Погасла лампа. На кровати — Спящий.
И лунный свет,
Серебряный, скользящий,
В окно сквозь чащу листьев просочился,
По лбу, щекам уснувшего разлился,
Целуя сонный лик,
Легко лаская,
Случайные следы с него смывая,
Следы борьбы, усилий, напряженья,
И оставляя только выраженье
Недумного покоя и свободы,
Дарованное промыслом природы.
Черты лица плывут
И тонут где-то
В скольженье тени и в скольженье света.
Вот человек в естественном обличье!
Вот подлинность творенья
И величье!
В созданье человечьего лица
Луна служила формой для творца.
Как люб мне,
Как мне дорог этот Спящий,
Неискаженный, чистый, настоящий!
Спокойствие во всех его чертах.
Проснется он — во мне проснется страх...
Чем дольше я гляжу на облик милый,
Тем я о нем тревожусь с большей силой
Каким его увижу в то мгновенье,
Когда настанет время пробужденья.
Мне самому б заснуть до той минуты!
Но ласточкой осенней
Дрема круто
Вычерчивает круг перед глазами
И тут же исчезает за домами.
Струй серебро
Луна все льет и льет
На Спящего,
В его отверстый рот...
А тот, отбросив кандалы забот,
К источнику припал и пьет и пьет!
О, пусть не прерывается твои сон,
Пусть бесконечно долгим будет он.
Пей влагу света лунного и спи,
Не просыпайся,
Сладостно храпи.
Мне так приятно слушать этот звук!..
Он говорит мне, что открылись вдруг
Врата в храм сердца Спящего...
Творец
Там полновластно правит наконец.
Солнце трудилось в поте лица
День-деньской без конца.
И вот, получив в награду
Сумрак, покой и прохладу,
Раскраснелось от счастья светило,
Лучи за горами скрыло.
Тихо... Неслышным дождем темнота
Сеет и сеет над миром;
Каждым листочком отходят ко сну
Ветки зеленых акаций.
Порастащили к себе фонари
Злато — остатки заката,
И с высоты золотые цветы
Мреют подслеповато.
Только фонтан, неуемный фонтан
Смехом безмолвие будит.
Плотно поужинав в душных домах,
Сытыми пчелами люди
В сумрак, сгустившийся над переулком,
Стайка за стайкой, спешат на прогулку.
У деревянных перил моста
О чем негромко жужжат уста? ..
Предмет обсуждений — краса и уродство,
Низость людская и благородство,
Всевластья женского строй непрочный,
А также губительный ветер восточный.
Волшебные сумерки! В чем ваша тайна?
Лишь в том, что подслушано мною случайно?
В жужжанье толпы, что над ухом повисло?
И нет в вас иного, высокого смысла?..
Родная!
Наш союз пытаюсь объяснить.
Допустим, я — основы тканой нить,
Ты — тоже нить, ты создаешь уток,
Так брачную парчу
Соткал на счастье рок.
Но что за удивительная ткань!
Любимая, как на нее ни глянь —
С лица, с изиаики, слева или справа —
Прочтешь на ней одно и то же, право...
И прямо на нее смотри, и вкось,
И против света прогляди насквозь —
Читается, увы, все то же: "врозь".
Всю ткань буравь надеющимся взглядом,
Нет слов таких, как "вместе" или "рядом".
О сердце мое!
Беззащитный израненный город.
Полночный покой
Тоской неожиданной вспорот.
Напала она —
И город мой сдался мгновенно.
Я ждал, что тоска,
Ворвавшись в него дерзновенно,
Даст волю страстям,
Побушует и скроется снова,
Но в сердце опа
Навсегда поселиться готова.
Не выйти из плена...
И цели тоски несомненны:
Возводит захватчица
В сердце дворцовые стены.
Мне уйти бы от вас навек,
Но бессильный я человек,
С вами связан нерасторжимо —
Ты, судьбою отпущенный век,
Ты, тоска в разлуке с любимой.