критиковали. Одним из критиков был Йохан Кройфф. Он всегда говорил обо мне гадости, и у него сложилось устойчивое мнение о моей технике.
Но происходили и другие веши. Мой друг Мидо публично объявил о том, что хочет уйти. Не слишком умно, хотя нельзя сказать, что он был дипломатом. Он был, как я, даже хуже. Когда его не выпустили в старте против ПСВ, он вошел в раздевалку и назвал всех бабами. И этим он не ограничился. Я ответил ему, что если кто и был бабой, так это он сам. А он взял ножницы со стола и швырнул их в меня. Безумие. Ножницы пролетели рядом с моей головой и
раскололи плитку на стене. Я встал и ударил его пару раз. А десять минут спустя мы вышли из раздевалки, уже помирившись. Некоторое время спустя я узнал, что один из тренеров сохранил эти ножницы в качестве сувенира, который можно показывать детям. Мол, эти ножницы просвистели в сантиметре от лица Златана.
Но потом Мидо снова слетел с катушек. И Куман оштрафовал его, отправил в резерв. Но появился другой парень, Рафаэль ван дер Ваарт, голландец. Достаточно высокомерный, как многие белые ребята в команде. Хотя он даже не был из богатеньких. Рос в трейлере, вел, как он сам это называл, цыганский образ жизни. Начал играть в футбол на улицах, где штангами ворот служили пивные бутылки. По его словам, так он оттачивал свою технику. Он поступил в юношескую академию «Аякса» в десять лет, усердно тренировался. Конечно, он вырос в хорошего футболиста. За год до этого его даже назвали Талантом года в Европе или что-то такое. Но он пытался быть крутым, хотел, чтобы его выделяли и хотел быть лидером. И с самого начала было предельно ясно, что между нами будет что-то вроде дуэли.
Но он получил травму колена, а без него и Мидо в основе против «Лиона» начинал я. Это был мой дебют в Лиге чемпионов — до этого я играл только в квалификационных матчах — и это было круто. Л ига чемпионов — это мечта, и атмосфера на стадионе была до предела наэлектризованной. Я достал отличные билеты и привел несколько друзей на матч. И я помню, как я получил хороший пас в начале матча от финна Яри Литманена. Он мне нравился.
Литманен играл за «Барселону» и «Ливерпуль», и пришел к нам совсем недавно. Но он сразу начал позитивно на меня влиять. Многие парни из «Аякса» играли только ради себя. Они хотели уйти в более топовый клуб, и возникало ощущение, что они соревнуются друг с другом, а не с соперниками. Но Литманен действительно был командным игроком. Профессионал. И когда он отдал мне пас, я пробежал вдоль боковой линии рядом со штрафной, и рядом были два защитника: один впереди, другой сбоку. В подобных ситуациях я бывал часто. Я знаю их вдоль и поперек.
Почти та же ситуация, что и с Аншо. Только теперь их было двое. Я подбежал близко к лицевой, защитники меня закрыли. Казалось, что это тупик, но я протиснулся в узкий коридор между ними, и пока я думал о том, что только что произошло, я оказался на ударной позиции и пробил. Мяч полетел низом и от штанги залетел в ворота. Я был вне себя от счастья.
Это был не просто гол. Гол-красавец. Я бежал мимо моих друзей, как псих, радовался вместе с ними. Вся команда праздновала вместе со мной. А чуть позже я забил еще один гол. Это было настоящее сумасшествие. Два гола в дебютном матче Лиги чемпионов. Сразу пошли слухи, что меня хотят купить «Рома» и «Тоттенхэм».
Все шло хорошо. А когда футбольные дела идут хорошо, в мире вообще все замечательно. Но вот с личной жизнью у меня было не очень. Я еще не привык к этому образу жизни. Все было, как в вакууме. Я много сидел дома, маялся от безделья. Я поддерживал контакт с Хеленой, в основном через SMS, без какого-либо понятия о том, что я делаю. Безумие это было или что-то еще, не знаю.
Мы играли отборочный матч к чемпионату Европы против Венгрии на стадионе Rasunda в октябре. Я рад был вернуться. Я еще не забыл скандирования прошлого года. Но мы начали отборочный цикл не очень хорошо, а стокгольмские газеты писали, что я — переоцененный футболист, который локтями выбил себе место в команде. Это была важная игра. В случае поражения мечта о Евро стала бы призрачной. И мне, и моим партнерам по сборной было, что доказывать. Но Венгрия вышла вперед уже на пятой минуте. Не имело значения, сколько мы создали моментов, забить мы не могли. Казалось, что игра проиграна. Но на 74-й минуте Маттиас Йонсон навесил в штрафную, и я открылся, чтобы сыграть этот мяч головой. Вратарь вышел из ворот и пытался выбить мяч подальше. Не знаю насчет мяча, но меня он вырубил. Все вокруг потемнело. Я упал.
Секунд 5-10 я был без сознания. А когда очнулся, партнеры по команде стояли вокруг меня. Я не понимал, что вообще произошло. Зрители ревели от восторга, а парни вокруг меня радовались и в то же время выглядели обеспокоенными.
Гол! — сказал Ким Чельстрём.
Правда? Кто забил?
Ты! Ты головой забил!
Мне было плохо, у меня кружилась голова. Они унесли меня с поля на носилках. Пока меня несли, я вновь слышал: «Златан! Златан!» Весь стадион приветствовал меня стоя, и я помахал им. Меня это воодушевило, как и всю команду. Но при этом, счет стал лишь 1:1, а мы должны были побеждать. Ким Чельстрём заработал чистый пенальти под конец игры, но судья предпочел закрыть
глаза на нарушение. Я помню состояние, когда тебе плохо и хорошо в одно и то же время.
Но потом мне стало плохо по другой причине. По всей Швеиии ходила вирусная инфекция, и заразились около 250 тысяч человек, и я в том числе. Это повлекло за собой другую неожиданность, изменившую многое.
Это было за день до Сочельника. Я был дома у мамы. Начало сезона получилось так себе, но несмотря ни на что, я был доволен. Я забил пять голов в Лиге чемпионов. Даже больше, чем в чемпионате Голландии. Помню, Куман как-то сказал: «Эй, Златан, вообще-то еще и чемпионат есть». Меня больше стимулировал крупный турнир. В любом случае, я был дома, в Русенгорде.
Мы были в отпуске до начала января. Тогда мы должны были вернуться в расположение команды и сыграть матч в Каире. А мне нужен был отдых. Но у мамы дома было людно, стоял шум, не прекращались гвалт и ссоры. Мирным это место явно не было. Мама, Кеки, Санела и я — мы привыкли встречать Рождество, как все: обычный рождественский обед в четыре часа дня с дальнейшим открытием подарков. Это должно было быть мило. Но сейчас я не мог этого вынести. Меня мучили мигрени, и ныло все тело. Мне надо было куда-то выбраться, в спокойное место. Или, в крайнем случае, поговорить с кем-нибудь не из семьи. Но кому я бы мог позвонить?
Каждая семья встречает Рождество по-своему. Это святое. Moжет, Хелена? Я набрал ее, особо ни на что не надеясь. Она ведь все время работала, и, скорее всего, была с семьей в Линдесберге. Но нет, она ответила, она была у себя дома. Она сказала, что не любит Рождество.
Мне плохо, — сказал я.
Бедняжка.
Я не могу терпеть весь этот цирк дома!
Hy тогда приезжай ко мне. Я о тебе позабочусь.
Честно, меня удивил ее ответ. Мы в основном встречались за кофе и переписывались. Ночей у нее дома я еще не проводил. Но да, конечно, звучало это отлично. И, извинившись перед мамой, я свалил.
Ты теперь и Рождество с нами не проведешь?
Извини.
За городом было спокойно и тихо. Как раз то, что нужно. Хелена уложила меня в постель. Не казалось странным, что я провожу
Рождество с ней, а не со своей семьей. Это было одновременно естественно и необыкновенно. Но все равно, мне было плохо.
Я все еще был слаб. Но я пообещал отцу, что приеду к нему на следующий день, в Сочельник. Он не празднует Рождество. Он сам по себе, и на Рождество он занимается своими делами. C того дня в Мальмё у нас с ним были отличные взаимоотношения. Детские обиды давно были позади. И он даже смотрел некоторые матчи. Из уважения к нему я сменил «Zlatan» на «Ibrahimovic» на своей форме.
Но когда я приехал, он уже был в стельку пьян. Так что, не оставаясь там ни секунды, я поехал обратно, к Хелене.
— Как, уже вернулся?
-Да.
Это все, что я мог тогда ответить. Чувствовал я себя просто отвратительно, температура была под 41. Клянусь, я никогда так дерьмово себя не чувствовал. Это был какой-то супергрипп. Три дня я был никаким. Хелене приходилось водить меня в душ, менять мокрые от пота простыни. У меня кружилась голова, и я не мог связать два слова: речь была похожа на скулеж. Возможно, это что-то для нее значило. До этого момента я для нее был дерзким югге. Забавным парнем, который играл в мафиози, водил модные тачки. Надеюсь, что забавным. Но не для нее.
А теперь я был развалиной. По ее словам, ей это даже как-то нравилось. Я стал человеком. Когда мне стало получше, она взяла в прокате несколько фильмов. И я впервые посмотрел шведские криминальные фильмы, одним из которых был «Комиссар Mapтин Бек» (шведский сериал, выходивший в эфир с 1997 по 2009 годы — прим.пер.). Для меня это было пробуждением. И откровением: оказывается, шведы могут творить такое! Меня зацепило, и мы сидели вместе, смотрели серию за серией. Мы отлично проводили время. Но парой мы еще не стали.
