Но телесные обитатели Гиблого леса не были столь проницательны — встрепанный зайчишка выскочил из-под лап Грипл и пустился наутек, а потом долго лежал под шиповниковым кустом, размышляя, что за дела мог иметь с волчицей его сородич — Алекс.
Шесть зверенышей бежали прямо к лесному озеру, вот уже под их лапами захлюпала болотистая почва, а еще через какое-то время из-за деревьев показалась водянистая синева.
Соня вспомнила, как Грипл предупреждала их о духах Гиблого леса, и, невольно оглянувшись, увидела одного из них. Существо, тонкое и безликое, с кожистыми гибкими крыльями, медленно плыло над болотом, с тихим настойчивым свистом втягивая воздух. Но дух леса не почуял зверенышей — спасибо тебе, Грипл!
Белая волчица добежала до самой кромки озера и остановилась, ожидая остальных.
— Веселенькая пробежка, — пропыхтел кот. — Видел бы меня Ник Кепезев!
— Это тебе не кросс в полицейском училище, — заяц от переизбытка чувств забарабанил по земле лапами.
Черный пес прядал ушами, настороженно прислушиваясь, а ласка с человеческой тоской глядела на темную воду. Последней прискакала косуля — Соня ненавидела физкультуру.
— Все? — подвывая, пропела волчица. — Никого не утопили духи, никто не присоединился к держателем крестов?
— Никто, — хором ответили зверушки.
— Тогда — вперед!
Волчица прыгнула в закипевшую воду и исчезла.
— Святая Пятница, — не сдержался кот. — Что она творит?
— Я не буду прыгать, — запричитал заяц.
Время шло, Грипл не возвращалась.
— Утонула, — пролаял черный пес.
— Не может быть, — усомнилась ласка. — Она знала, что делает! Соня, возвращайся домой. Не смей прыгать!
— Мама!
Вильнув пушистым хвостом, Анжела исчезла в синеве. Стая воронов снялась с подступивших к озеру дубов и закружилась, надрывно каркая.
Черные птицы, словно нарочно, кричали в унисон с идущими по воде кругами: Карр! — один круг, Карр! — второй, Карр! — третий…
«Я одна, совсем одна! За что мне это? — по мордочке косули побежала человеческая — крупная и соленая — слеза. — Вернуться домой? Но у меня теперь нет дома!»
Соня зажмурилась и прыгнула с крутого берега…
Дом желтых кувшинок
Она совсем не умела плавать и думала, что вода сожмет ее, словно тиски, и заставит станцевать страшный вальс — медленно кружа, утянет на дно. И Соня действительно опускалась куда-то, вот только объятий холодной воды совсем не чувствовала.
«Неужели я еще лечу с берега?» — подумала девочка и открыла глаза. Как раз в это мгновение ее ноги, а вовсе не копытца — встали на что-то твердое…
Изогнутая к небу поляна, окруженная кривыми черными деревьями, открылась перед глазами. Какие удивительные желтые цветы! Кувшинки? Соня потянулась к цветку и отпрянула, вскрикнув, — из красноватой сердцевины на нее глядели грустные человеческие глаза:
— Не срывай меня!
Тонкий голосок прозвучал в голове девочке, и тут же вслед за ним вся поляна огласилась криками:
— Не срывай! Мы и так настрадались!
— Я не буду, — прошептала Соня.
— Не срывай!
— Я не буду, — крикнула девочка, затыкая уши — писк цветов был невыносимым. Голоса примолкли, кувшинки задремали, наклонив к земле желтые головы.
— Соня!
Из-за широких стволов показалась Анжела — растрепанная и испуганная.
— Осторожно, мама, — крикнула Соня. — Здесь говорящие цветы.
Из-за плеча Анжелы послышался хриплый смех. Показалась Грипл, похожая на белую ворону. Она недоверчиво оглядела поляну и нагнулась, желая потрогать желтый бутон.
— Не трожь меня, — грубо выкрикнул цветок и завернулся в лепестки, как в воротник плаща.
— Ну и ну! — покачала головой старуха.
— А я думала, вы знаете здесь все, — укоризненно проговорила Анжела, но Грипл посмотрела на нее так, что она мучительно покраснела.
Здесь, на дне озера, поднялся ветер. Деревья сумрачно зашумели, и цветы припали к земле, дрожа. Словно сотни желтых гномиков пали ниц.
— Мы правда были зверушками? — шепнула Соня на ухо матери.
— Что? — встрепенулась Анжела и удивленно вскинула брови. — Я же сказала тебе — не прыгать с берега! Когда ты, наконец, будешь меня слушать?
— Я знала, что в этом озере нет воды, — пошутила Соня. — Кстати, почему?
— Какая любопытная, — восхитилась Грипл, пристально глядя на девочку. — Ты восхищаешь меня, дочка!
— Почему в озере нет воды? — настаивала Соня.
— Тебе кажется, что нет, — вздохнула старуха. — Так Мисош заманивает своих жертв… Вон их сколько, — иссохшая, как старое дерево, рука Грипл, дугой обвела поляну. Соня, ничего не понимая, глядела на кланяющихся желтых гномиков. Только когда Анжела, вскрикнув, упала на колени и принялась заглядывать в каждый цветок, девочка осознала, что к чему.
— Не смотри на нас. Мы стеснительные. Не смотри! — заголосили кувшинки.
Соня кинулась к матери, чтобы помочь ей отыскать Фила и Рики в желтом море.
— Прекратить, — разгневалась Грипл. Цветы тут же смолкли, и Анжела прекратила лихорадочно заглядывать в стеснительные бутоны. Она вопросительно смотрела на старуху из-под упавших на глаза волос.
— Это не твои муж и сын, а всего-навсего их образы.
— Но…
— Не спеши рвать на себе волосы, — Грипл устало повела бровями. — Мир не стоит на месте, меняется… Ты сама меняешься, и твоя дочь меняется, и я! Посмотри — мы совсем другие, чем мгновение назад… Как знать, может быть, еще не все потеряно…
— А-а-а!
С неба упал Рис Листок.
— Вот и полиция, — обрадовано выдохнула Соня.
— Что за белиберда? — пробормотал Рис, оглядывая желтую поляну. — Я сплю? Ущипните меня!
— Подними задницу, олух!
Молодой полицейский подскочил едва ли не на два метра. Смятый им цветок распрямился и принялся честить Риса, на чем свет стоит. Соня рассмеялась.
— Ты много возомнил о себе, братец, — кричал цветок, брызжа белым соком. — Если нацепил на грудь значок, значит можно танком напролом.
— И — извините, — заикаясь, пробормотал Листок.
— Смотри ж у меня, — цветок успокоился, пригнулся к земле и захрапел.
Полицейский вскинул голову и удивленными глазами уставился на Соню — красную от смеха, он хотел что-то сказать, но, по-видимому, не смог подобрать слова и махнул рукой.
Недолго на желтой поляне стояла тишина. Цветы снова завопили, когда на поляну обрушились Алекс и Жук. Тяжелый ботинок Жука едва не съездил Соню по голове, а Тимпов, уже сидя на твердой почве, делал руками движения, словно плыл в бассейне по-собачьи.
— Алекс, приплыли, — крикнула Соня, весело смеясь, ей показалось, что мир вокруг посветлел, и не было никакого Мисоша, и не было озера, а была веселая желтая полянка, куда они пришли на пикник. Но эйфория быстро прошла.
— Что это? — заикаясь, спросил Тимпов. Бледный лоб его покрылся испариной.
— Просто говорящие кувшинки, — как ни в чем не бывало сказала Соня.
— Я не о том! Прислушайтесь!
— Пожалуйста, не трогайте меня! Пожалуйста!
— Эти цветы всегда так кричат, — рассердилась Соня, забыв, как несколько минут назад сама улепетывала от желтой армии.
— Какие цветы? Это голос Нори Гормис!
— Нори Гормис? — встрепенулся Рис. — Девочка, утонувшая прошлым летом?
— Нори? — Алекс наклонился к цветку.
— Не трогай меня!
— Пойдемте, — резко бросила Грипл. — Если бы я могла…
Она не договорила и двинулась с поляны в самую чащу. Соня с изумлением глядела ей вслед. Только что она ясно увидела две крупные слезы под глазами у этой суровой старухи.
Неужели где-то на земле есть города и деревни, и там живут люди, ходят на работу, в школу или даже в баню, завтракают, обедают, ужинают или постятся и не подозревают вовсе ни о каком Мисоше?
— Соня? — окликнул ее Жук и тут же скрылся из виду.
— Подождите!
Девочке казалось, что проникнуть в чащу, где мрачные стволы сурово переплетены черной тонкой лозой, невозможно. Но деревья расступились перед нею, словно приглашая войти в темный тоннель, в котором секундой ранее исчезли ее спутники.
Глаза долго не хотели привыкать к темноте, и прежде чем Соня начала различать что-то перед собой, ей пришлось пережить несколько неприятных минут сплошных шорохов, шепотов и холодных прикосновений, не понятно — чудовищ или просто веток?
— Мама? — тихо позвала девочка.
Деревья зашептались, зашумели.
— Мама, — позвала Соня чуть громче, и тут же какая-то ветка, извернувшись, больно ударила ее по губам. Здесь предпочиталось молчание, и с этим необходимо было смириться. Девочка поняла это и тихонько пошла вперед.
Но идти долго у нее не получилось — тоннель уперся в стену, на ощупь каменную, сплошную и совершенно непреодолимую. Но куда все подевались? Куда? Не могли же они, в самом деле, провалиться сквозь землю?
